Владислав уже второй год учился в МГУ на экономическом факультете, уже вжился в новую, суетливую, местами безалаберную, но очень, как оказалось, интересную жизнь. Интерес, надо сказать, пришел не сразу. Первое время все ему представлялось ненастоящим, глупым; глядя на своих однокурсников, на юные лица неискушенных девочек и мальчиков, находясь в общей атмосфере беспокойства по поводу очередной сессии, Варяг поражался тому, как можно всерьез горевать или радоваться такой чепухе, как несданный зачет? Серьезно — это заточка у твоего горла, это пара автоматов, нацеленных тебе в переносицу, это холодный карцер на хлебе и воде, после которого ноют к непогоде кости и возникает хронический радикулит.
Но потом он вжился в общую атмосферу своеобразной юношеской эйфории, всей той атмосферы беззаботной радости, которой были напоены гулкие коридоры «стекляшки» — здания гуманитарных факультетов — на Ленинских горах.
Варягу было уже тридцать. Средств для безбедной жизни у него было хоть отбавляй, от занятий ничто не отвлекало, сама же учеба давалась легко. Ему достаточно было просто внимательно прочитать книгу, чтобы содержание ее прочно засело в его голове. Процесс усвоения знаний оказался сам по себе увлекательным, и Владислав часто ловил себя на мысли, что и впрямь стоило бы и раньше учиться, а так за прошедшие годы потерял много времени зря.
Да нет, не зря. Особенно попервоначалу, пока он не привык к студенческому житью-бытью, поражала его еще одна вещь. Собственно, однажды он уже поймал себя на подобных мыслях — это было в том средиземноморском круизе, который устроил ему знаменитый эстрадный певец. Находясь внизу общественной лестницы и особенно не задумываясь о смысле социальной иерархии, Варяг привык неосознанно считать, что наверху живут и работают люди незаурядные и по-своему выдающиеся. Увидев тогда на корабле лучших представителей элиты страны, познакомившись с ними поближе, Варяг был поражен, какие же они в массе своей оказались заурядные, скучные, примитивные люди, большая часть из них просто была бы недостойна уважения, не имей они все эти громкие звания, должности и высокое положение в обществе.
Но ведь то же самое он ощутил и здесь, в Московском университете. У обычного русского человека почтение к ученым людям заложено в крови. И теперь Варяг столкнулся с этими самыми учеными людьми. И надо сказать, поначалу потерял к ним всякое уважение. Оказалось, многие из них — если не большинство — были просто глупыми, недалекими людьми. Со временем Варяг понял, что это нормально, что накопление знаний и природный ум — явления совершенно разного рода, хоть и дополняющие друг друга. Университетские преподаватели выполняли свою роль — передавали накопленные знания, часто заученные, словно записанные на магнитофонную ленту мнения и выводы, — и этого было довольно.
Он понял, что интуитивная догадка его тогда на теплоходе о том, что положение и сила человека зависят лишь от той ступени, на которую он забрался, верна в полной мере. Он понял, что большинство известных людей и впрямь пигмеи, стоящие на плечах давно почивших гигантов, что, попади он, Варяг, в среду тех же членов ученого совета, или Совета Министров, или — бери выше — ЦК КПСС, он бы и там не затерялся. И скорее всего тоже бы стал лидером, во всяком случае, одним из лидеров. Ведь и в воровской среде он сумел подняться почти на самый верх. И сразу возникал вопрос: почему бы и ему, Варягу, не подняться на самый верх государственной иерархии? Что, он хуже других? Нет, конечно.
Так в нем возникло и окрепло стремление подняться в среду тех, кто правит страной, чтобы на новом месте быть еще полезнее воровскому миру.
Когда он ловил себя на подобных рассуждениях, ему становилось смешно и он еще более усердно возвращался к книгам. И успехи его были довольно впечатляющие.
В конце второго года он сдал экстерном экзамены за третий и четвертый курс, вчерне была готова дипломная работа. Ангел, регулярно связывающийся с ним по телефону, довольно вещал в трубку: «Молодец, парень. О тебе уже ходят легенды. Скоро среди нас появится еще один дипломированный экономист. И для тебя это только первый шаг. Кому, как не нам, выходить на западные рынки? Не все же кожаными куртками фарцевать! Пора найти нам достойное дело!»
Владислав давно уже выяснил, что Медведь тоже был доволен им. Более того, окончательно поверил искреннему стремлению Варяга выполнить все возложенные на него задачи и отказался найти способ воздействия на него. Ангел как-то вполне прозрачно намекнул, что теперь Варяг может не скрывать своей связи с казанской брюнеточкой — больше им ничего не грозит.
Это тоже оказалось правдой. Теперь Света окончательно переехала в столицу, ей устроили московскую прописку, и Варяг, через людей Медведя, купил ей кооперативную квартиру. Сейчас он с ней встречался редко, учеба занимала все его время, и он не хотел отвлекаться. Следил только, чтобы у Светы никогда не было проблем с деньгами.
Медведь наблюдал за ним. За эти два года они встречались только дважды, но Варяг понял, что патриарх в курсе всех его дел. Более того, оказалось, что он лично знаком со многими университетскими профессорами, знал всю академическую кухню. Медведь вообще оказался удивительным стратегом. Он обладал редким качеством: умел видеть перспективу и закономерные тенденции там, где другие усматривали лишь отдельные случайности. Медведю было известно, что Варяг занимается по индивидуальной программе, что его дипломная работа, после небольшой доработки, может быть представлена как кандидатская диссертация, что на Щербатова уже претендуют три кафедры, а еще два престижных вуза предлагают ему кафедру после защиты диссертации.
Но Медведь рекомендовал ему — так, как он это умел: высказал как бы в воздух свое мнение, но попробуй ослушайся! — принять приглашение от его научного руководителя академика Нестеренко, который звал Владислава Щербатова к себе на кафедру международной экономики и предлагал перспективную тему.
— Представляю, парень, как бы все эти товарищи ученые попадали со своих профессорских стульев, узнай они, кто ты есть на самом деле, — посмеиваясь, заметил Медведь.
— Мне бы и самому хотелось на это посмотреть, Георгий Иванович, — улыбнулся Владислав. — Меня вот академик Нестеренко все спрашивает, где я раньше был со своими способностями. Меня так и подмывает брякнуть правду…
— С этим придется повременить, — сразу становился строгим голос Медведя. — Я и предвидеть не мог, что ты станешь такой… заметной фигурой. Мне иногда уже кажется, что тебе не стоит так выделяться среди прочей ученой братии. Но пока оставим все, как есть. Так что тебе еще этот твой академик сыпал?
Егор Сергеевич Нестеренко на днях «сыпал» ему комплименты. Варяг был приглашен к академику домой на чашку чая, и, в очередной раз просматривая проект дипломной работы своего ученика, тот все качал головой:
— Молодой человек, у вас светлая голова. Я бы даже сказал, гениальная, но не хочу вас испортить. Но помяните мое слово: пройдет десяток лет, ну, может быть, чуть-чуть больше, и вы будете не менее известны, чем… академик Егор Нестеренко! — Лукавая улыбка вспорхнула на губах хозяина и улетела. Академик тут же стал серьезным, чтобы дать понять, что к следующим его словам надо отнестись вполне серьезно. — Этот ваш проект о Европейском экономическом форуме заслуживает самого пристального внимания. Не знаю, в курсе ли вы, но в Западной Европе давно уже зреет мысль об объединении всех экономик в одну-единую систему.
— Не знал! — честно выпалил Варяг.
Егор Сергеевич поднял палец вверх:
— Тот-то и оно, не знал! Значит, гениальная догадка? Да, милый мой, вы правы: это как часовой механизм — объединенный союз отдельных экономик будет работать четко и слаженно как часы — тут вы совершенно правы! И вот что я хотел бы вам сказать, Владислав Геннадьевич…
Академик захлопнул папку дипломной работы, положил сверху сухую ладонь. Варяг, внезапно отвлекшись, вспомнил, что вот таким же точно жестом прокурор последний раз прижимал ладонью дело под номером 7314 по обвинению Смурова Владислава Евгеньевича… который сейчас вот слушает лестный отзыв о своей почти завершенной диссертации. Забавно, действительно забавно…
— Эта ваша работа может сойти за конспект не только кандидатской диссертации, но, берите выше, — докторской. Уж я-то знаю, по какой иной раз чепухе защищаются наши светила, но в отношении вашей работы могу сказать только одно — это поистине очень толковая работа. У вас аналитический ум настоящего исследователя, из вас выйдет прекрасный ученый. Владислав Геннадьевич, ради бога, не тяните со сдачей государственных экзаменов, поскорее защищайте диплом и выходите на широкий академический простор. Только извините меня за вопрос: какого черта вы до сих пор не учились? Вы работали? Кем?
