Утром на небе не было ни одной тучки, и день обещал быть солнечным. Мурат шёл, и что-то бормотал себе под нос.
— Вы молитву читаете? — спросил я.
— Нет, я читаю стихи!
— Может, прочтёте? Если не трудно…
Выше бы! — к облаку,
К высшему ко благу
Рвёшься. Что, взяв с него,
Шлёшь смертным вящего?
Что ненавязчиво
Шепчешь участливо:
Как жить нам счастливо? —
Церковь Никосрцминды!
Вор — расхититель вёрст —
Взор твой грузинский
Востр,
Тёсан снованием птиц —
Взмётом и свалом ниц.
Крыльев бы! — крыльями
Синими, сильными
Правишь над скирдами,
Церковь Никосрцминды.
Струны не тронуты,
С лирой мы — омуты:
Немы, но поняты
Той, что с Творцом «на Ты».
Не каменей ничуть!
В сердцебиении — суть,
Время стареет? — пусть!
Церковь Никосрцминды! [1]
— Вот это да! Здорово!
Когда я слушал, остановился, дабы не пропустить не одного слова. Поэзию я не любил, но это, как мне показалось, было выше обычных рифмованных строчек и духовно ближе Кавказу. И Мурат читал с таким чувством, и голосом, что спина покрылась гусиной кожей.
— Кто это написал? Вы?
— К сожалению, друг мой, не я. Это написал — Галактион Табидзе, один из любимых мной поэтов. Он уже умер, но то, что им написано, будет всегда в сердце народов Кавказа. С ним, кстати, произошёл очень интересный случай. Его наградили орденом Ленина! Для любого человека это была большая честь, получить такой орден. И вот, в газете появляется объявление, что награда утеряна. Это в те годы, представляешь? За потерю партбилета, могли из партии исключить, или даже в тюрьму посадить, а тут такое. По Тбилиси поползли слухи, Кавалеров ордена Ленина было не много, и сразу стало понятно, чей это орден. Народ затаил дыхание, все ждали, что же будет дальше. Галактион потерял свой орден по пьянке, и этому были свидетели. Товарищ Сталин простил Галактиона, он в то время считался народным поэтом Грузии. Выпивал он здорово, а музы как известно дружны с Бахусом. Вместо воды грузины пьют вино, и это считается нормальным. Песни Галактиона распевала вся Грузия. В тридцатые года, он начал писать поэмы, которые восхваляли коммунистов, но ещё больше пил после этого. В 1937 году, арестовали многих грузинских поэтов, но Галактиона не тронули. Люди всё чаще видели его лежащим пьяным на улице. Для грузин это неслыханно. В каком бы состоянии не был человек, но домой он всегда приходил. На шестьдесят шестом году, он покончил жизнь самоубийством. Об этом случае тогда не было сказано в газетах ни одного слова. Сделали пышные похороны, стихи его, и поэмы начали печатать даже большими тиражами, чем при жизни. И тишина. Архив его был опечатан сотрудниками КГБ, и долго не говорили об этом вслух. Боялись, и не желали той же участи. Он выбросился из окна своего дома, и так и лежал в луже крови, пока не приехали медики, и не констатировали смерть. Но он был абсолютно трезвым в тот день. Многие великие заканчивали, таким образом, жизнь. Теряли веру в идеалы партии и правительства. Печальная история…
— Да уж, — сказал я и задумался над тем, сколько действительно творческих личностей, покончили жизнь самоубийством. Если всех перечислить, вместе с краткой биографией, получиться не одна книга.
Впереди у нас был горный ручей, и мы остановились, чтобы передохнуть и набрать воды. Игорь проверял свою винтовку, а Мурат, что-то говорил Руслану. Я поднял голову, и увидел в небе тёмную точку, которая к нам приближалась. Это был вертолёт, и Мурат крикнул, чтобы мы спрятались за деревья. Гул нарастал и приближался. Вертолёт шёл низко, почти задевая верхушки деревьев. Когда он уже был над нами, мы увидели лицо пилота, и людей, которые там находились. Лётчик вертел головой в разные стороны, и что-то высматривал. Это был военный вертолёт, правда, без каких-либо опознавательных знаков. Он удалялся в том направлении, куда мы шли. Мы решили сделать привал, и отдохнуть. Я натёр ботинками ноги и мозоли кровоточили.
— Не по нашу ли душу вертолёт? — сказал задумчивый Игорь.
— Может и по нашу, — ответил Мурат. — Не зря нас преследовали, кому-то мы, как кость в горле. Если это те же люди, тогда нас будут ждать, и устроят приём в нашу честь.
Он усмехнулся и повертел как игрушкой пистолетом.
— Оружия, конечно, мало у нас, по этому придётся пользоваться трофейным. Проберёмся в лагерь ночью, а там уже по обстановке. Игорь, ты займёшь место в засаде, будешь наблюдать, сколько их, как вооружены.
Руслан открыл консервы, и мы перекусили.
— К вечеру должны быть возле лагеря, — сказал нахмуренный Мурат. — Что думаешь Игорь?
— Здесь уже проходили туристы, вон и котелок валяется, и пустые консервные банки.
Игорь достал из воды старенький, поржавевший котелок.
— Ещё с войны остался, хорошо кстати сохранился.
Он вытер его тряпкой, пробуя очистить от накипи.
— Совсем недавно, в нём готовили еду.
Он вырвал пучок травы и начал тщательно чистить.
— Вот видите, накипь свежая, легко вытирается. А вот и окурок.
Он достал его из высокой травы.
— «Мальборо»!
— Следопыт ты хороший, — сказал Мурат и громко засмеялся. — Полчаса на сон и в путь.
Он расположился в траве, поставил рюкзак под голову и задремал. Я тоже не терял время, быстро продезинфицировал ногу, и прилёг на мягкую и пушистую траву. Руслана не было. Он исчез после разговора с отцом.
Зураб появился неожиданно и сразу спросил:
— Ты искала меня, зачем?
Я смотрела в его глаза и видела в них Тамару. Черты лица у Зураба тоже были материнские. Тёмные густые волосы, нос с горбинкой, подбородок, с небольшой ямочкой.
— Ты знаешь, — сказала я ему, — ты очень похож на свою мать.
Он удивился, и ответил: — Что ты придумываешь? Откуда тебе знать, как выглядит моя мама? Шутить вздумала….
С грозным выражением лица, он двинулся на меня. Парень он был статный и довольно широкий в плечах. Камуфляж, не мог скрыть атлетического телосложения.
— Подожди, — сказала я ему, — я тебе сейчас всё расскажу.
— Если ты будешь врать, то клянусь Аллахом, я убью тебя.
— Убить меня ты всегда успеешь, — ответила я ему. — Садись и послушай.
Он присел и поставил рядом автомат, охранник вышел и закрыл дверь. И я рассказала Зурабу о Москве, заложниках, Тамаре, и о том, что она дала мне кольцо. Он внимательно, с интересом слушал, а потом спросил:
— Кольцо матери у тебя?
— Нет, оно осталось у моего парня.
— Как мать моя умерла?
— Я не видела, мы с ней поговорили, и она ушла, я осталась одна, и уснула. От сильного взрыва, выбежала и направилась бегом к выходу. Спецназовец, принял меня за террористку и выстрелил. Я упала, потеряла сознание, и как погибла Тамара, не знаю.
— Мир праху её, — сказал Зураб, и слёзы потекли у него по щёкам.
Я впервые в своей жизни видела, как плачет мужчина.
— Аллах отомстит всем неверным, — сказал он со злостью, и посмотрел вверх. Потом руками вытер слёзы, и попросил, чтобы я рассказала о последних днях матери.
— Я благодарна ей, она спасла мне жизнь и не один раз. Не знаю почему, но она помогала мне. По душам мы с ней говорили не один час. Пускай тебя не обидят мои слова, но я видела по её поведению, как она жалела о том, что произошло. Прямо не говорила об этом, конечно, но боль сожаления отражалась на её лице и глазах. Мне очень жаль, Зураб, твою мать. Она мне говорила о семье, муже, который погиб, детях.
— А как ты здесь оказалась? — спросил он.
— В последний наш разговор, она дала мне кольцо, и попросила, чтобы я нашла тебя или твоего брата. И передала в руки то, что принадлежит твоей семье. Я пообещала ей это сделать, и дала слово, что выполню. Мой парень журналист, работает в газете, его послали в командировку в Грозный. Вот так мы, вдвоём, и оказались на Кавказе. Я должна была тебя найти и отдать кольцо.
— Ничего не пойму? Как ты сюда попала?
— В поезде меня выкрали двое кавказцев, и так я оказалась в плену. Какой — то парень, зовут его Максим, хочет меня продать.
— Я знаю его, он не хороший человек.
Зураб поднялся, и начал ходить по комнате, гремя тяжёлыми ботинками.
— А где твой парень? И что с ним?
— Может он в Грозном, или вернулся в Москву? Не могу тебе сказать. В Грозном нас должен был встретить друг моего отца, и помочь нам, вот и всё, что мне известно.
Зураб собрался уходить, взял автомат и направился к двери.
— Верь мне, — сказала я ему, — я говорю тебе правду. Мне не зачем обманывать.
Уже в дверях, он повернулся и сказал:
— Я подумаю и решу, помогать тебе или же нет. Хорошо и складно у тебя всё получается, но вот кольца нет — главного доказательства.
Поверил он мне или нет? А кольцо? Это же настоящий факт! Жаль, что оно осталось у Сашки. И я снова начала грызть ногти, как девчонка. Сомнения действительно меня одолевали, и я уже жалела об обещании Тамаре.
