- Да перестань ты так ноздри раздувать, в твоем возрасте опасно так пыхтеть.
- Щенок! Падла! Я тебя.
- Седой, я тебе говорил, - подал голос бритолобый, помогая подняться старому урке. - И это он еще в цепях. Сними их - и у нас могут быть проблемы.
- Не гунди! Ты что это, псина, пугать меня вздумал? Старый вор в законе никогда никого не боялся!
- Да ты что, я ж не в том смысле. Просто я хочу сказать, что это какой-то непростой фрайер.
- Цыц.
Седой и скопец, наконец, встали и нависли над все еще лежащим с собакой Андреем. Прошла минута, другая, но старик молча разглядывал пленника. Наконец он принял решение.
- Отпусти Лаврентия.
Андрей спокойно, не спеша разжал цепь, и собака, хрипя, виновато подползла к своему уродливому хозяину. Тот что есть дури огрел ее палкой по хребту. Пес страшно закричал и пустился на полусогнутых лапах наутек.
- Значит, один из бандерлогов твоего корешка Клима замочил Кобу? Хм, назвать так собак. У тебя есть чувство юмора, дедуля.
- Слышь, борзота, ты кто такой и чего тебе надо?
- Наконец-то. Ответ на вопрос «кто я такой» тебе не нужен, потому что это не имеет отношения к делу, а вот чего мне надо, я скажу: вы, ребята, в поселении похитили одного священника.
Два главаря переглянулись.
- Это того попа, что ли? - бритолобый невольно проговорился от облегчения, что речь идет не о секте и не о наркотиках, а о каком-то никчемном молодом попике из заброшенного прихода.
Но Седой зло ткнул скопца в бок, отчего тот крякнул и прикусил язык.
- Клим, твою…! Мелешь языком, как помелом метёшь! Это ж гэбэшник, в натуре! Я их за версту чую!
Андрей засмеялся:
- Ага, чекист с Лубянки. Ты, видать, уже того, совсем старый стал. Подумай сам: был бы я чекист, пришел бы я сюда один?
- Не, фрайерок, ты тут горбатого не лепи. Про попа ты только что с ходу приплел, для отмазки, потому как повязали тебя у америкосов. Что ж ты там делал, если знал, что поп у нас? Нет, вынюхивал ты именно америкосов! Вот они нюхальник тебе и прищемили, да и отправили сюда, к твоему паровозному знакомцу на расправу. Ну, чаво молчишь, как рыба об лед?
- На все твои расклады - тьфу и растереть. В поселении, где служил поп, обрисовали тебя один к одному, не спутаешь, так что искал я именно тебя. И именно ты со своими подельниками мог беспредельничать: воровать, похищать, убивать.
А к американцам я попал, потому что погнался за волохатым амбалом. Думал, что он по вашей наводке озорничает, а потому приведет прямо к вам. А он, вишь, привел к американцам. Ну и что это поменяло? Да ничего! Дал себя стреножить, потому что увидел вот этого кадра. Потом - вертолет и нате, наше вам с кисточкой! Ну что, правильно я все рассчитал?
- Ты хочешь сказать, что все это время пёр прямо ко мне?
- С самой первопрестольной!
- Ушлый ты, фрайерок. Уж больно неправдоподобно, потому как дюже складно.
- Врет, гнида! Да врет же, Клим, ну ты что! - не вытерпел бритоголовый.
- Закрой хавальник! Продолжай, фрайерок.
- Чё продолжать? Все просто, как дверь: я - вот он, священник - у вас, а большие люди в Москве ждут результата. Всё.
- А ежели мы его уже чик-чирик? Да и тебя сейчас заодно?
- Ну, это вряд ли. Он наверняка жив, а насчет меня. Короче, мы будем байки травить или перейдем к делу?
- Излагай.
- Нет, сначала я должен увидеть священника. Да и не здесь же и не при этом скопце говорить о серьезном деле!
- Седой, да разводит он тебя, ты что! - бритолобый вдруг с ужасом понял, что добыча снова ускользает из рук, что его обидчик снова может остаться безнаказанным. - Дай сначала я его обработаю по-своему, а потом будет видно.
Главарь сектантов осекся на полуслове: седой бандит молча метнул такой взгляд, что у Андрея больше не осталось сомнений, кто здесь главный. Значит, расчет оказался правильным.
- Ладно. Пойдешь со мной. Если правду баешь и мне с этого светит интерес - будет тебе свиданка. Но если порожняк гонишь - порежем на ремни.
И, повернувшись, к бритолобому, коротко бросил:
- Расстегни браслеты и поди пока.
- Но, Седой!..
- Всё! Пока иди. И жди от меня вестей. Иди, говорю! И вертолетчика пока забери с собой. Мне лишний рот ни к чему.
Скопец потоптался немного между могилками, с досадой плюнул, мотнул головой одному из бандерлогов, чтоб тот расстегнул цепи, и резко зашагал прочь.
- Пошли, что ли.
Старый бандит заковылял с кладбища. Рядом с ним шел Андрей Марченков, один из лучших морских диверсантов России, а, следовательно, и мира. Но бывший вор в законе Седой об этом не знал.
Расстояние, которое можно было пройти за пять-семь минут, Андрей с Седым прошли за двадцать. За все это время ни один из них не проронил ни слова - своего рода поединок «на слабачка»: кто первый заговорит, то есть кто первый замельтешит. Андрей мельтешить не собирался.
Бывший лагерь заключенных, или теперь поселение, сохранил общую лагерную конфигурацию: по периметру высокий забор с колючкой и четырьмя вышками по углам, четыре одинаковых одноэтажных жилых барака, домик администрации (надо полагать, теперь дом Седого), пару каких-то сараев, склад, погреб, плац посередине лагеря и небольшое бетонное сооружение с решетками на краю плаца (видимо, карцер). Людей было немного, и все они выглядели одинаково серо. Детей не было видно вовсе. На домике администрации (Седого), как нечто чужеродное и нелепое, сверкала тарелка спутникового телевидения. Андрей, кивнув в сторону тарелки, спросил:
- Ну как, в курсе всего, что творится в мире?
- А-а, ты про это. Смотрю. Скажу тебе одно: везде бардак и полный беспредел. Как ни западло признавать, но при усатом был порядок. Всех строил, и ту же Америку. А сейчас те, кто наверху, ведут себя хуже петухов опущенных. Ладно, пришли.
К ним подошли несколько мужиков в одинаковых серых рубахах и с физиономиями, про которые когда-то смачно сказал писатель Микки Спиллейн: «По этой морде били всем, кроме ковша от экскаватора». Подошли молча, ожидая указаний своего пахана.
- Приведите ко мне попа.
И всё, коротко и ясно (Андрей с облегчением понял, что не ошибся в расчетах). Да, дисциплина здесь была еще та. Замешанная на страхе, конечно, но все-таки дисциплина.
- Заходи, гость дорогой. Хотя, насколько дорогой - посмотрим.
Обстановка в доме Седого навевала тоску: все какое-то корявое и немаркое, без радости. Сказать, что все добротное - тоже нет. Большая комната, в которую они прошли, видимо, была гостиной. Седой кивнул на стул за столом в центре. Сразу после скрипа стульев в комнату вошла поблекшая женщина неопределенного возраста и молча замерла у дверей.
- Сооруди чего-нибудь пошамать побыстрей.
Женщина также молча удалилась.
Старый вор включил настольную лампу и направил абажур в лицо Андрею. Тот не отвел взгляд и даже не зажмурился.
- Ну давай, рассказывай. Чем же этот молодой попик такой козырный, что из самой Москвы за ним присылают матерую ищейку?
- У него в Москве на самом верху есть родня, которая за него беспокоится. Они прислали меня. Договориться. Договоримся - все будет хорошо. Не договоримся - все будет плохо.
- Та-ак. Пугаешь. Берешь на понт. Так ведь я давно уже не малолетка какая, чтоб меня на дешевый понт брать. Поясни, что значит «хорошо» и что значит «плохо».
- Давай начну с «плохо». Плохо будет, если священник не вернется хотя бы в поселение. Пусть не в Москву, но хотя бы в поселение. Это минимум. Целый и невредимый. Если этого не будет, в Москве обещают вспомнить о забытом в 1953 году лагере и всех, кто здесь сейчас находится. Поднимут архивы, пришлют роту НКВД, потом сперва прижмут хвост местным силовикам, которые вас тут крышевали, а потом зачистят и вас самих. Где ж тут дешевый понт? Все будет по-взрослому.
Как старый бандит ни хорохорился, но при словах «архивы» и «НКВД» он едва заметно побледнел и пару раз дернул кадыком.
В дверь тихо постучали. Видимо, прислуга принесла еду.
- Неси!
Через минуту стол был уставлен грубой, но сытной пищей: посреди стола чугунок с дымящейся вареной картошкой, рядом - большая миска соленой капусты, миска с огурцами и зеленью, на разделочной доске - крупно нарезанное сало, в плетеной плоской корзиночке на чистой тряпице белели десяток отваренных яиц. Дополняла стол ароматная краюха хлеба и литровая бутыль мутной сивухи.
Седой расставил стаканы и ловко наполнил их до краев вонючей самогонкой. Но Андрей все же успел сказать «я не пью».
- Закрой рот и пей. Давай за то, чтоб твои байки мне не наскучили.
- Я же сказал, что не пью.
- А я тебя не спрашиваю, пьешь ты или нет. Бери стакан и лакай!
- Слушай, дед, на хрена оно тебе надо, а? Чё ты ко мне прицепился со своим пойлом. Хочешь - пей, а я не пью по жизни, понял? И хватит, этот вопрос закрыт.
С поднятым стаканом старик не долго находился в застывшей позе. В конце концов он пожал плечами, презрительно сплюнул и жадно, словно воду, выхлебал в себя стакан непрозрачной жижи.
- Хрен с тобой, мне больше будет. Давай трави дальше. С плохим раскладом понятки. Давай теперь про хорошее излагай.
