– Зачем? – переспросил, прикуривая сигарету, Струге.
– Подивиться вам в очередной раз, Антон. – Яновский посмотрел на Струге и пригладил свою клинообразную бородку под черной бабочкой. – Вы уж простите меня за такую фамильярность, хоть и на четверть века постарше вас буду? Один раз наедине можно. Да и заискивать перед вами старику нечего. Знаете наверняка, что я в областном суде любые вопросы по любым делам без вашего хорошего отношения решить могу. А подивиться я хочу тому, как это у вас получается.
– Что получается? – Неготовый к задушевной беседе судья нашел в себе силы, чтобы удивиться.
– То, что вокруг вас находятся одни порядочные люди. Вы словно притягиваете их, отторгая подонков. Пащенко – замечательной души человек, умнейший молодой человек, профессионал и просто хороший малый. Саша Пермяков. Вы вместе росли, верно? И, кажется, все трое в неполных и не совсем обспеченных семьях?
– Верно, – выдохнул Струге, думая о своем, но не переставая смотреть в лицо старику.
– Вот тому и удивляюсь, как некоторые, так и не взяв от жизни все, остаются добрыми малыми. Ну, мне пора. Бывайте.
Он встал, подняв со стула свое еще крепкое не по годам тело, и направился к двери. Однако на пороге, пропуская в дверях опаздывающую из столовой Алису, остановился. Может, и не остановился бы, если бы девушка, испугавшись того, что едва не сбила с ног известного адвоката, не прошептала:
– Ой… Простите…
Яновский указал пальцем на нее – «это еще один такой человек» – и добавил уже вслух:
– А Пермяков… Признаться, я не знал, что люди ради дружбы бывают способны на такое. Наверное, я слишком затерся в своем кругу…
Струге сидел, Алиса что-то щебетала ему, подойдя к столу, но судья продолжал смотреть на дверь и пытаться разгадать словесный ребус старика Яновского. Адвоката, который сделал все, чтобы Пермяков оказался на свободе.
– Вы куда?.. – опешила девушка, увидев, как Струге скидывает мантию и тянется к пиджаку.
– Я скоро вернусь.
– А процесс? У нас в четыре заседание!
– В четыре оно и состоится.
Выйдя на улицу, он поймал такси и, отчаянно барабаня пальцами по двери, потратил полчаса на стояние в пробках. Еще через пять минут зашел в прокуратуру и поднялся на третий этаж, где располагались кабинеты следственного отдела областной прокуратуры.
– Кормухин, здравствуйте, меня зовут Струге. Вы слышали обо мне?
– Как не слышать… Проходите, пожалуйста.
– Я не надолго. Вы, наверное, догадываетесь, по какому я делу?
– Как не догадаться…
– Послушайте, Кормухин, – напрягся Антон Павлович, – вы настолько проницательны, что я недоумеваю по поводу того, как у вас не срослось с делом!
Действительно, познания следователя удивляли Струге свой широтой. А тот лишь недоуменно посмотрел на своего визави: сознательно глупит, что ли? Или настолько капризен, что не хочет, чтобы его сегодня узнавали?..
– Хотите полистать?
– Нет, послушать. – Не позволяя себе ни капли бесцеремонности, судья мягко прошел к столу и сел. – Это возможно?
– Теперь все возможно. – Настроение у Кормухина было, мягко говоря, не на подъеме. И не стоило труда догадаться почему. Бывший следователь прокуратуры Струге знал, чем иногда грозят провалы «именных» дел. – Вам наушники нужны или так послушаете?
Антон сказал, что было бы неплохо послушать запись через наушники. Неплохо было бы для Кормухина. Мало ли как отреагируют коллеги следователя, зайдя в кабинет и застав там судью, прослушивающего аудиозапись, приобщенную к материалам уголовного дела. Пусть даже прекращенного.
Получив в руки кассету, Струге увлекся и без разрешения сунул в губы сигарету. Запись. Как много она могла стоить, как ничтожно оказалось ее содержание на следствии и как снова велико стало ее значение сейчас…
– …У вас же наверняка доказухи нет! Так зачем человека гробить? Александр Иванович, вы же умный следователь, понятно, что я на стороне порасспрашивал, прежде чем к вам идти… Завтра адвокат в Центральный суд обратится с просьбой изменить Кускову меру пресечения, и, если в деле будет хоть что-то, что указывало бы на Виталькину правоту, его выпустят!
– Рожин, вы мне порядком надоели. – Голос, похожий на голос Пермякова, звучал устало. – Ступайте с богом, пока я вас не «приземлил» за давление на следствие.
– Да вы поймите… – зашептал невидимый, но упорный малый. – Если адвокат сунется с заявой в суд и дело попадет судье в тяжелой форме… Вы знаете, кто такую категорию дел в Центральном рассматривает? Струге!! Вы знаете Струге?
– Нет. И что с того?
– А то, что он и адвоката придурком выставит в итоге, и Кускова не освободит! А на него денег надо вагон!
– Что, Струге деньги берет? – поинтересовался голос Пермякова.
Пленка прошуршала, обозначая тяжкий вздох.
– Говорят, не берет. Но мы думаем, что все дело в цене. Знаете, в приятное положение можно поставить любого судью. Жене вдруг сваливается на голову наследство в виде дома в Сочах. Сваливается, а уж только потом о существовании наследодателя сообщается… Вы понимаете, о чем я говорю?
– А вы сами хорошо понимаете, о чем сейчас мне говорите?
Опять шуршание.
– Хорошо, – короткий кашель. – А у нас есть выход? Дело прошлое, мы обращались в областной суд к одному очень влиятельному человеку. И он подтвердил, что такие дела попадают на рассмотрение именно Струге. Как бы вам объяснить… Одним словом, это тот человек, который когда говорит, что дело попадает к Струге, то так оно и случается.
– Дальше, – попросил голос, похожий на голос Пермякова.
– А дальше – больше. Не лучше ли нам сейчас и здесь определиться, нежели потом решать вопросы с самым неуправляемым судьей в городе? Дом ему мы, конечно, вручим. А если он дурака врубит? Знаете, наша задача не Струге этого уволить за бесчестие, а Витальку от несправедливого срока спасти. Зачем идти до суда, если можно до этого дело не доводить?
Антон откинулся на стуле и стянул с головы наушники.
– Закончили? – справился Кормухин.
Теперь становилось понятно, почему он не удивился приходу судьи и не возражал против того, чтобы тот прослушал запись. Куда теперь Кормухину? Наверное, после этого промаха в облпрокуратуре не задержится. Струге, окажись в таком дерьме, жить в коллективе вряд ли бы смог. Прокуратура – не суд. Тут не укроешься мантией от чужих интересов. Наверное, подастся в адвокаты.
Да, Струге закончил. Слушать дальше не имело смысла.
– А это что? – кивнул он на пакет документов.
Кормухин глубоко вдохнул и выдохнул сквозь сжатые губы. Очевидно, в его поведении это обозначало крайнюю степень раздумий.
– Это документы на дом в Сочи. Я вчера Пермякову звонил, просил приехать и написать бумагу, что он не имеет к этой недвижимости никакого отношения. А он надерзил – сказал, что у меня такая бумага есть в виде акта УБОП о вручении ему этих документов, что он и так не имеет к ней никакого отношения…
– И он абсолютно прав, – перебил его Струге. – Кормухин, у меня к вам есть один вопрос. Вы не уделите мне минуту времени?
– Конечно, – сразу согласился тот.
– Вадим Андреевич Пащенко слушал эту запись?
Следователь поджал губы и помял плечи ладонями.
– Нет. А зачем ему это нужно? Он этим делом вообще не интересовался. Если он каждую запись слушать будет…
Распахнув дверь, Струге решил себя проверить.
– Чем теперь думаете заниматься?
– До дум ли тут?! Двенадцать дел в производстве!..
Струге ошибся. И сделал он это опять, слава богу, не в процессе.
– Он точно в деревне?
– Ты на дорогу лучше смотри, а не на меня! – посоветовал Антон.
«Волга» мчалась по Северному шоссе, грозя пассажирам новой катастрофой. Двое одетых в строгие костюмы мужчин сидели в салоне и считали километры по указателям.
– Что с жилплощадью? – поинтересовался Вадим, зная, что Струге в течение двух дней решил вопрос с обменом.
– Сегодня в обед нужно идти в ЖЭУ, брать с собой слесаря и вскрывать дверь в новой квартире. Новые хозяева так торопились, что потеряли единственный ключ.
Пащенко промолчал, не желая вдаваться в подробности. Ему была известна причина такого скоропалительного решения. После гибели Рольфа Саша не могла находиться в квартире одна. Как коротко рассказал судья, ей постоянно казалось, что, стоит ей лишь позвать, пес тут же явится. Саша, понятно, женщина… Однако заместитель областного прокурора не сомневался в том, что мучился и сам Антон.
– У него на пятьдесят первом километре дача или на пятьдесят третьем? – опять развернулся заместитель областного прокурора. – Я опять забыл.
– А я тебе уже в третий раз говорю – на пятьдесят пятом! – без злобы пробубнил судья. – Еще минут пять, и мы увидим сверток.
