Леня сказал, что журналист спит на диване. Он стоял спинкой к входу.
Хейфец освободил одну руку и показал таджику, чтобы тот обошел диван справа, а сам, пригнувшись, прокрался с другой стороны.
Улыбка промелькнула на лице Карла: журналист мирно спал на животе, повернув голову к окну. Его продолговатое лицо мягко подсвечивалось от окна. Хейфец с минуту смотрел на Мельника, что-то подобно жалости стало зарождаться внутри. Мирза был готов. Глаза Хейфеца сказали «да».
Таджик смело подошел к спящему. Коленом левой ноги он придавил лежащего к дивану, а правой рукой выдернул из-под головы подушку. И тут же накрыл ею голову человека. Тело забилось, и Мирза распластался на нем, придавливая своим весом. Хейфец убрал пистолет за пояс, перехватил сильную руку журналиста и больно вывернул ее. Тот на секунду замер. Мирза откинул подушку, быстрым движением выхватил нож и приставил лезвие к горлу Мельника.
– Будь умным мальчиком, и добрый Мирза не сделает тебе больно, – прохрипел он ему в самое ухо; молочного цвета слюни капали изо рта таджика на волосы Мельника.
– Привет, Гаврилов, – поздоровался Хейфец, продолжая держать его руку. – Ты проиграл. Но все же я хочу с тобой поговорить. Только веди себя смирно. Коли согласен, кивни головой. Мирза даст тебе эту возможность. Но если ты крикнешь, он перережет тебе горло.
Веки Мельника были плотно закрыты, он тяжело дышал. Из-под лезвия ножа показалась тонкая струй-ка крови.
Карл покачал головой.
– Убери нож, – жестко сказал он Мирзе.
– Но он еще не дал согласия, – возразил таджик.
– Ты слышал, что я сказал?
Мирза дико взглянул на Хейфеца, но давление на нож немного ослабил.
– Теперь он может говорить.
Карл хлопнул его по плечу.
– Мячеев в курсе твоего расследования?
Раздался смех Мельника.
– Я что, кажусь тебе полным идиотом?
Карл с сомнением покачал головой.
– Не знаю, верить тебе или нет.
– А куда тебе деваться? Придется поверить.
Мельник говорил с трудом, голос немного дрожал. Волосы упали, закрыв щеки, и Карл не видел его лица. Он подошел к компьютеру. Включив его, он запустил с дискеты, которую прихватил с собой, программу Fdisk, дал подтверждение, что вся информация на диске С при форматировании будет потеряна, и, пока шло форматирование одного логического диска, открыл ящик стола и вынул несколько коробок с дискетами. Проверив другие ящики, Карл подошел к стеллажу. Папки на нем были помечены ярлыками: 1991, 1992, 1993…
– Люблю аккуратных людей, – сказал он, снимая папки за последние пять лет. – Лишние не помешают.
У Мирзы затекла спина, он болезненно сморщил-ся и посмотрел на товарища.
– Давай кончать его, чего тянуть?
– Успеешь, – отрезал Хейфец и вернулся к компьютеру. Он проделал ту же операцию с диском D, вторым и последним.
Мельник молчал, от тошнотворного дыхания таджика его выворачивало наизнанку.
Мирза потерял терпение. Он убрал нож от горла и, широко размахнувшись, с хрустом всадил его в затылок своей жертве.
Хейфец резко обернулся. Мельник извивался под таджиком, пытаясь рукой достать рукоятку ножа.
– Смотри, смотри! – возбужденно заговорил Мирза. – Он не сразу умрет! Минут через десять, не раньше.
Хейфец мотнул головой и быстро подошел к дивану. Вытащив пистолет, он приставил его к затылку Мельника и дважды нажал на курок.
Тело дернулось и обмякло.
Карл переместил ствол «беретты» и ткнул им в верхнюю губу Мирзы.
– Кто тебя просил, а?! Убью!!
– Давай, Карл, – усмехнулся таджик.
Хейфец убрал пистолет. Он приподнял голову Мельника и покачал головой.
Вынув из кармана пластиковые мешки, он сложил в них папки и коробки с дискетами, побросал сверху аудио– и видеокассеты.
Садясь в машину, Карл велел Лучникову ехать на ферму.
– А бабу? – спросил Мирза. – Мы же должны замочить еще и бабу! Белуха сказал.
– Поехали, Дима, – повторил Хейфец.
Возле закусочной «СТОП!» Карл выволок из машины таджика и быстрым, неуловимым движением руки ударил его в висок. Мирза покачнулся, но не упал. Он даже попытался вытащить нож. Карл подпрыгнул и ударил его ногой в подбородок. Он даже через ботинок почувствовал, как хрустнула челюсть Мирзы. Наклонившись над таджиком, Хейфец прошипел ему в ухо:
– Теперь ты будешь слушать только меня, сука, понял?
И едва воздержался от повторного удара.
Солнце стояло в зените, по небу плыли ослепительно-белые облака. Звероферма, словно наверстывая упущенное, стремительно окуналась в повседневную рутину.
Скрипнули двери ангаров, тем же звуком отдались колеса тележки, первая партия животных поступила в лабораторию. Мрачный Мирза Батыев выволок из ангара черный мешок. Двое рабочих катили следующую тележку, в ней – два голых человека. Они неподвижны, только глаза живут на изможденных лицах, они ощупывают каждый кусочек неба, впитывают в себя ослепительные лучи полуденного солнца. И – сохраняют абсолютное молчание.
Завтра вы узнаете, что такое настоящий страх.
Человек в клеенчатом фартуке посмотрел на показания микровольтметра, равнодушно осмотрел очередную партию животных, на которых надели ошейники и пристегнули цепями к металлическому столу, и вышел из ангара. Закрывая дверь, он увидел Мирзу. Таджик вытащил из печи раскаленные клещи и не спеша направлялся к своей жертве.
Специалист по собакам.
Наготове стоял еще один человек, в его руках отполированные прутки из нержавеющей стали.
Алберт Ли закрыл дверь, и в тот же миг до него донесся нечеловеческий крик.
Он был ужасен и неимоверно долог. Он на высокой звенящей ноте обвинял, казалось, небеса, просил быстрее пресечь его страдания, которые вместили в себя муки всех живущих на земле.
Не переодеваясь, экстрасенс прошел в контору. Его встретил измученный, безвольный взгляд Губенко. Вениамин провел ночь без сна, лицо изможденное, сосуды на глазах полопались.
– Ну, что там? – спросил Белуха, поднимаясь с кресла.
– Приступили к работе, – ответил Ли.
От этих слов Губенко побледнел еще больше. Впервые он почувствовал, что у него есть сердце, оно надсадно защемило. Вениамин мог найти моральную поддержку в Хейфеце, но Карл мирно спал в соседнем домике.
Белуха брезгливо осмотрел компаньона. Потом, словно прочитал его мысли, возвратился к утреннему разговору с Карлом. Помощник не выполнил его задания. Карл и пальцем не тронул Ирину Голубеву. В течение пяти минут он и Мирза Батыев пообщались с женой журналиста с глазу на глаз. И Хейфец коротко доложил Белухе:
– Она ничего не расскажет.
– Что это значит? – грозно спросил шеф безопасности.
– А то, – дерзко ответил Карл, – что нам не нужны лишние трупы.
Белуха был вне себя от гнева.
– Ну-ну, продолжай, – едва сдерживаясь, произнес он.
Хейфец уселся напротив шефа и спокойно продолжил:
– Я знаю, тем двоим, что сейчас сидят в ангаре, не жить. Но, следуя твоей логике, нам придется убрать и знакомого Вениамина, через которого он толкал глюкозу, – Барышников, если мне не изменяет память. У того есть подруги, знакомые, родственники. У тех тоже есть близкие им люди. Давай команду, Андрей. Но, пожалуй, начнем с жены журналиста. Потом прикончим ее мать, соседей, сослуживцев, однополчан ее отца… К следующему году мы сможем вплотную приступить и к самому Барышникову. Если нам и суждено сгореть, то дров под нами и так достаточно, от нас не останется и пепла.
Белуха промолчал. Наверное, подумал он, Карл прав. И хорошо, что он самостоятельно распорядился судьбой Ирины Голубевой. Дальше Белуха пошел по стопам своего младшего товарища.
С прежним отвращением глядя на Губенко, он как бы невзначай проронил:
– Только бы Мирза не перестарался.
Вениамин медленно поднял голову. На его лицо набежала гримаса. Он ждал, что скажет Белуха дальше.
– Ты сказал, чтобы Мирза только напугал их?
Алберт Ли ответил утвердительно и присел на стул.
– Однако мне придется проконтролировать его. – Белуха от порога окликнул Губенко: – Веня, а ты не хочешь попрощаться со своими компаньонами? – Он хрипло рассмеялся и вышел за порог.
Развеев не верил в чудеса, но вот с него снимают ошейник, бросают к ногам одежду. Чей-то повелительный голос приказывает ему одеваться. Он механически выполняет указания. Ложкин – нет. Леня стоит на коленях, короткая цепь натянулась, ошейник врезался в горло. Ложкин мертв. Наркоман умер от разрыва сердца, когда Мирза поднес к его лицу раскаленные клещи. И таджик оправдывается перед властным человеком.
Развеева даже не предупредили, чтобы он молчал. К чему? Он все понял, до конца дней своих будет просыпаться в холодном поту и вспоминать этот кошмар. Длинные спутанные волосы упали на лицо, мешают смотреть. Его руки трясутся на баранке «жигуленка», и Развеев, свернув на обочину, долго приходит в себя.
