— Можно сказать, что мы сами… отпустились.
— Даже гак?.. В любом случае вам нежелательно сейчас разгуливать по городу.
— Мы их, конечно, спросить не успели, — сказал Бирюков, — но, скорее всего, мы им не очень нужны были.
— Догадываюсь, что им нужен был я. Но сейчас ведь разбираться особенно не будут, поверьте мне. В общем, лучше всего будет, наверное, если вы приедете ко мне.
— А где вы находитесь?
— Там, где и должен находиться — в здании на Краснопресненской набережной.
— Это в Белом доме, что ли? — Бирюков понизил голос.
— Да в здании Верховного Совета, — Урванцев произнес название уже не существующего органа власти без аффектации.
— Однако… — Бирюков мимикой спросил у Клюева: как, мол, тебе такой поворот событий? Клюев тоже ответил: годится, где наша не пропадала.
И они договорились с Урванцевым, что тот встретит их, только гостям, когда они попадут в здание, надо будет позвонить по внутреннему телефону.
— Во чудеса, — удивился Бирюков, — когда они ехали в метро, — а я-то думал, что гам уже менты в три ряда стоят.
Менты в три ряда, конечно, не стояли, и баррикады перед зданием производили впечатление если не игрушечных, то бутафорских уж точно.
Урванцев оказался стройным, молодо выглядевшим, усатым, одетым в офицерскую полевую форму. Лицом он походил на сестру.
Гости в нескольких словах рассказали о себе, описав и события, произошедшие сегодня до их визита к Наталье Урванцевой.
— Что же, господа, — подытожил их изложение Урванцев, — не нравитесь вы государству, это я точно могу сказать. И вы, судя по внешнему виду, раньше служили в армии, так?
— Только я, — улыбнулся Клюев. — Да и то не совсем в армии.
— А как это «не совсем»? — прищурился Урванцев.
— Спецназ КГБ.
— У-у! Вот бы нам таких побольше!
— Вы имеете в виду — сюда, в здание парламента?
— Эх, в том-то и дело, что нет. Если мы будем здесь сидеть, как в мышеловке, они нас, соответственно, как мышат и передавят.
— Что же тогда — захват телеграфов и вокзалов?
— Телеграф сейчас, допустим, свое значение утерял, а вот телевидение не мешало бы взять. Ведь миллионы продолжают подвергаться мозгопромыванию. Им талдычат про то, что здесь засели люди чуть ли не позавчерашнего дня. А если дело дойдет до штурма Белого дома, то жертвы будут совсем уж бессмысленными — во-первых, противостоять артиллерии, танкам и авиации люди, вооруженные автоматами и гранатометами, просто не смогут. Во-вторых, павшие за Конституцию могут быть уже заранее объявлены врагами народа.
Бирюков думал несколько иначе, он думал о «в-третьих» — сейчас события вокруг Белого дома, вокруг схватки Президента с Верховным Советом девяносто процентов жителей столицы расценивают как шоу, как потеху. Панэм эт циркенес! Хлеба и зрелищ! Любо! Любо!
— Нет, — продолжил Урванцев, — грандиозное сражение здесь, на подступах к Белому дому, не имеет смысла ни с какой стороны. По мне — нет ничего лучше хитрой позиционной войны. Окопы, траншеи, всякие там ходы сообщений — вот где есть деятельности для разведки, — тут он хитро взглянул на Клюева.
А Клюев же вместе с Бирюковым решил, про себя, что у полковника психика немного… того. Глядя на профессиональных революционеров типа Валерии Новодворской в России, Звиада Гамсахурдии в Грузии или украинца Степана Хмары, поневоле начинаешь думать о том, что, может быть, маниакальная страсть к ежеминутному и повсеместному восстановлению справедливости и есть не просто своеобразие личности, а явная ее, личности, деформация. Вот и Урванцев, «выдающийся залупежник», борцом за справедливость стал из-за несколько… хм… странного видения этого мира.
— Вы наверняка не возьмете в толк, при чем здесь траншеи и ходы сообщений, — Урванцев улыбнулся в усы. — А вот представьте себе, что под этим зданием или в непосредственной от него близости существует под землей множество туннелей, пещер. Я, собственно, в этом деле полнейший профан, но как раз сегодня к нам припожаловал один очень интересный человек. Своего рода «столичный спелеолог», то есть, выражаясь более определенно — спелеолог, специализирующийся исключительно на Москве. Вот он-то и предложил нам воспользоваться некоторыми подземными ходами, имеющимися в районе Белого дома. Ну, как вам? Что обычно приезжие смотрят в Москве? В последние год-два разпе что приоритеты поменялись, сейчас норовят попасть на какую-нибудь дешевую барахолку или в ресторан, где девки с обнаженными гениталиями пляшут, как когда-то в закусочных «Макдоналдса» часами выстаивали. А вот предоставляется возможность участвовать — или очень близко их наблюдать — в событиях, связанных с борьбой за Конституцию. Кстати, вы обратили внимание на табличку на двери помещения, в котором мы сейчас находимся?
— Зал заседаний Конституционной комиссии, — от Клюева, конечно, никакие детали не укрывались, он все подмечал, все запоминал.
— Вот-вот, — одобрительным тоном произнес Урванцев. — Итак, вы готовы участвовать в увлекательном и опасном предприятии?
— Вы имеете в виду разведку катакомб? — спросил Бирюков.
— Именно.
— Но мы не очень-то удачно для подобного дела экипированы, — заметил Клюев.
— Ну-у, уж этот вопрос мы запросто решим, — Урванцев энергично потер руки. — У вас, насколько я понимаю, размер обуви сорок три по старой системе? — это относилось к Клюеву.
Клюев кивнул.
— У меня сорок четыре, — сказал Бирюков. — Если речь идет о сапогах или армейских ботинках, то, собственно, на размеp больше.
— О них, родимых, о сапогах речь идет, — весело сказал Урванцев и повел их к лифту.
Они спустились в полуподвал, где высилась груды сапог, связанных в пары шпагатом за ушки, и почти до середины высоты помещения лежали тюки с одеждой.
Комбинезоны защитного цвета Клюев с Бирюковым натянули поверх одежды, сбросив только куртки и переобувшись в армейские сапоги.
Потом они опять поднялись наверх, прошли в комнату заседаний комиссии, так и не решившей вопрос с Конституцией. Урванцев кого-то вызвонил, спрятал куртки и обувь Бирюкова и Клюева в сейф («А ля герр ком а ля герр — народ разный шастает»), и они спустились на два этажа ниже.
Здесь Урванцев отдал распоряжение здоровенному детине с капитанскими звездочками на несерьезных «камуфляжных» погончиках:
— Коля, обеспечь наших новых товарищей.
Детина обеспечил товарищей АКСами с откидными прикладами с двумя запасными рожками к каждому автомату. Еще Урванцев раздобыл три карманных фонарика, три подсумка, три каски, обтянутых маскировочной сеткой.
— Ну, теперь хоть до центра Земли, — бесшабашно сказал он.
Еще раз позвонив и велев какому-то Щеголеву с проводником дожидаться их внизу, Урванцев повел Клюева с Бирюковым на «экскурсию по подземной Москве», как он выразился.
А внизу их ждала пятерка экипированных таким же образом «экскурсантов», то есть, тоже в касках и с автоматами, и проводник.
Проводник, неопределенного возраста мужчина, внешности аскетичной, с впавшими темными глазами на лице цвета луковой шелухи, заросший густейшей русой кудрявящейся бородой, был одет в ветровку и спортивные брюки и обут в высокие резиновые сапоги с отворотами — ни дать, ни взять, на рыбалку собрался или грибы собирать.
Выйдя из здания с той стороны, что смотрела на Рочдельскую улицу, проводник уверенно направился к колодцу с открытым люком. Он стал спускаться в колодец, за ним последовал Урванцев, потом четверо из пятерки разведчиков, потом Бирюков с Клюевым, а замыкал цепочку старший группы Щеголев.
Стена колодца в самом низу оказалась разобранной, в образовавшуюся дыру можно было пролезть либо на четвереньках, либо присев на корточки и сильно пригнув голову. Ясно было, что здесь велись подготовительные работы, землю куда-то убрали, только кирпичи, вытянутые из низа стенки, аккуратно сложенные.
Кротовый ход протянулся метров на десять, не меньше, ширина его составляла около метра, высота — метр двадцать-метр тридцать сантиметров. Конечно, за одну ночь, прошедшую со времени оглашения Указа № 1400, вынуть несколько кубометров земли было невозможно. Поэтому заявление Урванцева о том, что проводник к ним припожаловал только сегодня, выглядело, мягко говоря, не соответствующим истине.
Лаз выходил в верхнюю часть достаточно просторного
туннеля, по которому можно было идти, почти не сгибаясь и расставив локти в стороны. То есть, два человека, идущие навстречу друг другу, запросто могли бы разминуться.
Кто и когда построил этот туннель? Ведь его пол отстоял от поверхности земли не более чем на пять метров, он обладал достаточной шириной для того, чтобы тяжесть построенных сверху современных зданий давно уже обрушила его потолок, в результате чего все пространство туннеля было бы завалено.
