Ангел выпрямился и злобно посмотрел на Варяга.
— Так все ж таки знаешь Шекспира? И чего ты мне голову морочил?
— А хрен ли ты меня театрами в рожу тычешь? Ты ж знаешь, что я в столицах не жил! А там, где бывал, там все больше народная самодеятельность — пьески советских драматургов ставят к великим праздникам…
Ангел покачал головой:
— Н-да. Не ошибся Медведь… С пол-оборота заводишься. Так я о твоей памяти. Как это у тебя получается? Что ты, заранее запоминаешь или как?
— Или как. Просто живу, как все, но если надо что вспомнить, слегка напрягаю память и она мне тут же выдает. Либо текст, либо картинку.
— Ничего себе. Теперь понятно, отчего о тебе идет слава непревзойденного игрока. Ты что же это, рубашки карт сразу запоминаешь?
— В картах свои секреты, — усмехнулся Варяг. — Кстати, мой покойный папуля был профессиональным каталой. Так что у меня это по наследству. Карты я чувствую пальцами, мне и запоминать их не надо. Ты мне лучше расскажи об операции, что мне там грозит?
— Да ничего страшного. Просто тебя перекроят и выпустят другого человека. Это тебя, надеюсь, не пугает? Над руками тоже поработают. Можно было бы уничтожить папиллярные линии, — это достаточно просто, например выжечь кислотой, просто сжечь, но это, разумеется, не подойдет. Сам понимаешь, это может привлечь к тебе внимание, а наша задача — сделать тебя неприметным. Решено тебе пересадить кожу с другим рисунком линий. — И Ангел продолжал уже на полном серьезе, точно инструктор давал курсанту летного училища наставления перед первым прыжком с парашютом. — Медведь попросил меня лично проследить за операцией, так что я теперь некоторое время буду твоей тенью. Связь с законниками будет проходить только через меня. Я тебе дам номерок телефона, куда ты и будешь звонить по мере надобности. Телефон будет, конечно, крышевой. Там просто передадут твой звонок по инстанции, и я с тобой свяжусь. А теперь, раз ты такой памятливый, закрой глаза. Быстро.
Варяг повиновался, потому что не чувствовал сейчас никакой угрозы, как это всегда бывало в случае реальной опасности.
— Что стоит на зеркальном столике?
Варяг улыбнулся.
— Уж это я заметил сразу, как проснулся. Это, как понимаю, возникло, пока я спал. Там стоит бутылка «Столичной», армянский коньяк «пять звездочек» и коньяк «Наполеон». Закуску перечислять? Там только на одном блюде с фруктами…
— Хватит. Лучше вставай и примемся за дело, — засмеялся Ангел. — Тем более что повод каков — твое новое рождение.
И когда они уже поднимали бокалы, Варяг вдруг понял, что этим тостом он автоматически включен в число всесильных: он стал небожителем, то есть шестнадцатым.
Владислав нажал кнопку звонка и стал ждать. Сердце заколотилось так, что стало больно в висках. Он боялся того, что сейчас должно было произойти. Никогда еще ему не было так страшно, но и ни за что на свете он не хотел бы лишиться этой минуты. За дверью было тихо; тишина давила на него, секунды казались вечностью, в глубине души он был даже рад, что развязка оттягивалась. И вдруг за дверью раздался ее голос. И Варяг подумал: как же он мог столько времени вытерпеть разлуку с ней, с его Светкой, которую он, дурила, как-то даже подумывал бросить? До конца не осознавая, кем для него стала Светка за эти годы, он решил стать более свободным, лишившись ее!..
— Кто там? — спросила она.
И Варяг ответил:
— Откройте, пожалуйста… я от Владика.
Он сказал так, потому что Владислава Смурова уже не было. Четырежды судимый Смуров остался в клинике, где полтора месяца назад ему сделали пластическую операцию. Гражданин Смуров умер, оставшись в невозвратном прошлом. Даже голос у него слегка изменился и уже принадлежал новому человеку — Владиславу Геннадьевичу Щербатову. Для новой ксивы Варяг выбрал себе девичью фамилию матери…
За дверью была тишина. Тишина давила, становилась невыносимой. Он вспомнил, как почти две недели назад в ресторане, куда затащил его Ангел, после операции не оставлявший его ни на миг, ему удалось незаметно проскользнуть в кабинет администратора, в тот момент пустой. Он набрал казанский телефон Светы и точно так же, как и сейчас, его словно током поразило, когда он услышал ее голос, звонко ответивший: «Алло!» И он, назвавшись Владиком, успел только сообщить, чтобы она немедленно возвращалась в Москву, на квартиру, которую она снимала в течение учебных семестров у дальней своей родственницы Галины… Он тогда ничего толком не сумел ей объяснить — но она послушалась, приехала…
Дверь открылась. Света!..
— Вы от Владика? — неуверенно спросила она, вглядываясь в его лицо. — Что он хотел передать?
Она смотрела в глаза незнакомому мужчине и чувствовала, как сердце ее останавливается, не хватает воздуха. Мужчина был незнаком, вот только глаза… глаза, тяжело и властно изучающие ее.
Ничего не понимая и не осознавая, она посторонилась и пропустила мужчину в квартиру. В полной растерянности закрыла дверь и прошла вслед за ним в комнату. Услышала собственный голос, сдержанно спросивший:
— Вы что-то хотели передать от него? Письмо?
Мужчина сделал шаг к ней.
— Ты меня не узнаешь?
Она хотела крикнуть, что узнала, что сердце ее кричит за нее, но вновь услышала свой холодный голос:
— Простите, но, кажется, мы не встречались.
— Я Владик, — сказал он. — Я Варяг. Всмотрись, что-то же должно остаться от меня прежнего…
И тут же все сразу встало на свои места. Она узнала, узнала! Это был ее Владик! Прежде чем кинуться к нему на грудь, она еще подумала, что у нее не хватит на это сил… и тут же оказалась в его объятиях.
Уже потом, когда она уснула рядом с ним в постели, Варяг осторожно освободил руку из-под ее головы. Светлана вздохнула, но не проснулась. Осторожно встав, Варяг прошел на кухню, открыл холодильник и нашел там пару бутылок пива. Сам он, когда шел сюда, ничего не захватил с собой, думал лишь о том, чтобы не привести с собой «топтуна» — уже некоторое время с самого прибытия в Москву это стало его основной задачей. И только сейчас, залпом осушив бутылку, он смог осознать, с каким страшным напряжением нервов и воли он жил последние дни.
Он закурил сигарету и стал вспоминать: что же было после того, как Медведь принял его в святая святых — в высший и самый узкий круг правителей воровского мира?
Все началось на следующий день, после того как они с Ангелом хорошо посидели, уничтожив пузатую бутылку пятизвездочного, а потом французского и зажевав все это дивным красным виноградом, душистыми бананами и сочными ананасами.
Они вернулись в Москву, промчались к центру, потом петляли по узким переулкам. Ангел сообщил, что скоро приедут. Операция была назначена на час дня. Оказалось, пока Варяг вчера днем еще дрых, к нему привозили врача-косметолога, который осмотрел его лицо и заверил, что сложностей не будет.
— Да кто он такой? — удивился Варяг такой расторопности.
Ангел ухмыльнулся.
— Он из комитета. Однажды вляпался в одну историю — ну, сам понимаешь, не без нашего участия, — так что теперь время от времени выполняет наши поручения. За это ему, кстати, прилично платят.
Они подъехали к желтой пятиэтажке за железными воротами. Рядом с окном водителя тут же вырос милиционер и проверил пропуск на лобовом стекле. Потом железные створки медленно разъехались в стороны, и машина оказалась во дворе. Им навстречу вышел человек в белом халате, вопросительно взглянул на Ангела. Тот кивнул на Варяга, и человек жестом пригласил следовать за собой.
Ангел остался в машине. Дальше все было проделано столь же четко и организованно: Владислава провели в комнату с каталкой, накрытой белой клеенкой, заставили раздеться догола, уложили, прикрыли простыней и повезли, как водится, головой вперед.
Привезли в операционную. Здесь уже ожидал доктор. Лица его Варяг не увидел, — оно было прикрыто марлевой повязкой. Варяг ощутил сильное волнение. Не страх — ему нечего было бояться, кроме смерти. А уж Костлявой он никогда не боялся. Сегодня жив — завтра умер: все там будем. Но ему вдруг страшным показался факт иной смерти — своего «я». Ведь его внутренняя суть была все эти годы неразрывно связана с внешностью, и вдруг эта связь будет разрушена ножом хирурга!..
Нет, не было ему страшно, он просто волновался. Неожиданно вспомнил, резким движением отбросил простыню с груди и, указывая пальцем на наколку законника — ангелы над крестом, — твердо сказал:
— Все сводите, но только не эту!
Лицо под белой маской склонилось в знак согласия. Еще один человек в халате и маске, вероятно ассистент, поправил простыню и опустил на лицо Варяга маску. Он услышал отсчет… все слабее, слабее… слабее…
Несколько дней потом он лежал перебинтованный с ног до головы. Его перевезли в усадьбу Медведя в тот же день. Перевязки делали регулярно, но, видимо для того, чтобы погасить боль во всем теле, в питье подмешивали снотворное, так что Варяг не участвовал в процессе собственного лечения; бинты ему меняли, пока он лежал в забытьи.
