Нет, не зря он занимался спортом, отрабатывая быстроту реакции. И за это поначалу, как он запомнил, его и ценил Василь Савельич, с которым довелось познакомиться еще в школьном спортивном зале, задолго до армейской службы. Тогда же и сложились их первые, добрые отношения. В дружбу они не переросли, но, вернувшись из армии, Влад легко нашел давнего знакомого, пожаловался на отсутствие нормальной работы, и тот предложил свою помощь. Правда, реальность оказалась не совсем такой, о которой думалось. С трудом привыкал к непонятной своей миссии, о которой без конца распространялся Денягин. Но после нескольких испытаний, когда нужно было уже и самому доставать для дела то «перо», то пистолет с глушителем, защищая кровные интересы поруганной всякой сволотой матушки-России, спорить с Денягиным о методах убеждения всех несогласных с твоим мнением стало фактически невозможно. Как и бросить все, чтобы отойти в сторону. Повязан, стало быть, вот и деваться некуда…
А теперь они, значит, решили переиграть и с ним вопрос? Исчезнуть с глаз? Так это у Василь Савельича называется? Ну хорошо, посмотрим, решил Влад, прикидывая, что делать дальше, чего ожидать от привязчивого сопровождающего.
Ясно было одно: с голыми руками Серый на него не кинется, силенки у сопляка не те, злости много — недаром же завидовал, а умения не нажил. И пистолета — тоже нет, иначе бы давно выстрелил. А чего есть? Нож? Ну, этим уголовники, даже и малолетки, владеют нормально. И сейчас он закурит, потом сунет пачку обратно в карман, отвлекая внимание, а вынет руку уже с ножом.
Влад чуть прикрыл глаза, вроде задумался, и Серый плавно опустил пачку в карман. Рука задержалась. Вот он напрягся… Ах, ты, говнюк поганый… Значит, точно. «Что ж ты, Вася?..» — мелькнуло в голове. И Влад решительно качнулся вперед, показывая, что он шагнет сейчас к открытой двери, чтобы выкинуть окурок, шагнет, повернувшись спиной к Серому.
Движение было скорее провоцирующим, но Серый «клюнул» и, вырвав из кармана кулак с блеснувшим в нем лезвием, прыгнул на Влада. Но наткнулся на выкинутый ему навстречу тяжелый армейский ботинок. Резкий удар длинной ноги Влада опрокинул парня на спину и на миг оглушил.
Однако Серый, зараза, был живуч. Пытаясь отползти к противоположной двери, он подтянул ноги и оперся обеими руками, пытаясь подняться для нового броска, но тут уж и Влад не стал медлить. В прыжке он каблуком ботинка достал-таки подбородок Серого. Вторая нога опустилась на его живот. У парня резко откинулась назад голова, стукнувшись об пол, и сам он дернулся и замер.
«Готов?» — испуганно метнулась догадка в голове у Влада. Серый не шевелился. Если и просто отрубился, то все равно надолго.
Влад посмотрел через стекло запертой двери в коридор вагона, там никого не было, только притемнено светили над арками проемов между купе тусклые, немытые лампы. Нигде никакого движения. Никто не видел и, наверняка, не слышал короткой возни в тамбуре. Да и громкий стук колес из открытой двери заглушал все остальные звуки. На свою голову открыл Серый эту дверь.
Влад наклонился над Серым, обшарил его карманы, достал кошелек с деньгами, паспорт, из боковых карманов — сигареты, зажигалку, ключи-«тройник», мобильный телефон, вынул и нож из судорожно сжатых пальцев. Больше в карманах ничего не было. Ну вот, а теперь пусть поищут…
Он потянул Серого за ноги, проволочил по полу, приподнял, коротким ударом ноги откинул его тело вперед, в дверной проем, и толкнул. Тело бесшумно исчезло в темноте. И ни единого огонька вокруг. Такие ночи, вспомнил Влад, — то ли мама рассказывала, то ли какую-то сказку в детстве читал, — называют волчьими.
Затем он закрыл и аккуратно запер дверь, носовым платком протер ее в тех местах, где трогал пальцами, подумал, что грязный носовой платок он выбросит потом, и удивился, что действует фактически бездумно, но так ловко, будто всю жизнь только этим и занимался. А годков-то всего двадцать третий…
Еще раз огляделся. На полу не осталось никаких следов, даже волочения. Тем же «тройником» открыл дверь в вагон, тихо прошел к своей полке, аккуратно подтянувшись, поднялся на нее на руках и лег. Сердце колотилось так, что, казалось, будто все его слышат. Но Влад пересилил себя и, свесившись вниз, оглядел ближайшие полки, занятые пассажирами. Все спали, никто и головы не поднял.
Скоро должны были подъехать к станции Грязи, которые когда-то — слышал где-то Влад — называли Великими. Великие Грязи… Надо же!
И все. И больше никакие мысли или неприятные, неудобные позывы совести не мучили его до самой остановки.
А когда поезд остановился и проводница в дальнем конце вагона стала с лязгом поднимать щиток над ступеньками, Влад перешел в соседний вагон и уже из него спустился на перрон. Широко зевающая чужая проводница не обратила на него внимания.
Только еще начинало светать. Влад небрежно кивнул сонной женщине и спокойно отправился к выходу в город. До Липецка он решил добираться утренней электричкой. А что билеты остались у проводницы, так она их сама выбросит — за ненадобностью. Значит, не нужны были пассажирам. Фамилии вот только остались, — впрочем, обойдется.
…Не дождавшись известия, которое Денягин, трезво отдавая себе в этом отчет, ожидал с волнением все утро, он стал сам набирать номер Макарцева. Телефон Серого отвечал длинными гудками, а затем, после какого-то очередного вызова, абонент стал «недоступен».
У Денягина что-то будто опустилось внутри. Чего объяснять-то? В чужих руках трубка. Звонила, звонила и — надоела новому хозяину. Заменит сим-карту и сам звонить будет или продаст кому-нибудь. Либо тот, у кого она находилась в руках, прекрасно знает, кто звонит, хотя ни фамилия Денягина, ни его имя в «память» заложены не были — таково было всегда его первое и главное требование. Но о том, что именно Серый «выпал» из поезда, у Василия Савельевича никаких сомнений уже не оставалось…
«А может, оно и к лучшему? — философски подумал он. — Один исчез, второй будет теперь поневоле сам скрываться… Интересно, что он для матери-то сочинил? Но это как-нибудь потом можно будет поинтересоваться. Попозже, когда имя Влада сотрется в памяти милицейских ищеек… Ну вот, а то запаниковал, понимаешь…»
Это уже — в адрес господина депутата Перепутного.
Глава четырнадцатая
Следы всегда остаются…
Господин Корженецкий был рад визиту Турецкого, хотя и не скрывал некоторого разочарования. Видимо, настолько испереживался, перемучился, что свои нервные затраты полагал бы компенсировать лишь с помощью не менее сильных в эмоциональном смысле способов наказания преступника.
Ну да, как ты — меня, так и я — тебя. Око за око, зуб за зуб! А тут ничего подобного не получалось, не складывалось. То есть страхи моральной компенсации не получили. Страдания оказались нелепыми, по большому счету фальшивыми, и завершились так, будто их никогда и не было.
Но хозяин оставался вежливым и внимательным, словно все еще ожидал от сыщика чего-то более конкретного, чем его уверенность в том, что все завершилось к общему благополучию. А потом, когда страхи ушли, всплыла горькая обида в связи с бездарно потерянной полусотней тысяч. Ну чего стоило ответить тогда: «Рад бы, клянусь, но нету здесь, сами смотрите!» Не стал бы киллер, поди, «вещами брать», не дурак же. Это деньги не пахнут, а все остальное — еще как!
Они сидели в его кабинете в офисе и пили хорошо заваренный натуральный кофе. Под коньячок. Это не был праздник победы. Просто Турецкий подводил итоги, задавая себе при этом последний, видимо, в данном деле вопрос: «Откуда и кому пришла в голову столь благодатная мысль?» И возвращался мысленно все к тому же своему тезису: великолепная афера наверняка удалась бы, если бы… Вот именно, план почти гениальный, но надо же было им налететь именно на Турецкого! Другими словами, если бы в его мозгу не вспыхнул не имеющий прямого отношения к делу вопрос: «Слушайте, что еще за робингуды?», и сам собой не возник ответ: «Это бред». С чего и началось.
Все правильно, давно прошло их время. Еще в начале девяностых годов разматывались многочисленные уголовные дела против всяких «справедливых» мстителей. Особенно много их находилось среди уволенных, обруганных, опозоренных и прочая, прочая, бывших сотрудников секретнейших спецслужб. Да Турецкий и сам, смеясь в душе над всякими «Белыми стрелами», тем не менее находил вполне реальные подтверждения многочисленным слухам. Тогда находил. Но этот «мстительный» период становления нового, демократического государства, в которое с огромным трудом превращалась неповоротливая и озлобленная Россия, к счастью, подошел к завершению. Люди наконец делом занялись, не все, но очень многие. И старые сказки вспоминают теперь с юмором.
Георгий Витальевич внимательно слушал рассуждения Александра Борисовича, соглашался с ним — в принципе, и время от времени удивлялся, как же это он — опытный все-таки, профессионально грамотный бизнесмен, «купился», в сущности, на такую примитивную наживку?..
