В лицо пахнуло холодом. Уже в самом подъезде температура резко упала. Дарья надеялась, что последние холодные дни уже миновали, а тут вдруг, судя по ощущениям, снова резкие заморозки. Закрыв дверь, она нажала кнопку, вызывая лифт. Кабина послушно отреагировала и пошла с нижних этажей наверх.
Рысаков стоял у подъезда и внимательно прислушивался, не выходит ли кто-нибудь на улицу. Когда он услышал цоканье каблуков, он весь напрягся, но его организм был уже порядком измотан за долгие часы ожидания. Он отдавал себе отчет, что не сможет выйти на пик собственной формы и сделать все быстро и четко. С другой стороны, из-за того, что он долго ждал жертву, его нервы успокоились, мандраж прошел. Он уже время от времени даже поигрывал шприцем, в котором был яд.
«Она это или нет?» – мелькнуло в голове.
Он вошел в подъезд и поднялся по ступенькам навстречу спускающейся вниз девушке.
Дарья мгновенно вспомнила его.
«Он был в "Пегасе" и снял Лизочку». Ей даже захотелось сказать ему: «Привет».
Вот он поднимается к ней, глядя прямо в глаза. Все действие длилось не больше секунды. Он бежал вверх по ступенькам. Ему нужно было всего пару раз хорошенько оттолкнуться и, вытянув руку, всадить иглу ей в тело, неважно куда. Игла была толстая и специально подобранная им для того, чтобы пробить одежду и войти глубоко внутрь, не поломавшись и не деформировавшись при этом.
Дарья, чисто инстинктивно, выставила вперед вначале руки, а потом догадалась лягнуть нападавшего ногой. Удар каблуком пришелся прямо в лицо. Рысаков на мгновение потерял ориентацию. Этого было достаточно, чтобы он получил еще раз, уже локтем в висок. Дарья отвесила ему повторно в тот самый момент, когда уже прорывалась мимо него вниз, на улицу. Она поставила себе за отпор положительную отметку, хотя понимала, что нападавший обязательно придет в себя и попытается догнать ее.
Сигнализация «Фольксвагена» тирикнула, доложив об отключении. Дарья подбежала к машине, оглянулась и увидела, как из подъезда, держась одной рукой за окровавленную щеку, а в другой сжимая шприц, выбегает небольшого роста мужчина, и он, к сожалению, не пытается убежать, как раз наоборот, хочет добраться до нее. Дрожащими пальцами она вставила ключ зажигания и провернула замок. Двигатель мгновенно ожил, но и Рысакову хватило времени для того, чтобы он, разъяренный собственной неудачей, с силой ударил рукой в боковое стекло дверцы автомобиля. Но разбить его ему не удалось. В следующий миг Дарья сорвалась с места и понеслась к кинотеатру.
Она обязательно должна рассказать о случившемся капитану. Кроме всего прочего, одна домой она уже не пойдет. Через минуту после нападения колени у нее затряслись с такой силой, что она не смогла управлять автомобилем. Пришлось остановиться на мгновение, но потом, поняв, что Алексей – так, кажется, представлялся этот парень на дискотеке – может преследовать ее, она снова собралась с силами и рванула с места так, что чуть не сбила какую-то женщину, справедливо посчитавшую, что на дороге нет автомобилей и ей не грозит опасность. Пролетев несколько кварталов и нагнав в кровь адреналина, Данилова вскоре пришла к выводу, что надо сбросить газ, а то можно поймать какой-нибудь столб и попрощаться не только с машиной, но и со здоровьем, а то и с жизнью.
Лиховцев прошел в здание, где уже вовсю шла дискотека, и, подойдя к диск-жокею, попросил его прекратить весь этот балаган. Тот вначале выразил неудовольствие, но после того, как капитан повертел у него перед носом краснокожей книжицей, музыка стихла, зажегся свет, а молодежь недовольно заулюлюкала. Выражение недовольства продолжалось недолго, так как в танцевальный зал зашли тридцать человек омоновцев в масках и с оружием в руках.
В наступившей гробовой тишине капитан заявил, что тотальному обыску подвергнутся все присутствующие и никто не уйдет из этого зала неопрошенным. Как следствие, на пол начали сыпаться разного рода тяжелые предметы. Капитан заулыбался и призвал граждан также выкидывать из карманов деньги. На что кто-то из толпы послал его подальше. Этого было достаточно для того, чтобы операция по зачистке дискотеки перешла в решающую стадию.
Капитан взял на себя труд и вместе с еще пятью инспекторами первым делом опросил всех представительниц прекрасного пола. Они показывали фотографии жертв и спрашивали, кто продавал этим людям наркотики. Девчонки, в большинстве своем, не признали вообще этих молодых людей.
Когда с дамами было покончено, Лиховцев перешел к сильной половине человечества. Он выделил нескольких дистрофиков и откровенных хиляков, с которыми изъявил желание поговорить сам. У некоторых он наблюдал миоз зрачков, что свидетельствовало о том, что парни находятся под действием какого-то наркотического вещества. Двое явно только получили свои дозы и плохо соображали, находясь под кайфом.
Вскоре капитану принесли несколько пакетиков с белым порошком, которые обнаружили прямо на полу в танцзале, и еще тридцать нашли при обыске в мужском туалете. Это давало повод капитану предполагать, что они очень даже могли заблокировать среди всех этих задержанных молодых людей одного или двоих наркоторговцев.
Он прекрасно понимал, что операция не принесет никакой пользы, если они не узнают что-нибудь о человеке, который постоянно продавал покойным наркотики. Ведь до недавнего времени никто посреди дискотеки на пол не валился и не умирал. Все, можно сказать, произошло в последние два-три дня. Значит, на рынке появился товар, который не доставляет кайф, а просто убивает. Не ответить милиция не могла. И вот они здесь. А допросить нужно восемьдесят человек, точнее, восемьдесят три. И на каждого надо хотя бы по пять минут времени.
Первым делом, после того как капитан отобрал худых, он выстроил их в шеренгу в кабинете директора дискотеки и приказал всем закатать рукава. Осмотрев вены на руках, он к двум явным наркам добавил еще парочку. Осталось шестеро вроде как здоровых, не употребляющих.
Заглядывая каждому в глаза, Лиховцев пытался обнаружить в них хоть что-нибудь, что ему не понравится. После третьего захода один из подростков посмотрел на него более чем нагло. Это капитану не понравилось. Он тут же велел ему снять носки и закатать брюки. Когда следов уколов не обнаружилось и там, он велел ему снять с себя штаны и продемонстрировать, что у него чистые вены и с внутренней стороны бедер. Парень было запротестовал, но одному из присутствующих на процедуре омоновцев достаточно было лишь звякнуть наручниками, и процесс вошел в норму. Осмотр вен на ногах и на лобке ничего не дал. Тогда Лиховцев перешел ко второй стадии допроса. Начал он с выявленных наркоманов. Показывая фотографии трупов их коллег, он внушил им, что здесь работают люди, которые продают дрянь, которая рано или поздно убьет их.
– Вы, – обратился Лиховцев к задержанным, – приходите сюда каждый день и покупаете наркотики. Я не спрашиваю вас, где вы берете деньги на это. Я просто хочу, чтобы больше не было смертей. Во-первых, я хочу, чтобы вы сказали, взяли ли мы кого-нибудь из торгашей. На них не надо показывать пальцем, надо просто описать внешность, если знаете, сказать имя. Разговаривать будем один на один. Отсюда никто не уйдет, пока я не получу в руки всех, кто торгует здесь наркотиками.
Процедура грозила затянуться. Народ, оставшийся в зале, начал роптать и кричать, что их должны немедленно отпустить. Кто-то захотел в туалет, кому-то надо было домой, а кому-то становилось плохо от того, что в зале очень душно.
Наступил поздний вечер, а дело не двигалось с мертвой точки. Никто не хотел признаваться, и даже после внушения, что они сами могут умереть, если не сдадут тех, кто продает яд, люди не сдавались.
Бросив бестолковое занятие с наркоманами, капитан распорядился отправить их всех на принудительное лечение, после чего вернулся в зал к молодежи. Там уже кто сидел, кто лежал на полу.
– Начальник, долго вы нас будете здесь держать? – раздались крики. – Вы что, бандитов себе найти не можете, что вы к пацанам-то пристаете?
Лиховцев ничего не ответил. У него была уже подготовлена своя речь.
– Народ, – начал он, – пять человек умерло от какой-то дряни, которую продают именно у вас. Вчера у вас умер один, сегодня уже трое. Это те, кто приходил вместе с вами сюда каждый вечер. Здесь не было бы никакого ОМОНа и никакой милиции, если бы не было таких случаев. Мы вынуждены подвергнуть вас этой неприятной процедуре и задержать до выяснения всех обстоятельств. Мне ничего не остается, кроме как провести здесь ночь и переговорить с каждым.
Когда на допрос заявился сорок шестой, был уже первый час ночи, и это несмотря на то, что капитан тратил на каждого намного меньше времени, чем сам себе наметил изначально. В кабинет вошел командир отряда и сообщил, что, если капитан не хочет, чтобы данная операция имела общественный резонанс, он должен распорядиться, чтобы начали отпускать людей. Скоро на милицию свалится гвалт звонков о том, что их дети не вернулись с прогулки. На это капитан возразил, что нормальные дети сидят дома, но все же был вынужден признать правоту коллеги.
