Он хотел водки еще и еще, напряжение выходило из него медленно, чувство опасности улетучивалось гораздо быстрее, поэтому он даже не удивился, когда следующий разнос с графинчиком водки к его столу поднес Штука.
Виталька, размазывая свой пластилиновый взгляд по бывшему соратнику, составил графин с рюмками посреди стола и опустился на стул напротив. Сел и удивился реакции Шебанина:
– Ты бы хоть дернулся, что ли?
– А зачем мне дергаться? – возразил Яша. – На мне вины нет.
– Значит, есть, коль сразу с этого начал.
– Увы и ах. Нет вины. А что сразу с того начал, что виниться не стал, так мне известно, какие у тебя обиды. Только поверь мне, Штука, я не желал, чтобы так все вышло.
Кусков раздраженно осклабился и наполнил рюмки.
– Ты лжешь, Яша. И горько от того, что лжешь именно мне. Автомат в багажнике – это ладно. Делаем скидку, что два придурка с фамилиями Гонов и Зелинский проявили самодеятельность, как это принято у них на конкурсах ГУВД, и случайно подкинули его в машину, которая попалась им первой подходящей. Допустим, что из пятидесяти тысяч машин в Тернове самой подходящей им показалась моя. Ладно, забыли. А вот как понимать шутку со следаком из транспортной прокуратуры? Ты уж прости, Яша, мою тупость. Я поначалу подумал – Пермякова из седла вышибают, чтобы он меня не упрятал в СИЗО. Однако потом я стал догадываться, что все как раз наоборот. Следак документы готовил, которые суд однозначно воспринял бы как руководство к моему освобождению. А тут такая постыдная «подстава» с домом… Ай-я-яй.
– Виталик, твои догадки – это только догадки, и ничего больше.
– А я тоже сначала так решил. Думаю, зачем старому корефану меня, своего друга, в «крытку» определять? Где я ему дорогу перешел? Может, обиделся, что я шестого июня, в день его рождения, хук слева ему вмазал? Потом мозгами пораскинул – если от этого отталкиваться, так ты меня уже раз тридцать посадить должен. И столько же раз я тебя. Не, не то, решил я. И пошел искать правду. Нашел Бобыкина, нашел Зинкевича, с ментами твоими пообщался… И пришел к тому, от чего ты, наоборот, отталкивался. Подставил ты меня, Яша, подставил. Как хор Александрова, заказав песню «Ох, у дуба, ох, у ели».
– Чушь все это, конечно, но, глядя на твою уверенность, так и хочется спросить – что дальше-то? – Перевернув рюмку, Локомотив разом избавил ее от содержимого. – Дальше-то что? Ну, нашел ты меня, молодец! Только ведь, Виталя, я тебя сам эти месяцы искал. Сначала в тюрьму тебе гонцов засылал, потом на воле искал, а ты упорно не находился. Вместо того чтобы приехать и тему распедалить, ты какие-то прятки затеял!..
– Ты не ори на меня, – предупредил Штука. – За эти шестьдесят дней ты столько пакостей мне наделал, а теперь… А теперь возмущаешься, что я сам к тебе не шел?! Ты же всех убрал, кто мог подтвердить мою невиновность! Гонов, Зелинский, Рожин! Теперь еще и мусора из УБОП прихватил?! Ты спятил, Шебанин, мать твою!..
Ситуация накалялась, только теперь это происходило не по причине излишне употребленного спиртного. Рекламации Кускова были справедливы, и чем очевидней они были, тем сильнее нервничал Локомотив. Признаться самому себе, что он сподличал, он не хотел, теперь за него это безапелляционно доказывал старый друг.
– А ведь я единственный остался, Яша, кто может правду на свет пролить, правда?
Локомотив зачал в своей голове план окончания этого разговора и уже не намерен был отступать ни от одного пункта.
– Вот потому, кореш ты мой центровой, я и крылся. От ментов крылся и от тебя до поры. Но перед тем, как они меня по старой памяти забраслетят, мне с тобой поговорить захотелось. Честно сказать, я еще тогда, когда ты с Подлизой прощался да телефон свой давил, закончить все хотел. Расстрелять обоих ко всем матерям, да и дело с концом. Да только как потом перед братвой ответ нести, а? Сидел рядом в машине, смотрел на вас и думал – как ответ-то нести? И не стал. Сейчас жалею.
– Но в этот раз ты появился не для того, чтобы я обделался легким испугом, правда?
– Верно.
План Шебанина рушился. Гнев Кускова читался прямо в его глазах, а это означало, что выхода для разборок на улицу может и не случиться. Но Штука его удивил. Он поднялся из-за стола и оперся на него обеими руками.
– Прощай, Яша. Зачем мне грех на душу брать? За меня все сделают менты. Этого парня, на лестничной клетке, они не простят. Уверен, что в плен тебя брать не будут. На кой им сдалось, чтобы ты десятку отсидел и вышел? Это разве наказание для авторитетного фраера? Опера-то того не вернуть, а за «завал» мента ты вообще пиковым тузом сюда вернешься. А ты нужен мне здесь, туз пиковый? Адью, лох.
Развернувшись, Кусков отошел было от стола, но, снова возвращаясь к разговору, несколько раз ткнул пальцем в сторону Шебанина.
– И следака того, прокурорского, тебе тоже не простят.
– Ты сам лох, Штука! – взревел, пугая соседей по столикам, Яша. – Есть люди, которые подтвердят, что я не при делах!
– Шебанин… – поморщился Кусков. – Среди тех, кто остался в живых… Ты когда-нибудь слышал пение дятлов?
Растолкав плечами официантов, протиснулся сквозь толпу и вышел вон.
– Он совершенно трезв… – пробормотал Локомотив.
– Слушаю вас, – не понял находящийся неподалеку мальчик в бабочке и полотенцем через плечо.
– Он был трезвый, как стекло! – показав официанту на закрывшуюся дверь, рявкнул Яша. – А я пьян! И мы разошлись, не подравшись, впервые в жизни! Это гадкая примета, парень… Хуже не бывает.
Бросив на стол несколько купюр, он с трудом поднялся со стула и направился к выходу. Дойти до дверей так же ловко, как и Кускову, ему не удалось, поэтому пришлось применить силу.
– Куда ты прешь?! – возмутился паренек, чью подругу Яша грубо оттолкнул в сторону.
Вместо ответа Шебанин коротко размахнулся и ударил двадцатилетнего защитника в подбородок. Собирая столы и стулья, он рухнул на спину.
Ресторан работал уже более трех часов, публика не менялась, поэтому разогретые до максимума завсегдатаи восприняли жест Локомотива как сигнал к действию. Мужики, чьи баки были заполнены до краев, застоялись, и им нужно было срочно разогреть остывшие двигатели. За тридцать секунд завязалась драка, участие в которой приняли никак не меньше десятка человек. Половина бросилась бить Шебанина, вторая половина принялась бить первую. Необходимость защищаться, усиленная алкоголем, превратила Локомотива в неукротимого хищника. Потеряв в первой стычке пиджак с документами, он резал боковыми справа и слева. Каждый третий удар приходился в цель, и это доставляло оскорбленному авторитету несказанное наслаждение.
Вскоре он понял, что участвует во всеобщем переполохе уже довольно большой отрезок времени, и сквозь затуманенное сознание прорвалась мысль о том, что мебель ломается, кости и челюсти трещат и кому-то вскоре за это удовольствие придется платить. Звонки от несущих материальный ущерб служащих заведения и дам потерпевших защитников уже наверняка достигли внимания ближайшего райотдела, поэтому…
Поэтому нужно как можно быстрее покидать ресторан. Что Яша и сделал.
Вырвавшись в прохладу вечернего воздуха, он быстро пересек площадь и сел на лавку в парке. Отсюда очень удобно было наблюдать за тем, как к фасаду и тылу ресторана подъезжают автомобили с проблесковыми маячками и из них, не дожидаясь остановки, высыпаются люди в форме.
– Это я вовремя вышел, – похвалил себя Яша. – Как этот… Виталька меня нашел? А-а-а… Да он меня и не терял!
Ему вспомнилось, как Кусков жалел о том, что не рассчитался со старым другом в тот час, когда Яша прощался с Подлизой.
– Он за мной все это время ходил…
Нечего сказать: Штука поступил – хуже не бывает. Затей он сейчас бузу – братва предъявила бы за то, что обвинения беспочвенны. У Яши есть доказательства своей правоты, да и Штука стоит на «лестнице» на порядок ниже. А сейчас с него взятки гладки. Для всех окружающих он Яшу простил и не тронул. С одной стороны, это выглядит как подтверждение той самой правоты Шебанина, а с другой…
А с другой – он отдал бывшего сотоварища на растерзание ментам. Но обиднее всего то, что Кусков прав. Вокруг Яши остались одни дятлы, способные лишь стучать и собирать лесной мусор. Надави на них, и от их показаний не останется ни слова.
– Прорвемся, – упрямо ухмыльнулся Шебанин и поднялся с лавочки.
Адреналин схлынул, азарт драки миновал, и Яша поежился. Прохлада начала ночи обещала ее холодное продолжение. Догадываясь, что это озноб от спиртного, Шебанин глухо выругался, обхватил руками плечи и…
И остановился.
Холод прошел, его окатило волной нестерпимого жара.
Он стоял посреди парка в рубашке. В своей черной рубашке, на которую перед посещением ресторана был накинут пиджак. Его пиджак от Ponti! Пиджак, в котором лежали деньги и портмоне с водительским удостоверением, паспортом российским и паспортом заграничным!..
