Глава 28
Состояние, в котором Леха пребывал по ночам, вряд ли можно назвать сном. Скорее это было балансирование на краю бездны, из которой он то и дело выныривал, чтобы увидеть тускло мерцающую под потолком лампочку в проволочном наморднике. И так — десятки раз подряд, ночь за ночью...
Когда на двенадцатые сутки его пребывания в камере смертников в двери среди ночи распахнулась и тут же закрылась кормушка, он даже не шелохнулся. И лишь когда щелкнул замок, Реаниматор опустил ноги в тяжелых, без шнурков ботах на бетонный пол и сел, уставившись воспаленными глазами в открывшийся проем. Сознание подсказало: происходит что-то необычное. До сих пор по ночам его ни разу не будили...
Когда пухлогубый контролер сделал шаг в сторону и в камеру не спеша вошел одетый в гражданское майор Томанцев, Леха понял, что предчувствие не обмануло его.
— Спасибо, Андрей... А теперь оставь нас, — сказал, не удосужившись взглянуть на охранника, майор.
Выкрашенная зеленой краской дверь захлопнулась, однако замок в ней почему-то не заперли. Видимо, встреча обещала быть недолгой... Опер сел на нары рядом с Реаниматором, молча протянул открытую пачку «Петра Первого». Леха, не произнося ни слова, взял предложенное курево, нагнулся к заплясавшему в руке у мента оранжевому огоньку.
— Прости меня, — качнув головой, глухо проговорил Томанцев. — Я сделал все, что мог... Но был приказ из Смольного, поддержанный начальником ГУВД. Генералу не терпелось отчитаться о разгроме мальцевской группировки. Вот и устроили... шоу.
— Я понимаю, — бесцветно буркнул Леха. — Ты зачем пришел, майор? Сюда ведь, насколько я знаю, визиты запрещены.
— Знаешь, как говорят: «Если нельзя, но очень хочется, то можно»? — с трудом растянув уголки губ, грустно заметил Томанцев. По глазам опера можно было понять — он пришел не для того, чтобы прощения просить. Предстояло нечто особенное. — Я здесь так, связующее звено, — наконец сказал майор. — В общем... встречай гостей, Леша...
Томанцев встал, подошел к двери и вышел.
«А если сейчас рвануть? — машинально подумал Реаниматор, разглядывая светящуюся полоску между дверью и косяком и чувствуя, как в груди расплавленным свинцом растекается нестерпимый жар. — Больше, чем пожизненное заключение, уже не дадут, даже если положу или покалечу пару собак... Так хоть душу отведу напоследок».
Дверь камеры снова открылась, и Реаниматор увидел Алену. Все мысли разом испарились. Случилось то, о чем он сразу же подумал после слов майора, но во что все-таки никак не мог поверить.
Красивая, невероятно красивая, в серебристом платье, она стояла сейчас, среди ночи, на пороге камеры, смотрела на него полными сострадания зелеными глазищами, хлопала ресницами и не решалась сделать первый шаг навстречу.
— Алеша... милый, — дрожащим голосом прошептала Алена. — Господи... что они с тобой... сделали?!
В голове Лехи помутилось. Он сам не понял, как оказался на ногах, кинул на пол тлеющую сигарету и бросился ей навстречу, сжал в объятиях, покрывая лицо, шею, руки горячими поцелуями и шепча только одно слово: «Аленка... Аленка... Аленка...» А она, такая близкая, такая хрупкая, легкая как пушинка, нежно-нежно обвила его могучую шею своими ручками и опустила веки, из-под которых одна за другой катились слезинки.
— Лешенька, — жарко шептали ее алые, влажно приоткрытые для поцелуя губы. — Любимый мой...
А он не верил своим ушам, он упивался ее близостью, больше похожей на сладкий сон, чем на реальность. Реаниматор нашел в себе силы на секунду оторваться от Алены только тогда, когда в проеме все еще открытой двери мелькнул силуэт майора Томанцева.
— Ну-ну... — покачал головой и тут же отвел взгляд оперативник. — Вы бы хоть дверь-то закрыли.
— Извините нас, — положив голову на плечо Реаниматора, тихо выговорила Алена. — Мы просто слишком давно не виделись, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Правда, любимый? — Девушка встала на цыпочки и потерлась кончиком чуть вздернутого носа о колючий подбородок Лехи. Лицо ее раскраснелось, губы и обвивавшие шею Реаниматора руки чуть заметно подрагивали, волосы падали на плечи сверкающими ручейками.
— Это правда, — подтвердил одетый в черную робу смертника Леха. — Спасибо тебе, майор. Ты... самый правильный мент среди всех, кого я встречал в своей жизни. Век не забуду.
— Да уж, — со вздохом прошептал майор. Поймал взгляд Реаниматора, тоскливо покачал головой, выдавил с отчаянием: — Э-эх, ребята!.. Да как же все по-глупому... Да почему так... А-а! — сокрушенно махнул рукой, сморщился, словно от зубной боли, и, прежде чем закрыть дверь, грустно предупредил, пряча глаза в пол: — У вас, к сожалению, тридцать минут, не больше. Не подставляйте меня, лады? Я и так уже на срок насшибал...
— Мы успеем, — уткнувшись лицом в грудь Алексею, чуть слышно пообещала Алена. И как-то странно, почти мечтательно улыбнулась. Реаниматор подумал, что вот это и есть настоящее счастье...
Когда дверь с громким стуком закрылась, а снаружи недвусмысленно лязгнул замок, девушка мягко отстранилась от любимого, долго разглядывала его лицо, а потом ласково сказала:
— Ты зашел не к тому парикмахеру.
— Зато бесплатно, — вздохнул Леха, на миг отведя глаза в сторону. И тогда Алена не выдержала — тихо всхлипнула, уткнулась в его плечо и разрыдалась. А он гладил ее, пытаясь утешить, хотя знал, что это абсолютно бессмысленно.
— Лешенька, — справившись с рыданиями, жарко прошептала Алена, слушая учащенное биение его сердца. — Я очень хочу, чтобы... ты был мой, а я — твоя. Понимаешь?
— Да, — ответил Реаниматор. — А ты не...
— Я не пожалею! — отчаянно вскрикнула девушка.
— Но мы ведь больше никогда не встретимся, — из последних сил сдерживаясь, напомнил приговоренный к высшей мере зэк Гольцов. Только вот руки его и горящая желанием плоть не хотели слушать голоса рассудка. Спустив с загорелых плеч Алены тоненькие бретели, он стянул вниз, до бедер, серебристое облегающее платье и, упав на колени, припал к торчащим вверх на упругой юной груди твердым коричневым соскам.
Как же разительно все происходящее отличалось от торопливого спаривания полов, в обиходе называемого «сексом»! Сколько в движениях Алексея и Алены было ласки, нежности, страсти и безграничного желания доставить близкому человеку высшее наслаждение!
В какой-то момент Леха ощутил, как невидимые глазу крылья буквально поднимают их с Аленой над грешной землей и они оба парят в невесомости.
— Я всегда мечтала принадлежать только тому, кого люблю, — сквозь всхлипы, прошептала Алена и, чуть откинув голову назад, блаженно прикрыла глаза. — И я счастлива, что Бог дал мне возможность испытать это счастье... Не говори больше ничего... милый! Иди ко мне! Я так хочу...
— Я люблю тебя, девочка моя ненаглядная.
Подхватив невесомое, послушное тело на руки, Реаниматор, сделав два шага по камере, осторожно, словно спящего ребенка, опустил Алену на тюремные нары. На удивление быстро высвободился из мешковатой робы, остался совершенно голым. Его налившееся желанием и энергией естество конвульсивно подрагивало. Бережно стянул со стройных длинных ножек Алены шуршащее платье.
— Возьми меня, пожалуйста! — умоляла девушка. Ее обнаженная грудь вздымалась, полуоткрытые губы звали к поцелую, ноги, согнутые в коленях, обхватили ягодицы Лехи и настойчиво предлагали войти в жаркое, по-девичьи неподатливое, зовущее в сладкий плен влажное лоно. — Ты — мой муж... А я — твоя жена, — сорвалось с пылающих губ Алены и разрядом молнии отразилось в мозгу Реаниматора. — Навсегда, только ты и я!
— Ты и я, навсегда. И ты — моя жена, — эхом отозвался Леха, совершенно искренне, с пьянящим наслаждением. Без труда нащупав влажную ложбинку, он уперся руками в неудобные, жесткие нары и начал медленно, почти незаметно, входить в трепещущую под ним, закусившую нижнюю губу девушку, чувствуя, как все сильнее и глубже вонзаются в его спину длинные розовые ноготки.
— Боже, как сладко! — шептали ему в ухо горячие губы. — Любимый мой...
Чувствуя, как едва продвинувшийся вглубь фаллос уперся в теснину, Реаниматор на секунду остановился, дал Алене возможность несколько раз глубоко вздохнуть, накрыл ее рот истовым поцелуем и, в тот же миг быстрым толчком бедер вошел в глубь ее расступившегося, полыхавшего жаждой тела. Алена охнула, застыла, напряглась всем телом, широко открыв глаза. Не сдержав переполнивших ее ощущений, дикой кошкой полоснула ноготками от лопаток до поясницы, оставляя на Лехиной спине кровоточащие царапины. Полуобморочный тихий стон Алены потонул в его животном, вместившем в себя радость и боль рыке.
Вот и произошло... Теперь они муж и жена. Навсегда. По крайней мере, для живущего в ожидании своего последнего конвоя Лехи Гольцова.
Лаская гибкое тело Алены, изгибающееся, инстинктивно пытающееся отстраниться, выскользнуть из-под него при каждой отзывающейся легкой болью фрикции, пребывающий в блаженной нирване Реаниматор очень быстро достиг пика, а крепко стиснувшие его поясницу именно в этот момент ноги любимой не позволили ему выйти...
