– И чего ты, Оля, с этим возишься? – не могла понять она очередного кулинарного подвига попадьи. – Купила бы в магазине. И проще, и стоит какие-то рубли.
– Ну да! – не соглашалась Ольга. – Здесь рубль, там рубль, а в конце месяца целых две сотни лишних наберется!
Отец Василий супругу поддерживал. Они вовсе не были бедными, но ненужную расточительность священник считал грехом сродни гордыне.
Огромный синяк уже сошел с Вериного лица, и шашлычник Анзор, поначалу совершенно не желавший принимать на работу незнакомую женщину с таким лейблом на фэйсе, смягчился и даже, как поделилась однажды Вера, начал проявлять к ней какие-то знаки внимания.
– Вы уж, батюшка, не говорите ему о моем прежнем занятии, – попросила она. – Он же кавказец, а они все с прибабахами – мигом с работы выгонит.
– Успокойтесь, Вера, обсуждать прихожан не в моих правилах, – почти официально заверил ее священник.
Признаться, он ждал большего. Он понимал, что это придет к ней не сразу, и все равно ждал момента, когда она станет настолько сильной, чтобы не бояться никакой правды о своей жизни. Но для этого у нее было еще слишком мало веры.
* * *
В тот день на исповедь к отцу Василию пришли двое: девушка, принявшая крещение буквально неделю назад, и мужчина лет тридцати с изрядно помятым лицом и тяжелым, недобрым взглядом. С девочкой все было просто. Отец Василий около получаса выслушивал ее детские наивные грехи и с легким сердцем отпустил все. Пожалуй, с формальной точки зрения ее попытку завоевать сердце любимого мужчины постелью можно было назвать блудом. Но отец Василий прекрасно видел, что все это – лишь проявления страха и неуверенности в себе, – не было там блуда, и вера вполне могла это исцелить. Но когда исповедь девушки завершилась и к отцу Василию подошел мужчина, священник сразу понял – «игрушки» кончились.
Этого прихожанина он прежде в храме не видел. По возрасту он был близок к отцу Василию, но священник прекрасно помнил всех своих усть-кудеярских ровесников, и мужчина не был одним из них. Он вообще явно был не местным.
– Грешен, батюшка, – хрипло сказал мужчина.
– Говори, сын мой, – разрешил священник.
Прихожанин сглотнул слюну и начал.
– Сатанинское зелье я перевожу, в этом грех, – он поднял глаза, как бы для того, чтобы убедиться, что его слушают. – Наркотики… Вот уже три партии для Парфена переправил.
Отец Василий, стараясь выглядеть спокойным, кивнул, но лоб его моментально покрылся мелкими капельками пота.
– Это героин, – продолжил мужчина. – Афганский… но я сопровождаю груз только до Усть-Кудеяра. Дальше – не моя забота.
Исповедь не требовала таких деталей, но отец Василий не мог даже слова промолвить.
– Вот и сейчас я привез партию, но где его сгрузили, не знаю, об этом Парфен никому не говорит, – мужчина перевел дух, все-таки исповедь давалась ему нелегко. – Скоро его перегрузят на «Мерседесы» и вместе с фруктами повезут дальше – в Тольятти, Самару… в общем, я всего не знаю. Я ведь простой охранник.
– Раскаиваешься ли ты в грехе своем? – через силу выдавил отец Василий.
– Раскаиваюсь, – холодно сказал мужчина. – Чего бы я сюда пришел, если бы не раскаивался. Не хочу, чтобы этим дерьмом народ травили.
Священник смутился. Это была очень необычная исповедь. А точнее, пока это вообще не было исповедью. Мужчина определенно ни в чем не раскаивался.
– Очень важно, – продолжал отец Василий, – чтобы вы осознали свой грех и совершенно искренне раскаялись перед Отцом Небесным.
– Я въехал, – кивнул прихожанин. – И хочу, чтобы ты, батюшка, тоже въехал: Усть-Кудеяр делают перевалочной базой для афганского героина.
– Важно не то, буду ли я это знать, – преодолевая душевное смятение, пояснил отец Василий. – Не для меня вы это делаете, а для себя. Поймите, важно, чтобы вы сами осознали порочность этого пути и сошли с него, чтобы искренне уверовали в личное спасение.
– Я просек, – кивнул мужчина. – Я раскаиваюсь.
Это было очень странное раскаяние – без единой слезы, без дрожания губ или рук и вообще без эмоций.
– Очень важно, – вытер ладонью лоб священник, – чтобы вы поняли, что только от искренности вашего покаяния зависит ваша дальнейшая судьба!
– Ну…
– Что – ну? – отец Василий чувствовал себя так, словно говорит не с человеком, а со шкафом или магнитофоном. – Как я отпущу вам ваш грех без вашего раскаяния?
– Я же сказал, что раскаиваюсь, ты что, батюшка? – недоуменно развел руками прихожанин. – Что я не так сделал?
– Формально вы все правильно сделали, – поморщился священник. – Но разве вы сами не чувствуете, что не смогли по-настоящему покаяться перед Господом? Что в сердце своем вы так и остались нераскаявшимся грешником?
– А чо еще надо? Ты скажи, я сделаю, – мужчина даже не понимал, чего от него, собственно, хотят.
– Вы должны хотя бы усвоить основные понятия…
– Понятия? – переспросил мужчина. – Не знал, что вы тоже по понятиям живете.
Отец Василий схватился за голову.
Он промучился с прихожанином еще минут сорок. Но все было бесполезно, ему так и не удалось втолковать человеку, чего от него хочет Бог. И чем дольше длился разговор, тем сильнее становилось ясно, что этот человек просто не знает, что такое любовь, что такое вера и что такое покаяние.
Отец Василий не любил, когда приходилось так поступать, но выбора у священника не было, и он так и отправил прихожанина с неотпущенными грехами.
– Но исповедь моя, как – считается? – озадачился мужчина.
– Разумеется, – расстроенно подтвердил священник.
– Ну тогда я пошел?
– Идите.
Едва храм опустел, отец Василий на подгибающихся ногах подошел к иконе Николая Чудотворца и пал на колени. Давно уже он так горячо не молился.
То, что происходило в Усть-Кудеяре, пока он уговаривал себя делать свое маленькое дело и не вмешиваться ни во что другое, было чудовищно! И самое жуткое, что он ничего не мог поделать. Тайна исповеди оставалась тайной при любом стечении обстоятельств.
«Господи! Да какая же это исповедь?! – чуть не плакал священник. – Он ведь даже и не думал покаяться!» И все-таки ничего поделать было нельзя, и страшное, богопротивное дело легло на его сердце тяжелым, неснимаемым камнем.
Лишь после молитвы отец Василий немного успокоился – дал Господь разума. Он вышел из храма и неторопливо, прогулочным шагом, побрел домой.
Постепенно по мере сопоставления фактов ему стало предельно ясно, что исповедь действительно была фальшивой. Разумеется, это ничего не меняло – он по-прежнему обязан был сохранить все, что услышал, в абсолютной тайне. Но пища для размышлений вместе с этим выводом появилась.
«Зачем пришел ко мне на исповедь этот странный человек? – спрашивал он себя и сам же отвечал: – Чтобы я знал о пришедшей в Усть-Кудеяр партии героина. А вовсе не для того, чтобы обрести покой и веру под сенью православной церкви».
«А зачем ему было нужно, чтобы я знал об этих наркотиках? – задал он следующий вопрос и тут же получил ответ: – Затем, чтобы я принял какие-то меры».
«Но почему именно я?! – не согласился с таким раскладом судьбы священник и вдруг понял: – Потому что они все считают меня невесть кем. Впрочем, почему невесть кем? Хватит себя обманывать, стукачом меня считают, агентом. Что Козелков, что Парфен, а может быть, даже и начальник милиции Ковалев вместе с начальником отдела Хохловым. Они не знают, на кого именно я работаю, но все думают обо мне одно и то же!»
Отец Василий подошел к своему дому, остановился. Он понял, что ужасно не хочет, чтобы Олюшка видела его в таком «разобранном» состоянии.
«Прогуляюсь-ка я сегодня чуть дальше!» – решил он и прошел мимо.
Было совершенно очевидно, что сегодняшний прихожанин пришел на эту фальшивую исповедь по чьему-то указанию и это указание явно исходило не от Парфена. Для главного усть-кудеярского бандита утечка подобной «служебной» информации смерти подобна. Тогда от кого? От начальника милиции? Вряд ли, он и сам под Парфеном ходит. ФСБ? Зачем? Они и сами с усами. Собственно, из всплывших в последнее время в поле его зрения фигур только одна годилась в кандидаты – сам Вадим Николаевич Козелков.
Правда, оставалось неясным, зачем ему это. Можно было предположить, что интересы министра и Парфена в Поволжье как-то разошлись, и именно поэтому Парфен попытался убить Козелкова, а Козелков решил нанести удар по теневому бизнесу бандита. Но откуда у министра информация, которая и для эфэсбэшника не всегда бывает доступна? Откуда у простого россиийского министра информация об афганском героине? И почему он не передаст эту информацию по своим каналам в ФСБ, хоть тому же Сергею Сергеевичу?
Ответа не было.
По большому счету не так уж и важно было знать, кто именно подослал к нему сегодняшнего прихожанина. Ясно, что этот человек искренне считает священника тайным агентом какой-либо из спецслужб и так же искренне не верит в то, что исповедь действительно остается тайной, что бы ни случилось. Иначе он избрал бы иной путь.
