действия осуществлять в отношении трусливых карьеристов, умеющих только водку жрать и в затылки стрелять?
— Не уела потому, что молодой он ещё, — махнул рукой старший мичман в отставке Аршанин. — Много чего не знает, не заматерел. А я вот скажу, что если бы с нашим замполитом она закусилась… Скандал бы вышел знатный, да… Ну и не надо забывать, что твоя бабка сама всем комиссарам комиссар! Её политпросвет собрания вечерние посетишь — самому всё ясно станет. Я о некоторых вещах и не задумывался никогда, а вишь, как оно бывает — можно многое узнать, если правильных людей послушать, медузу мне в печень.
Прошли уже третью линию укреплений, оборудованную казнозарядными крупнокалиберными дробовиками гараж-монтажного производства. Как понимаю, в них заряжают заранее подготовленные картечные заряды и стреляют прямо в головы орды зомби — должно работать более или менее эффективно. Всяко лучше, чем ничего.
— Так, выходит, мы для них тоже чужие? — спросил я.
— Ещё как, мать-перемать, чужие! — усмехнулся Сергей Николаевич. — У нас ценности одни, у них совершенно другие. Мы для них самые настоящие белогвардейцы и примиряет их с нами только то, что во главе нашей общины твоя бабка, Агата Петровна. Она им за Ленина и Сталина такую отповедь дала, что даже я проникся, понимаешь.
— И что, без эксцессов взаимодействие двух миров прошло? — с подозрением спросил я.
— Как ясно им стало, что они уже не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге, многие порывались вернуться к месту выхода аномалии, чтоб, понимаешь, вернуться, — почесал подбородок Сергей Николаевич, — а мы уже поняли, что назад им не вернуться никак. Еле-еле уговорили не делать поспешных движений и всё обдумать.
М-да… Я даже представить не могу, что бы думал, окажись в совершенно чуждом и неправильном мире, без подготовки, неожиданно и прямо в самое пекло…
— Всё, мы на месте, — произнёс старший мичман в отставке. — Ты к бабке своей сходи, переживает ведь.
Что-то с трудом верится, что в ней вдруг проснулась человечность и она заволновалась за меня сверх обычного. Обычно, она почти никак за меня не волновалась, ведь я явно не самый удачный из Верещагиных…
Прохожу через знакомые бетонные врата, на этот раз открытые, выхожу в такой родной двор, где тоже вижу разительные изменения. Зелёные посадки и игровые площадки с бордюрами были безжалостно выкорчеваны, а вместо них оборудован полноценный плац из плотно подогнанных кирпичей. Видимо, работают тут все, раз у них хватило времени ещё и плац оборудовать.
На самом плацу страдали шагистикой некие новобранцы, в основном из молодёжи, причём обоих полов — тут детишкам некоторым не больше пятнадцати, но встречаются и тридцатилетние дяди. И всех их дрючит на плацу некий старший лейтенант в форме РККА.
— Смир-на! — командовал старлей. — Напра-во! Отставить! Напра-во! Строевым, шагом — марш!
У меня аж ноги заболели от знакомых интонаций. Наверное, это посттравматическое после срочной службы.
Молча прохожу мимо настоящего поля наказаний и двигаюсь к своему подъезду.
Вижу Романа Хитрова, местного главврача, идущего куда-то вместе со своей женой, Татьяной, киваю им, после чего натыкаюсь взглядом на неожиданного человека.
— Мария, какими судьбами?! — развожу я руки в стороны.
— Привет, Дмитрий, — улыбнулась мне она. — Да так. Решила, что здесь будет лучше, чем среди других суперов.
Видны разительные перемены в её облике: вместо каре у неё теперь короткий ёжик светлых волос, выглядящий очень по-военному. Одета она в форму ВС РФ, но модернизированную под современные потребности — наколенники и налокотники из какого-то магазина спорттоваров, а вот остальное тело покрыто окрашенными в хаки элементами из ударопрочного пластика. Ну, я думаю, что пластик ударопрочный, потом что в ином случае ей недолго носить эту броню. Пластик защищает конечности от укусов зомби, а на торсе у неё бронежилет «КОРА-1», вроде бы, состоявший на вооружении у полиции. Оптимальное решение, если ты сам весишь лишь в четыре раза больше, чем условный «Гвардеец-5». Впрочем, «КОРА-1» может весить от двух с половиной до тех же двенадцати килограмм, но на Марии висит бронежилет в исполнении для третьего класса бронезащиты. На поясе её закреплён шлем 6Б47, общевойсковой.
— Провалилась попытка добраться до Готланда? — усмехнулся я.
— Не очень-то мне туда и хотелось, — пожала плечами супер. — Ты же не обижаешься на меня за тот эпизод?
— Какие обиды? — развёл я руками. — Р̀азве можно всерьёз обижаться на такую прелестную мадмуазель?
— Как говорил твой дед: «Если будут обижать, ты не обижайся», да? — улыбнулась Мария.
— Учись у лучших, — ответил я на это. — А если серьёзно? Не похожа ты на человека, который вдруг проникся идеями марксизма-ленинизма.
— Сейчас время такое, что не знаешь наверняка, какие идеи будет выгоднее поддерживать, — честно призналась Мария. — Пока меня не заставляют делать то, что против моих взглядов, всё будет отлично. А вообще, мне здесь нравится. Вдохновляет атмосфера, исходящая от людей, искренне верящих, что мы выкарабкаемся с самого дна и заживём нормально…
— Ясно, — кивнул я. — Что ж, рад был этой неожиданной встрече, но мне пора.
Мария лишь кивнула и пошла дальше по своим делам.
Ещё я увидел Арию, которая помогала трём женщинам грузить ящики с неизвестными мне грузами в мототележку. Сама девушка не определённой мною национальности меня не увидела, а я не стал навязывать встречу.
Нигде не видно Вадима и Игоря, но они легко могли быть сейчас на передовых рубежах или в составе отряда рейдеров.
Захожу в подъезд и поднимаюсь на свой этаж. Жму звонок и ожидаю открытия.
— Кто? — спросила грон-мэр.
— Дмитрий.
Дверь отворилась и грон-мэр молча пропустила меня внутрь.
В квартире всё по-старому, будто не было никакого апокалипсиса. Оружие и боеприпасы моей грон-мэр, если что-то вдруг, не нужны, поэтому в квартире нет и намёка на наши военизированные реалии. Дверь у нас взломостойкая, с покрытием из некого новейшего сплава, специально разработанного для противодействия болгарке. Не то, чтобы я всерьёз опасался, что меня попытаются взломать с помощью болгарки или иного серьёзного спецоборудования, но бережёного бог бережёт.
Разуваюсь и прохожу на кухню, где снимаю маску и расслабленно сажусь за стол.
— Где пропадал? — спросила Агата Петровна.
— Там-сям, — пожал я плечами. — Это неважно.
— А что важно? — поинтересовалась бабушка.
— Важно то, что мне нужно ещё одно театральное представление, — сказал я.
— Тебе повезло, потому что у нас теперь иногда ставит постановки театр, — без особой теплоты, одними губами, улыбнулась бабушка. — Но просто так напрягать людей ради…
— Я знал, что в глубине души ты прожжённая капиталюга, — усмехнулся я. — Поэтому у меня есть кое-что, что вас заинтересует.
— Каждый должен приносить пользу коммуне, — пожала плечами
