Он вышел в коридор первым. Ментенок отступил в сторону — правильно все делал, то ли его так инструктировали, то ли он инстинктивно не позволял подконвойному приблизиться на опасное расстояние. Но Бирюкову-то и не надо было особенно приближаться. Глуповато улыбаясь, он сказал, обращаясь к конвойному:
— Фу-у, русский кайф.
— А второй что же? — забеспокоился ментенок.
— У него кайф подольше получается, — умиротворенно произнес Бирюков и нанес милиционеру неожиданный, очень быстрый и мощный маваши-гери в солнечное сплетение. Бил он подъемом стопы, плашмя как бы, чтобы не покалечить парнишку, но даже такой «шлепающий» удар мгновенно сбил незадачливому стражу дыхание и заставил его согнуться пополам.
В тот же момент в коридоре возник любитель более продолжительного кайфа, сграбастал обмякшее тело милиционера в охапку и швырнул его в открытую дверь туалета.
Бирюков рванул по коридору, пулей пролетел мимо стеклянной кабинки дежурного, выскочил на улицу и побежал через проезжую часть — благо народ еще шел на зеленый свет. Уже оказавшись на противоположной стороне улицы, Бирюков оглянулся через плечо — Клюев следовал за ним метрах в пяти.
Теперь рывочек в толпу, не обращая внимания на возмущенные крики — и никакая собака их не догонит, не найдет.
Они бежали дворами аж до самой Елоховской церкви. Только тут, перед величественным зданием, Бирюков приостановился и перевел дух.
— Ты, Николаич, однако, даешь, — тяжело дыша, сказал Клюев. — И не угонишься за тобой.
— Порядок, Женя. Могли бы вот в храм войти, возблагодарить специального святого, который покровительствует беглым узникам, да я, к стыду своему, имени его не знаю. А со временем у нас не очень…
Поминутно оглядываясь по сторонам, Бирюков подошел к телефону-автомату у станции метро «Баумзнская» и набрал номертелефона Натальи Урванцевой. Та, очевидно, пребывала в сильном волнении, а услышав голос Бирюкова, разволновалась еще больше.
— Валера! Откуда ты звонишь? Что с вами? Вас отпустили?
— Как же, держи карман шире! Эти отпустят. — Тут он еще раз оглянулся. — Наташка, ты брательнику своему скажи, если он к тебе позвонит, чтобы не вздумал к тебе припереться — ведь это за ним наверняка приходили.
— Ой, да ведь он только что и звонил. Я ему все рассказала. Он тоже очень обеспокоился за вас.
— Ну, спасибо ему за заботу. Когда он звонил?
— Минут десять назад, наверное. Он просил меня сообщить ему, что с вами, как только у меня будет какая информация. А еще он грозился сесть на БТР и поехать вас вызволять. Он сказал, что если о вас долго ничего не будет слышно, то он все измайловское отделение вверх дном перевернет.
— Погоди-ка, — остановил ее патетический рассказ Бирюков. — Он, брательник, номер своего телефона, говоришь, оставил?
— Да.
— Это очень даже хорошо, диктуй срочно, я запомню.
Наталья повторила два раза номер телефона, Бирюков попытался определить по нему, в каком же районе этот номер поставлен.
— Ладно, Наталья, — сказал он. — Не переживай особенно. Очень, конечно, плохо, что не удалось нам с тобой про жисть поговорить. Помнишь, как в той песне: «Наташка, Наташка, ей-богу, не вру, ты словно ромашка стоишь на ветру?» А заканчивается та песня так: «Нам было приятно, но ты уж прости — пора мне обратно, пора мне идти». В общем, Наталья, буду жив, позвоню.
Он повесил трубку и в очередной раз огляделся по сторонам.
Вокруг были не очень спешащие люди, Клюев рядом стоял.
— Слушай, Женя, я думаю, что Урванцеву позвонить надо? Как ты думаешь, где он может сейчас находиться?
22 сентября, среда.
Москва.
Этот человек знал невидимый город едва ли не лучше, нежели город, расположенный над ним. «Верхний» город назывался Москвой. Разумеется, и Москва не была полностью знакома всем, родившимся и состарившимся здесь людям. Существовали в городе уголки и даже участки площадью в несколько гектаров, которые назывались секретными объектами, «почтовыми ящиками» и т. п.
А «нижний город» был известен исчезающе малой части населения «верхнего» и названия не имел. Вообще-то подземный город следовало бы назвать городом-архипелагом, поскольку не все его части сообщались между собой.
И в этом архипелаге были большие острова, на которых, подобно роте или даже нескольким полкам Робинзонов Крузо могли не один год просуществовать большие сообщества людей. Здесь существовали системы вентиляции, кондиционирования, водоочистки, здесь функционировал транспорт, не говоря уже о просто гигантских запасах продовольствия и топлива и о существовании систем производства электроэнергии.
Но довольно узкий круг людей, собравшихся сегодня, мало интересовал подземный город в целом. Эти люди знали, где находится та часть «нижнего» города, в которой можно пересидеть даже ядерную войну со всеми ее последствиями — разумеется, при условии, что убежище не будет находиться в эпицентре взрыва.
А собрались сегодня министр внутренних дел Виктор Ерин, министр безопасности Николай Галушко, временно отстраненный от выполнения обязанностей первого вице-премьера Владимир Бурейко, комендант Москвы генерал-лейтенант Куликов и представитель службы охраны Президента генерал-майор Великжанин.
Собравшихся интересовала возможность проникновения в Белый дом после того, как он будет взят в плотное многослойное кольцо блокады, через подземные коммуникации, а значит, и возможность снабжения осажденных боеприпасами, пищей, водой, медикаментами.
Пока что среди команды Президента царила растерянность. Уже на следующий день после обнародования Указа № 1400 к Белому дому стали стекаться массы его добровольных защитников, и явно прослеживалась тенденция к значительному увеличению их числа. После того, как «Свобода'», «Би-Би-Си», «Си-Эн-Эн» и другие известнейшие информационные агентствa как-то cразy, будто знали обо всем, что должно было случиться, заранее, в один голос заговорили о кризисе в России, Президент впал в неожиданную ярость отчаяния, весьма усугубленную воздействием больших доз алкоголя, принимаемых в течение вот уже нескольких дней. Только срочно вызванный Бурбулис смог хоть немного успокоить его.
Единого мнения о том, что нужно делать дальше с защитниками Белого дома, после того, как решено было прекратить подачу туда электроэнергии и воды, не существовало. Хотя, конечно, большинство из команды Президента склонялось к тому, чтобы блокировать здание парламента поплотнее — полбеды еще, когда не функционирует канализация, а вот просидев несколько дней без пищи, многие резко поменяют свои политические пристрастия.
Министр безопасности рассмотрел возможность проникновения через подземные ходы в цитадель защитников Конституции групп «Альфа» и «Вымпел», способных, по его мнению, быстро и относительно малой кровью решить проблему. Но Галушко умалчивал о том, что офицеры этих спецгрупп вообще отказываются от любых форм штурма — будь это штурм с воздуха, с земли или из-под земли. Но не владеющий ситуацией министр безопасности блефовал, делая вид, что его ведомство готово в любой момент нейтрализовать защиту Белого дома. Конечно, заявление новоявленного главы некогда всесильного ведомства никто не воспринимал достаточно серьезно. Вообще практически у всех из высшего руководства сложилось впечатление о Галушко как о фигуре слишком незначительной, чтобы достаточно долго занимать пост министра безопасности.
Министр внутренних дел Виктор Ерин чувствовал себя если и ненамного увереннее, чем Галушко, но держался пободрее. Конечно, преступность в России уже практически полностью вышла из под контроля. Конечно, весь аппарат МВД донизу прогнил, разъедаемый коррупцией. Ерин не контролировал даже действия своих подчиненных — ведь среди защитников Белого дома были и милиционеры. Но все эти минусы, пусть даже и слишком серьезные, слишком существенные, перекрывались одним большим плюсом — Ерин был в фаворе у Президента, он был своим. Он доказал личную преданность во время майских волнений нынешнего года. Недавно полученное им звание генерала армии говорило о многом.
Ерин готов был не пожалеть сил и средств для того, чтобы в данной ситуации навести порядок любой ценой, хотя вслух он высказывался против штурма здания парламента.
А еще у Ерина существовали кое-какие интересы по отношению к Белому дому, точнее — к возможной его блокаде с использованием подземных ходов.
Присутствовавшсго на совещании Бурейко интересовало, конечно, как можно более быстрое падение парламента — ведь один из самыx главных его врагов Степанков полностью дискредитировал себя, находясь вместе с такими одиозными фигурами как Ачалов, Варенников, Дунаев и Руцкой. То же самое можно было сказать и о главе Конституционного Суда Зорькине, хотя последний никогда не представлял из себя достаточно серьезного политического противника для Бурейко — да, Бурейко мог ликовать сейчас, праздновать полную победу — разве что ненамного отодвинутую по времени — если бы не одно «но»: Коржаков сказал, что Степанков располагает серьезными козырями против него, каким-то путем к Генеральному Прокурору все же попал «компромат». Разумеется, Коржаков в общих чертах знал, что за материал попал к Степанкову, но он ни в коем случае не мог дать понять это Бурейко — генерал-майор хорошо усвоил правила аппаратных игр. А Бурейко был, есть и будет в аппарате, роль его всегда. будет оставаться значительной, вне зависимости от того, какой официальный пост он займет завтра.
