— Слава богу, прилетели! Теперь все позади. В следующий раз — только поездом, — словно уговаривая себя, сказал толстяк с натянутой улыбкой.
— А я сегодня опять улетаю. В крайнем случае, — завтра, — сказал ему весело Белов. — Только в полете живет самолет!
Сосед посмотрел на него одновременно и с завистью, и как на сумасшедшего.
В американском посольстве, куда Белов отправился прямо из аэропорта, его встретили тепло и радушно: все-таки предприниматель с мировым именем. Что бы ни пели американцы о свободе и демократии — бизнес у них всегда на первом месте.
Клерк, сидевший за перегородкой из толстого стекла, наклонился и что-то сказал в микрофон. Через пару минут к Белову вышел похожий на манекен из супермаркета вице-консул и пригласил в отдельную комнату, куда секретарь принесла им по чашечке кофе. Повинуясь пригласительному жесту американца, Белов сел на кресло у маленького столика.
— С визой нет проблем, — сказал по-русски американец, старательно выговаривая звуки, — но получить ее вы сможете только завтра. Сегодня мы уже не успеем. Приходите завтра, к открытию, сразу и получите. Рейс до Нью-Йорка — в шесть часов вечера. Вы обязательно успеете.
Он аккуратно опустился в кресло по другую сторону от столика и, сменив тон на неофициальный, спросил:
— С какой целью вы собираетесь посетить Соединенные Штаты? -
Перед мысленным взором Белова возникло лицо Лайзы — такое милое и родное.
— По делам, — не вдаваясь в подробности, ответил он.
«Ну естественно, — подумал дипломат, — у бизнесмена такого уровня не остается времени на личную жизнь».
— Можете смело заказывать билет, Александр Николаевич, — вице-консул произнес отчество как Николаевишч. — Завтра виза будет готова.
Белов поблагодарил, поднялся и вышел на улицу. Стоял жаркий московский июль. Если точнее, самый его конец. Асфальт побелел от солнца и потрескался, листья на деревьях покрылись слоем сухой пыли. Ничего нового. Ничего такого, чего бы он раньше не видел.
Сначала Саша хотел отправиться на квартиру родителей, но передумал. Ни к чему ворошить прошлое, бередить старые раны. В его душе все сильнее и сильнее разгоралось чувство к Лайзе. Она ждала его в Нью-Йорке, городе, где возможно все...
Из посольства Белов прямиком отправился в гостиницу «Mariott». Снял номер, получил у портье ключ с массивной цилиндрической грушей и шагнул в, кстати, пришедший лифт. Внутренне улыбаясь, он прислушивался к шепоту двух ярко накрашенных девиц у себя за спиной:
— Смотри, какой красавчик! Сколько с него можно выбить за ночь?
— Остынь, подруга! С ним ничего не получится.
— Это почему?
— Да у него на лбу все написано. Влюблен мужик.
— А-а-а... Ну, тогда пусть живет.
— Пусть. Сейчас это большая редкость — увидеть по-настоящему влюбленного мужика. Да еще в такие-то годы! Ему же не восемнадцать.
Лифт остановился на четвертом этаже, первым вышел Белов, следом за ним девицы. Он продолжали обмениваться репликами:
— Это точно. Повывелись принцы. Ну да ладно, зато все остальные — наши. Не зевай, подруга!
И они переключились на пожилого кавказца, разгонявшего полумрак холла сиянием золотых зубных протезов. Уж этот-то точно ни в кого не был влюблен...
Вечером Белов сидел в номере и смотрел телевизор. Он терпеть не мог долгих ожиданий, а эти часы, оставшиеся до встречи с Лайзой, растянулись в годы,, Есть не хотелось, но он все же заказал ужин в номер. Выбрал цыпленка по-шотландски — нежный цыпленок без косточек, запеченный на вертеле — и фруктовый салат, заправленный обезжиренным йогуртом. В мини-баре стояла целая батарея напитков: коньяк, водка, виски, джйн,— но Белов к ним даже не притронулся. Он достал из холодильника бутылочку «Перье» без газа, налил воду в стакан и бросил туда ломтик лимона и листок мяты.
Так было легче переносить сгустившуюся к вечеру жару. Кондиционер исправно работал, но удушливый тягучий зной, поднимавшийся от раскаленного асфальта, казалось, проникал сквозь стены отеля. Белов поел, поставил посуду на сервировочный столик и выкатил его в коридор, не забыв оставить чаевые официанту. Стоимость ужина и так включена в счет, но людям надо помогать зарабатывать на жизнь.
Затем Белов устроился в глубоком кожаном кресле и включил телевизор. Он давно уже относился к теленовостям, как к чему-то неестественному, почти мультипликационному Жизнь, текущая за окном, никак не соответствовала картинкам, мелькающим за стеклом кинескопа. Он стал переключать каналы, надеясь найти какой-нибудь достойный фильм. В очередной раз нажав кнопку, он увидел на экране ринг... Ринг с красным настилом, в углу — фигурка боксера в красных перчатках...
Это странным образом напоминало утренний сон в самолете, словно он смотрел его продолжение, но в другом ракурсе. Камера дала наезд, и Белов оцепенел. Что он ожидал увидеть, когда оператор даст крупный план? Лицо Фила? Но... это даже не смешно. «Я пока еще не сумасшедший». И все же...
У Саши появилось ощущение, что сейчас он увидит нечто такое, что должен увидеть. То, что естественным образом продолжает цепочку последних событий. И даже не последних — просто событий его жизни. Камера взяла крупным планом лицо боксера. Он разминал хрящи носа и ушей, поэтому лица как такового пока не было видно. Но верхняя часть: лоб, линия роста волос и даже сами волосы — темно-русые и прямые,— удивительно напоминала Фила.
Белов замер, ожидая, что будет дальше. Боксер энергично потер нос и убрал перчатки от лица. Саша с облегчением перевел дыхание. Да, в какой-то мере парень смахивал на Фила — в той, в которой все боксеры похожи друг на друга, но не более. Даже нос, если приглядеться, у этого свернут на другую сторону. Белов машинально потянулся к стакану с минеральной водой. Мелкие капельки испарины, выступившие на хрустале, смешались с каплями горячего пота, струившегося по ладони. Саша взял стакан и прижал его ко лбу. Что же имел в виду Фил?
— ...российский боксер Сергей Степанцов, выступающий в полутяжелом весе, — сказал диктор за кадром. — Через две недели ецу предстоит встретиться в Лас-Вегасе с американцем Норманом Хьюиттом. Я хочу напомнить нашим зрителям, что победитель получит звание претендента и осенью сразится за титул чемпиона мира по версии IBF с действующим чемпионом Харрисом Бердом, известным также как Бом.-бер-Харрис.
Белов всмотрелся в лицо Степанцова. Молодой, лет двадцати пяти. Для профессионального бокса это, можно сказать, самое начало серьезной карьеры. Широкие скулы, светло-серые глаза. Левая бровь рассечена шрамом надвое, в месте рассечения волосы не растут. Крепкий подбородок...
«Чугунная челюсть, — сказал однажды Фил. — У хорошего боксера должна быть чугунная челюсть и ребра из арматуры».
Похоже, с этим парнем все было в полном порядке. Плоские грудные мышцы, но зато — широченная грудная клетка, увеличивающая размах и без того немаленьких рук. Никаких рельефных бицепсов — боксеру это ни к чему; зато четко прочерченные широчайшие мышцы спины и литые плечи. А это главное. «Настоящий мастер наносит удар рукой, а бьет всем телом», — еще одна из заповедей Фила.
Далее картинки стали быстро сменяться. Несколько кадров из самых известных боев этого боксера, и финальный — рефери поднимает над головой руку победителя в красной перчатке. Короткий материал сменился следующим сюжетом, о синхронном плавании. Но русалки с прищепками на носу интересовали Белова куда меньше. Перед глазами стоял последний кадр: воздетые руки и улыбка на помятом лице — измученная и немного... виноватая, что ли?
Саше было знакомо это чувство: чувство глупой вины за то, что у тебя все получилось. В момент триумфа забываются все тяготы и лишения, что пришлось вынести, и остается только это легкое недоумение: почему я? Ведь на моем месте мог оказаться кто угодно?
«Кто угодно? — задумался Белов. — Нет, это не так. Только тот, кто сам в состоянии пройти этот путь. Пройти до конца».
Был ли незнакомый боксер тем самым парнем, который готов пойти до конца? Кто знает, вполне может быть и он.
На следующее утро бодрый и подтянутый Белов, благоухающий новым ароматом «Блэк» от Армани, остановился перед стойкой портье. Он протянул ключ и сказал:
— Я съезжаю. Приготовьте счет; пожалуйста.
Портье любезно улыбнулся:
— Надеюсь, вам понравилось у нас?
— Да, спасибо, — рассеянно ответил Белов.
Портье склонился над журналом регистрации постояльцев. Нашел нужную строчку, вписал время выезда.
— Кстати, — сказал, вспомнив что-то. — Вам пакет.