— Я зайду вечером! Я свяжусь по телефону! Вспомним школу, Астремадурас! Детство наше!
Когда комната освободилась от Агустино, дышать стало легче, даже снова захотелось лепешек. И можно было не без удовольствия докурить загашенную мексиканскую сигару. Или сперва позвонить? Или не звонить вовсе?
«А с другой стороны, — вдруг пришло Астремадурасу в голову, — если в связи с Энрике можно отличиться и помочь влиятельному лицу, очень влиятельному, то… ну-ка, ну-ка…»
Ведь, пожалуй, засиделся он вторым человеком в полицейском участке. Пора бы подумать о месте первого человека…
После долгой абстиненции небеса наконец прорвало — чего и опасался Алексей. Причем этот дождь был лишь предвестником — так сказать, робкой пробой сил, легкой tour-dê-force стихии, которая обещала обрушиться на эти широты через несколько дней.
Стихии под названием сезон дождей.
Но и во время этой пробы сил небесная канцелярия за день выполнила и даже перевыполнила годовую норму по осадкам какого-нибудь Мухосранска в окрестностях города Рязань: с утра здесь дождь шел уже восемь раз, по пятнадцать минут каждый…
Нет, шел не дождь.
Может, ливень?
И даже не ливень, а… а…
Эх, нет в русском языке слова, которым можно было бы описать тот форменный потоп, что периодически и совершенно неожиданно низвергался с чистого минуту назад небосвода на колумбийскую землю, яростными ударами водяных струй хлестал ее в течение пятнадцатиминутного сета и прекращался столь же внезапно, сколь и начинался. Причем только для того, видимо, прекращался, чтобы набраться сил для новой атаки. И что интересно, на небе по-прежнему не было ни облачка: просто в какой-то момент бездонная голубоватая белизна над головой вдруг мутнела, серела, потом темнела, откуда ни возьмись, из ничего, вдруг материализовывались тучи — и слаженно извергались на сушу. Пятнадцать минут, не больше, — и снова как ни в чем не бывало жарит солнце, а небо сияет недоумевающей белизной: мол, я тут ни при чем…
Конечно, частично сдерживали напор водяных масс высокие кроны деревьев, почти полностью закрывающие небосвод, но тем, кто находился под их укрытием, все равно доставалось неслабо: дождь стоял стеной, уже в пяти метрах ни черта не видать, и уже бесполезно было раскатывать лодку, чтобы превратить ее в палатку, и уже одежда намокла и жуть как неприятно липла к телу, дождь заливал глаза, лез в ноздри и в рот, исполинские лапчатые листья каких-то коричневых волосатых пальм прогибались под тяжестью воды и в самый неподходящий момент обрушивали на беглецов целые водопады; земля становилась непроходимой трясиной, ливень колотил по джунглям, как в тысячу тамтамов, и непонятно, что именно рождало этот монотонный, нескончаемый звук, словно дробины сыплются в пустое ведро, — звук, от которого буквально вянут уши, и во время дождя мир исчезает за серой пеленой…
А потом бац — и тишина. Все. Передышка, «дождик» перестал.
Но.
Но и после того, как неожиданно иссякал поток, отдохновения не наступало: перенасытившая разогретую землю влага начинала бурно испаряться, и между толстенных стволов деревьев, перевитых лианами, повисал густой белесый туман… Добро б туман — то была непроглядная водяная взвесь, мельчайшие капельки воды клубились в душном, зловонном воздухе. И дышать в этой взвеси было совершенно невозможно. Равно как и узреть что-либо дальше вытянутой руки.
Один плюс был во всей этой катавасии: исчезли москиты и прочая летуче-кусачая мошкара.
Беглецы пережидали небесный энурез под кроной какого-нибудь дерева и продолжали путь только во время туманного затишья. Лодку так и не раскатали: зачем, если все равно намокнет? Тащи ее потом… Так и тащили, полусухую — с упорством, достойным, пожалуй, лучшего применения…
Им повезло: именно во время паузы между водяными банями, незадолго до наступления ночи, они вышли к узкому, но удручающе длинному болотистому озерцу, растянувшемуся вдоль линии прибоя, метрах в семидесяти над уровнем моря. Был бы сейчас дождь, они б запросто могли пройти мимо, обогнуть озеро и даже не поглядеть в сторону берега. А так…
— Деревня! — вдруг хрипло крикнул Алексей, шедший впереди всех, и встал как вкопанный — так резко, что понуро бредущая следом, ничего не соображающая и мокрая как мышь Татьяна ткнулась носом ему в спину.
— Люди… — простонал тоже узревший цивилизацию Миша. — Сухо, телефон, мини-бар, обслуживание в номерах…
— …и курево, — трагическим шепотом добавил Вова.
И действительно, в пелене тумана, поднимающегося над полого опускающимся к океану берегом, смутно угадывались на фоне грязно-серой океанской воды домишки и сарайчики. Как пить дать — деревня. Причем обитаемая: над крышами поднимались струйки печного дыма, в окнах горел свет и доносилось едва различимое «пых-пых-пых» некоего механизма. Ни автомобилей, ни людей было пока не углядеть.
Они остановились неподалеку от озера. Точнее говоря — попадали кто где стоял, прямо в грязь. Ну и что — изгваздались уже настолько, что лишняя порция грязи положения не ухудшит, зато режиссер американского фильма «Хищник» застрелился бы от зависти, если бы узрел подобные типажи, по сравнению с которыми Шварцнеггер, вывалявшийся в глине перед финальной схваткой с инопланетным охотником, выглядел бы как на приеме в Белом доме…
До очередного неслабонервного аттракциона «Водный мир», по их расчетам, оставалось полчаса — вполне достаточно, чтобы осмотреться на месте, а потом уж выработать план действий.
— А ведь если это поселение стоит на берегу океана… — протянул Борисыч, ладонью задумчиво размазывая волосы по лысинке.
— …значит, тут рыбаки живут, отвечаю, — с ходу подхватил Миша. И попытался бодро добавить: — Значит, у них есть катера! — Бодро не получилось. — Или лодки, на худой конец… Ну точно, смотрите, что я говорил! — И спонсор вытянул в сторону берега похожий на сосиску палец.
Вонючий туман над открытой частью побережья понемногу (и, увы, ненадолго) рассеивался, и сквозь него, как на проявляемой фотопленке, проступали три силуэта — припаркованные у дряхлого пирса парусные лоханки, одномачтовые, со спущенными парусами. Стали видны и домики, приземистые, глинобитные, неказистые, приподнятые над землей короткими сваями, между которыми весело текли многочисленные мутные ручьи дождевой воды. Не ручьи — форменные реки. А вот людей было не видать: ливень, судя по всему, всех загнал под крыши.
— Дизелек, — определил Леша, прислушиваясь к приглушенному «пых-пых». — НТР и досюда добралась, надо же… — Он с кряхтеньем поднялся. — Короче, вы пока лодку поддуйте — когда хлынет, накроемся, и будет зашибись. Как в палатке.
— Ты куда? — тут же вскинулась Люба.
— Пойду погляжу, есть ли подступы к деревне, пока совсем не стемнело. Чтоб незаметно спуститься.
— Мы тут корячься, а ты на прогулку? — напрягся Михаил. — Давай лучше я схожу…
— В таких модных сандаликах? Сиди уж.
— Только недалеко, Лешенька, заблудишься…
На реплику Любы Алексей ничего не ответил, только отмахнулся.
Миша мрачно поглядел ему вслед, открыл было рот, но Борисыч остановил его:
— Отставить взаимные подозрения и разброд в рядах!
— Как бы бандитов на хвосте не привел, Чингачгук… — все же позволил себе буркнуть Мишка.
Без всякого энтузиазма они раскатали лодку, отыскали клапаны и сумрачно принялись выполнять Лешкино распоряжение: как ни крути, а в этом пункте он был прав — изобильная небесная влага достала всех.
— Хорошо, что ни у кого зеркала нет, — тихо, будто самой себе пробормотала Таня, но Люба ее услышала:
— Это почему?
— Посмотрела бы на себя — и застрелилась…
— А что, — развивал свою мысль Борисыч в перерывах между работой легкими, и было заметно, что постепенно к нему возвращался былой азарт, — почему бы не попытаться вторично? Выведем кораблик на большую воду…
— А если в деревне бандиты? — спросила Таня. Как всегда во время затишья, она сняла куртку, чтобы отжать рукава. Платье под курткой промокло насквозь, облепив ладную фигурку, но в настоящей момент это никого не интересовало. Равно как и саму Татьяну отсутствие мужского внимания не волновало нисколько.
— Да вроде не видать. — Михаил повернулся к деревне и задумчиво прищурился.
— Ты дуй, дуй.
— Видели бы меня пацаны — и прощай, бизнес, навсегда. Сгноят ведь… — вздохнул спонсор и брезгливо снова приник губами к резиновому отростку.
— Станут бандиты высовываться, — ответил на его предыдущее замечание Борисыч после очередного вливания воздуха в нутро лодки. — Загнали грузовик в укрытие и затаились… Ясно же, что мы сначала осмотримся, прежде чем туда соваться…
— Так делать-то что будем, славяне? — осведомился Вова, пальцем затыкая клапан, чтобы не стравливало, пока он говорит. — Скоро ведь опять ливанет. Любка, чего молчишь?
