Пиво... При одном напоминании о нем перед глазами встали пять, нет семь бутылок ледяного пенного. Значит так, первую – залпом, а вторую, уже не торопясь, нет, тоже залпом. Третью можно будет уже по глоточку. И спать, спать до вечера. Оставшиеся четыре, пусть даже семь бутылок – под соленую рыбку, и снова спать. Ага, щас вам.
– Если б я мог... Дела, блин.
– Да ну их на хрен, такие дела!
– Не могу. Скажи-ка, у тебя есть аптечка?
– Вроде есть.
– Что в ней?
– Ну, бинт есть, йод, презервативы должны быть, – без особой уверенности в наличии последнего молвил Саня и вдруг просиял улыбкой. – Погоди, мне же Оксана целый мешок какой-то хрени приперла!
– Тащи сюда все.
– Понял.
Он приволок на кухню здоровенный пакет. Вывалив его содержимое на стол, я начал поиски. Так, «Фервекс» – на фиг, «Антифлу» туда же, это нам не надо, это тоже, презервативы... разве что на голову, чтобы все видели, каково мне. А вот это подойдет. И это тоже.
– Будь другом, чаю завари. Покрепче.
Я заглотнул сразу три таблетки, запил водичкой и «отполировал» их еще двумя. Минут через пять стало вроде полегче. Потом меня бросило в жар.
После третьей поллитровой кружки чаю туман в голове немного рассеялся, и я решил уточнить, «что же было вчера», потому что сам помнил далеко не все.
– Как я вчера?
– Нормально. Перед тем как вырубиться, все кому-то названивал.
– Дозвонился?
– Может, еще раз попробуешь? Держи, – и протянул мне переключатель кондиционера.
– С этим ясно. А что потом было?
– А потом ты вырубился.
– Даже до кровати не дошел?
– Почему, дошел и даже сам штаны снял, только на автопилоте. Да не парься ты, все прошло как в лучших домах.
Приняв по второму разу душ, я кое-как оделся, распрощался с Саней и, неуверенно переступая ватными ножонками, вышел наружу. Вчерашняя пьянка случилась и закончилась, нужно было как-то жить дальше. За семь оставшихся до отлета часов предстояло помотаться по городу и кое-что сделать.
И вот теперь эта кукла сообщает мне через губу, что я, видите ли, хреново выгляжу. А то я сам не знаю...
– Зато ты, как всегда, неотразима, – любезно ответил я, поудобнее размещая похмельное тельце в кресле напротив.
– Что такой уставший, небось, победу праздновал?
– Просто так наклюкался, без всякого повода.
– Ясненько... Если я правильно поняла, убивать меня пока не будут.
– К сожалению, – согласился я. – Папу благодари.
– И когда я смогу сделать это лично?
– Через два-три дня. Не знаю только, как ты будешь ему в глаза смотреть.
– Как-нибудь попробую, а что, ты ему все рассказал?
– В самых общих чертах.
Действительно, кое-что пришлось адмиралу поведать. От услышанного он постарел лет на двадцать, буквально на глазах.
– Некрасиво...
– А ребят моих убивать красиво?
– Ты же знаешь, не я нажимала на курок.
– Именно поэтому ты и жива до сих пор.
– Даже так?
Даже так, именно. Одно дело, когда наши ребята гибнут, выполняя свою работу, и совершенно другое, когда всякая сволочь начинает по собственной прихоти отстреливать их, как куропаток, прямо, так сказать, по месту жительства. В таких случаях мы всегда стараемся ответить по полной. Вон, в девяносто шестом, одни невероятно крутые мужчины вздумали немного пострелять в пиццерии на Пресне. Уложили, помнится, пятерых, в том числе нашего офицера Вадика Нестеренко с женой. И ничего этим стрелкам не было, потому что у одного была депутатская неприкосновенность, а у остальных двоих – папы. Геша Садко и Благородный Дон тогда решили этот вопрос быстро и изящно.
И вообще, терпеть не могу, когда убивают офицеров. Довелось мне как-то почитывать некого Говлатова. Со щенячьим восторгом расписывая подвиги своего родственника, он поведал, как тот, катаясь в сисю пьяным на машине, сбил насмерть какого-то офицера. Ничего страшного, пишет автор, дело житейское и, вообще, офицер всегда должен быть готовым погибнуть. Я тогда искренне пожалел о невозможности лично встретиться с обоими родственничками, чтобы доходчиво, на пальцах разъяснить этим двум уродам всю глубину их заблуждений... Извините, отвлекся. Что-то мысли разбегаются после вчерашнего.
– В общем, так. Потерпи еще несколько дней, а потом иди на все четыре стороны.
– Я что, могу вернуться в «Русскую сталь»?
– Нет, конечно, – я достал из кармана трудовую книжку и бросил ее на журнальный столик. – Данилова Марина Владимировна уволена за прогулы и утрату доверия со стороны руководства и занесена в «черный список». За компанию с Терехиной Дарьей Андреевной.
– Что же мне теперь делать?
– Что хочешь.
Честно говоря, мне совершенно было не жалко ее, такую красивую. Надоело девушке служить Родине, выветрилась из задницы романтика. Такое случается. Но потом ей вдруг захотелось денег. Очень много денег. Причем, своих. И она не нашла ничего лучшего, как влиться в гнусный бизнес Кащея.
– Любопытно, и сколько же тебе Коленька за меня денег пообещал?
– Десять процентов от суммы сделки.
– ???
– Пять миллионов долларов.
– Надо же, а Юра говорил, что за меня обещали только пятнадцать.
– Ты ему поверил?
Нет, конечно же, не поверил. Кстати, как и тебе, милая. Вот только свести вас вместе для очной ставки, увы, не получится. Ведь именно Юра нажимал на курок в случаях с Мастером и Благородным Доном, а потому наша последняя встреча закончилась для него очень печально. Не мне отменять закон о неизбежной «обратке» за убийство наших ребят. Так-то.
– Ладно, давай прощаться. Надеюсь, больше не свидимся.
– Подожди. Скажи, ты действительно надеешься разобраться с ним?
– А почему нет?
– Даже не пытайся. Против него ты – никто.
– Ты же попыталась.
Такого она явно не ожидала.
– Что? – спросила она, ощутимо вильнув взглядом.
– То самое. Вы же с Юрочкой решили кинуть заказчика и продать меня напрямую. Поправь, если ошибаюсь.
– Это Юра тебе сказал?
– Сам догадался.
– Интересно... А он всегда считал тебя старательным тупицей.
– Это его право.
– Если уж пошла такая пьянка, ответь еще на один вопрос.
– Давай.
– На чем я прокололась?
– Да на всем сразу. Помнишь, что сказал человек по прозвищу Грек? За два года опером не станешь. Уж больно резво ты, подруга, под меня залегла и вообще...
Конечно же, всегда хочется верить, что на тебя, такого милого, почти пятидесятилетнего, вдруг возьмет да и западет со страшной силой невероятно красивая, успешная молодая баба. И все у вас с ней будет как в той сказке... На то она и сказка.
– Что еще?
– Азартен, ты, Парамоша. Не так быстро. Ответь-ка мне сначала на один вопрос. Я, собственно, ради него и зашел.
– Ты же вроде уходить собирался.
– А ты поверила? Я, конечно, безумно рад видеть тебя, но только ради этого не приехал бы. Вопрос такой: кто руководил тобой в Москве?
– Услуга за услугу. Ты отвечаешь на мои вопросы, я – на твои. Ты первый.
– Уговорила, начинай.
– Почему револьвер не выстрелил?
– Моя вина. – В тот вечер мы заснули сразу же после ужина, трогательно обнявшись как котеночки и дружно посапывая. Не выспались, видать, накануне и перенервничали. А может, смена погоды подействовала или та химия, которую я добавил в «Токай».
Минут через десять я выбрался из спальни, оставив роскошную женщину Дашу сопеть в одиночку. Лично мне спать не особо-то и хотелось. Сказывался многолетний опыт работы, здоровый образ жизни, а может, та таблеточка, которую я проглотил в ванной, когда мыл руки перед ужином.
Я открыл дверь и впустил в квартиру топтавшегося на лестничной клетке Фиму.
– Бонд, Джеймс Бонд, – шепотом представился он, подавая мне руку в прихожей.
– Поросенок Фунтик, – прозвучало в ответ. – Проходи, противный, располагайся.
Пока Фима колдовал в гостиной над хозяйским компьютером, я, признаюсь, немного покопался в ее вещах и вскоре обнаружил то, что искал. Бесшумный револьвер ОЦ-38 среди нижнего белья в платяном шкафу и две коробки патронов к нему. Неписанное правило нашей службы настоятельно рекомендует постараться вывести из строя оружие, которое может быть использовано против тебя. Вот я и занялся приготовлением экзотического блюда под названием «патроны вареные, соль и специи по вкусу». Так что следующим вечером я грохнулся на пол исключительно для того, чтобы сделать даме приятно и немного из суеверия: раз в год, говорят, и тушеные патроны стреляют.
– Теперь твоя очередь. Повторяю вопрос, кто руководил тобой в Москве?
– А может, сначала... – она закинула ногу за ногу. Зазвенела цепь, один конец которой был прикреплен к намертво привинченной к полу ножке дивана. Второй заканчивался «браслетом», окольцовывающим лилейную Дашину ножку в районе щиколотки, – а то сижу здесь, как в зиндане.
