Андрей встал.
- Ну, бывай здоров, господин вор в законе Седой. Даст Бог, больше не свидимся.
- И ты не хворай.
Пришли в небольшую комнату в дальнем бараке около самого забора. За забором - запретка. Сразу за запреткой - еще один забор и тайга. Отец Арсений был уже в комнате.
- Благословите! - Андрей прямо с порога подошел под благословение.
Сидящий на деревянных нарах поникший, словно безжизненный, священник изумленно повернулся к человеку, которого он только что видел у главаря бандитов. Тот стоял перед ним со сложенными крест-накрест ладонями и склоненной головой.
- Бог благословит, - машинально проговорил батюшка, вставая, и привычным движением перекрестил склоненную голову. - Вы кто??
- Вам привет от отца Василия, от всех прихожан Нового Фавора, лично от архимандрита Илии, а также из самой патриархии.
- Из Москвы?? Так вы из самой Москвы?? Боже мой!! - отец Арсений от избытка чувств сперва обхватил голову руками, затем плюхнулся на нары, потом вскочил, порывисто обнял своего странного спасителя и, сложив пальцы для крестного знамения, зашарил глазами по углам комнаты, которая была небольшой закрытой частью лагерного барака. Не найдя святых икон, он перекрестился просто в сторону окна, где лес приветливо, как ему показалось, махал своими ветками, и горячо зашептал благодарственную молитву сначала Иисусу Сладчайшему, затем Пресвятой Богородице и Ангелу-хранителю.
Когда молодой батюшка закончил молитву и обернулся к Андрею, это уже был не тот унылый рохля в истертой рясе, а настоящий православный священник, полный воодушевления.
Андрей мягко пресек попытки прорваться целому потоку вопросов у отца Арсения.
- Все, все потом. Завтра утром, ах, нет, уже сегодня засветло вставать. В пять мы встаем и уходим домой. Идти нам в лучшем случае до завтрашнего позднего вечера, в худшем - два дня, вот по дороге я вам все и расскажу. А теперь спать.
- Ну скажите хотя бы свое имя.
- Пока мы отсюда не уйдем - не надо, честное слово. Береженого Бог бережет, не так ли? Завтра всё узнаете. Всё, спать.
После краткого молитвенного правила оба, и священник и диакон, отбились и быстро уснули. Диакон, правда, еще проверил засов на двери и щеколду на оконной раме.
Неизвестно, что снилось счастливому молодому священнику накануне освобождения из плена, а капитану третьего ранга Марченкову почему-то снились бородатые боевики в камуфляже, которые ночью волокли его куда-то сначала в лес, а потом в какой-то странный дом. Это был сон из разряда плохих, потому что в нем Андрей сквозь пелену видел и понимал все, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
(Ничего, этот сон про пленение чеченскими боевиками он видел уже сто раз и знал, чем он закончится.)
В просторной хате, куда его втащили, посреди стояло. женское гинекологическое кресло с приваренными подлокотниками, а вокруг по периметру располагались длинные неокрашенные деревянные лавки без спинок.
(Это что-то новенькое, такого в снах Андрея еще не было.)
За пределом комнаты слышалось монотонное то ли бормотание, то ли пение. Оно приближалось, а вместе с ним приближалась неясная тревога. Боевики куда-то исчезли, а вместо них около кресла появились три фигуры в белых холщевых балахонах-рубахах чуть ниже колен.
(Ну да ничего, во сне всякое бывает. Сейчас он выйдет отсюда прочь и накостыляет всем, кто ни попадется под руку.)
Андрей дернулся к дверям, но у него ничего не получилось. Что за. Да он уже лежит, привязанный к смотровому креслу! Голый! Ремни крепко стянули запястья и щиколотки, но голова свободна. Он начал вертеть ею, оценивая обстановку.
(Что бы значил этот сон?)
- Покройте сего скверного ризами белыми, ибо он жаждет очиститься и убелиться!
Это пропело стоявшее посередине чмо, очень похожее на бритоголового знакомца, и тут же живот, руки и ноги пленника покрыл большой белый платок. Три фигуры воздели руки кверху.
- Эй, этот сон мне не нравится! - хотел крикнуть Андрей, но из него выходило только - М-м-м! Гмр-р-хрр! Гм-м!!
Дергаясь в кресле что есть силы, он вывернулся дугой и увидел. Сзади, сразу за его креслом, привязанный к старой дюралевой больничной каталке, безжизненно лежал отец Арсений в одной набедренной повязке!! И повязка эта посередине была в крови!!!
Андрей дернулся еще раз, снова закричал, но понял, что у него завязан рот. Он мычал и мычал, а многоголосый хор приближался. Пелена рассеивалась. Контуры предметов и клоунов в балахонах начали проясняться.
Вдруг до морского диверсанта Марченкова дошло, что это не сон.
Мгновенно оценив теперь уже реальную ситуацию, он понял, что их с отцом Арсением каким-то незаметным образом усыпили (видимо, газом, потому что в любом другом случае он бы проснулся) и приволокли к соседям, то бишь скопцам. Но вряд ли вор в законе Седой имел к этому отношение - всему виной бритолобый главарь этой секты, который любой ценой хочет отомстить. И теперь он лежит в этом гинекологическом кресле у скопцов, подготовленный к.
О-о, этого только не хватало!
Но тогда отца Арсения уже. Бэ-э-ли-и-н!!
Снова взгляд назад, теперь уже осмысленный.
Точно, православного священника отца Арсения уже оскопили и настала его, диакона Андрея Марченкова, очередь! Стоп, а может, нет? Может, сонного отца Арсения быстренько раздели, привязали к каталке и обмотали смоченной кровью тряпкой, чтобы посильнее запугать его, Андрея? Наверное, так и есть, потому что хоть в полусне, в тумане, но общую картину похищения и общее время он, опытный натренированный диверсант, определить смог. Так вот, слишком быстро у них как-то получилось с отцом Арсением, у скопцов так не бывает. Оскопление - это определенный ритуал, причем почти полностью добровольный, а не просто над сонным ножом махнуть. И вообще, если разобраться, кого они по-быстрому и по-тихому оскопили? Действующего православного приходского священника! Да этот «клиент» для них на вес золота! Говоря современным языком, он для секты - самый мощный пи-ар, который можно себе вообразить! Поэтому именно с Андреем им резон расправиться быстро, а со священником они обязательно проведут ритуал как можно более торжественно и «по полной программе». Так что, скорее всего, батюшка еще просто спит. Ну и ладно, пусть, он и так достаточно натерпелся. А мы повоюем. И не будем подавать виду, что раскусили их устрашающую хитрость. Кстати, хорошо, что руки скрыты тряпкой.
Андрей выразительно посмотрел в глаза стоящему посредине в рубахе бритолобому скопцу и гмыкнул, давая понять, что хочет говорить.
Едва заметный кивок - и тот, который справа, подойдя, одним рывком сорвал повязку со рта. Затем подкрутил снизу рычажок, приводя кресло в сидячее положение. Банально: столько мистики, а рот заклеили обыкновенным тарным скотчем.
- Ну, и чего здесь происходит, а, Клим?
- Нет, дорогой неофит и будущий наш брат, здесь я не Клим, а Великий Учитель.
- Слушай, ты, «великий учитель», ты хоть знаешь, что за вон того священника тебя и всех твоих так называемых адептов сначала порвут, как тузик тряпку, а потом то, что от вас останется, упекут в самую северную колонию общего режима, где ваша участь будет мягко говоря плачевной. Даже Седой это понял и отпустил от геморроя подальше, а ты что, такой смелый? Или просто тупой? Слышь, Клим, ты ведь подставляешь не только себя - ты подставляешь Седого, подставляешь китайцев. Но главное, ты подставляешь американцев! Тут скоро такая зачистка начнется, что мама не горюй! И во всем виноват лично ты. Отпусти сейчас же!
Тройка в рубахах стояла молча. Стихло и хоровое пение около самой двери.
- Поздно. Грядите, братья и сестры! - бритолобый так резко выкрикнул, что оба его подручных вздрогнули.
Двустворчатая дверь медленно торжественно отворилась. В зал в две шеренги начали заходить такие же ряженые клоуны, как эта троица перед креслом, только рубахи попроще. Заполнив весь периметр комнаты с обеих сторон, люди замерли и опустили головы.
Бритолобый повернулся лицом к двери и торжественно, нараспев, как поэтесса Ахмадулина, продекламировал:
- Сей призыв страшного Суда
С Авраамовских времен ведет свое начало,
Но не был им исполнен он тогда,
Хоть нож и жертва, все к тому уж лежало.
И названо с тех пор сие непослушание,
В котором почти каждый мущина виноват,
Имя его очищение - обрезание,
А по современнее кострат.
В воцарившейся после «декламирования» тишине раздался еле сдерживаемый смех Андрея. Стоящая рядом троица с укором зыркнула на пленника.
- Хм. Хм. Ой, извините.
И чуть тише, заговорщицки:
- А что? Что я должен делать?
И все-таки прыснул смехом. Люди в балахонах возмущенно переглянулись, пораженные таким кощунством.
Андрей и не думал издеваться, просто он решил разрушить ритуал и максимально затянуть время (он был уверен, что Седой хватится пропавших, догадается обо всем и, как вор в законе, давший слово, явится сюда с разборками, а дальше видно будет). Руки, нужно побыстрее освободить руки.
