Докурив, я приткнул голову к средней стойке и чуток замечтался ни о чем. Ленивые мысли о Москве, жизни, девках и мелких ближайших делах.
Шум подъехавшего автобуса и шипение отъехавшей двери – прибыла очередная порция улетающих. Охрана пошла встречать. Оживившись, я проводил глазами девушку в юбке, прошедшую первой. Отличный зад. Половинки круглой попки живо перекатывались – девушка спешила. Вероятно – покинуть гостеприимный Ближний Восток.
Охрана с кем-то заспорила, решив проявить бдительность. Похоже, на моих соотечественницах, судя по голосам. Я обернулся, посмотрев через плечо – точно, армейцы докопались до пары симпатичных. Остальные, не став впрягаться за попутчиц, разобрали чемоданы и пошли к дверям. Ну никакой солидарности.
Один все же тормознул, остановившись у пикапа.
Сознательный?
Взяв в ладонь хрупкий стаканчик и отхлебнув, я мельком глянул на заступника.
Какой-то он не фига не заступник – бледный дядя шевелил губами, глядя в небо. Авиафобия в крайней степени?
Я сочувственно посмотрел на мужика – похоже, его тараканы отличались редкостной величиной. Тот никак не отреагировал на мой взгляд. Впрочем, остановленные военными девки, похоже, тоже его не волновали. Воздев очи, он что-то быстро шептал трясущимися губами.
Картинка начала напрягать – для простого волнения это был перебор. Может, прелюдия начинающейся истерики?
Закончив шептать, дядя вытащил что-то из-под полы и, опустив голову, медленно пошел к входу, продолжая держать «это» в руке.
Я обмер – от руки к пиджаку тянулся синий проводок. Отчаянный взгляд на вояк – мимо. Парни продолжали трясти девок.
Решившись, я тихо открыл дверь. Шаг на траву, три прыжка до мужика и максимально жесткая футбольная подсечка. Он упал плашмя. Даже не пытаясь сдержать инерцию, я приземлился коленом на его затылок. Звук тупого удара, боль в суставе, испуганный женский возглас сзади. Вскочив, для верности я пробил пенальти по чужой голове и усилием воли сдержал себя от повтора – в крови бушевал адреналин. Потерев болящую коленку, я перевернул податливое тело ногой.
Нет. Мне не померещилось. От руки к пузу лежащего тянулся провод. На конце болталась коробочка с перекидным тумблером, перетянутая черной изолентой. Приближающийся топот за спиной. Меня грубо схватили за руку и плечо и, ругаясь, поволокли к машине. Я обернулся – второй военный согнулся над потерпевшим. Перепуганные девки смотрели на меня как на исчадие ада.
Волокущий пихнул меня плечом, разворачивая. Краем глаза отметив начинающуюся суматоху в холле, я открыл пасть, желая объясниться… В следующий миг в холле полыхнуло. Хлопок. Стекла вылетели разом. Вояка рухнул на меня, сшибив с ног.
Барахтаясь под тяжелой инертной тушей, я пытался спихнуть ее с себя. Сверху закапало, и меня затрясло. Тяжкие, темно-красные капли срывались с его подбородка, падая на мою грудь. Напрягаясь и пыхтя, как еж, я столкнул его с себя. Озираясь, сел – сочащиеся дымом пустые оконные проемы, битое стекло, два неподвижных тела поодаль. В глубине здания многоголосо орали. Война догнала.
Я перевел глаза на лежащего на моих ногах – посеревшая щека, в шее под каской – окровавленный кусок стекла.
Напарник мертвеца пошевелился.
– Эй! – окликнул я его, вытаскивая ноги из-под неподвижного сослуживца.
Солдат приподнял голову и посмотрел на меня. Потом, ошарашенно – на мертвого товарища. У автобуса в голос зарыдали обе девки.
Кряхтя, я наконец встал. И отряхиваясь, подошел к вырубленному мной дяде с кнопкой и, нагнувшись, распахнул чужой пиджак. Торс лежащего обвивала широкая лента с рядом тонких цилиндров. Концы цилиндров соединяли провода. Военный тоже поднялся и, утвердившись на ногах, подошел. Оставив живого разглядывать бессознательного, я отошел к мертвому. Его пистолет торчал в кобуре. Отстегнув застежку, я вытащил тяжелый ствол.
Кажись, «Глок». Тем лучше – с ним умею.
На ходу передернув затвор, я выстрелил в голову лежащему смертнику. Смерть найдет упертых.
И рукояткой вперед, молча, протянул пистолет вояке.
Удивленный осмысленный взгляд, раздумье в глазах. Отрицательно качнув головой, военный отвел мою руку. И подумав, представился:
– Али.
– Дима, – ответил я, засовывая чужой пистолет за пояс. Договорить нам не дали – гигантская огненная вспышка полыхнула у КП. Вспух дымный холм. Через полсекунды донесся грохот.
Все. Конец. Долетался.
Али с открытым ртом пялился на огромное облако дыма. Я – лихорадочно собирался. Автомат и разгрузка с мертвого полетели в салон. Дальше я принялся за поиски ключей. Нашлись под ковриком. С замочной скважиной удалось совладать с третьего раза – руки тряслись. Наконец заведя двигатель, я глянул на пришедшего в себя Али. Пришедшего в себя – поскольку он уже бубнил в рацию, монотонно повторяя одну и ту же фразу. Не дождавшись ответа, он перещелкнул волну. На уши обрушился поток слов, треск, помехи. Дождавшись паузы, он вклинился, закончив на вопросительной ноте. Опять треск, резкий незнакомый голос. Выслушав, Али отключился.
Мой немой вопрос. Его встревоженный взгляд?
– Будут через десять минут.
– Помощь? – уточнил я.
Кивок.
Я отвел глаза, мельком поглядев по сторонам. У автобуса копошились дамочки – одна блевала, вторая – заботливо придерживала ее за плечи. В выбитых окнах аэропорта торчало множество голов – уцелевшие туристы пялились на нас и взорванный КП. Кстати о КП. Что там?
Встав на подножку, я кинул взгляд поверх крыши пикапа. В конце необозримого поля пачкало небо дымное облако. Внутри угадывались несколько коптящих костров, недавно бывших туристическими автобусами.
Твою мать! Сколько их там сейчас горит? А в них …?
Шевеление за дымом изменило направление мыслей. Заслонившись ладонью от солнца, я вгляделся в серую хмарь. За забором двигались машины. Кажется – три. Выбравшись из дыма, они подкатили к забору. Помощь? Я оглянулся на Али. Судя по нему – вряд ли. А коли так… О…ь! Спина заледенела.
– У нас нет десяти минут, – выдавил я.
Альтернативы?
Кристально ясны – забор задержит их секунд на двадцать. Потом они вломятся в аэропорт. И всех поимеют.
Бежать? Я испытующе посмотрел на тихо урчавший пикап и автомат на заднем сиденье. Путь открыт – я еще мог смыться.
Я еще раз посмотрел на баб у автобуса. Глянул на окна аэропорта. Хм… Нет. Не мог.
Зачем я живу? Возможно – для того чтобы две перепуганные дурехи смогли добраться до дома и когда-нибудь родить детей. Жаль – не моих.
Забор аэродрома рухнул – на полянку вломились посланцы халифата. И поднимая пыль, понеслись к нам по выгоревшей траве. Время вышло.
– Али! Ты едешь?
Белозубый оскал. Военный запрыгнул в машину. Я дал газ – в ушах заорал ветер.
На сложные планы времени не было. Только на простые – спе́шить всех. Без машин говнюки не успеют.
Проехав парковку, я остановил машину на ее краю. Все было на ладони – забор, дым, поле. Вражеская кавалькада, подскакивая на кочках, приближалась.
Метров триста – прикинул я, беря в руки оружие и машинально оглядывая его. С каким механизмом свела меня судьба?
Хрен поймешь. Какой-то автомат.
Палящее солнце, черный асфальт. Нарушив тишину, я перевел предохранитель на одиночные и передернул затвор. И, отыскав взглядом приближающиеся машины, положил глаз и ствол на первую. Мушка заслонила крошечный чужой капот. «Не хочу умирать за бесплодных женщин», – мысль заставила улыбнуться. Продолжая улыбаться, я нажал на спуск. Тишь закончилась.
Через полмагазина и сто метров я добился своего – головная машина встала. Из салона сыпанул вооруженный люд, начиная палить. Убогие! Ведь далеко!
Оставшиеся ускорились, не щадя подвесок. Пока я мыкался с первой, Али занимался второй. Кое-чего он добился – молочно-белый дым за машиной извещал, что тосол пошел в цилиндры. Машина дергалась, сбавляя. Третья взяла резвей и левей, выходя из дыма. Не обращая на нее внимания, я перекинул ствол на дымящую, ловя на мушку прыгающий капот. Бах! Ствол подскочил. Других видимых последствий не было. Оперев ствол о панель, я отрешился от мира. Упреждение. Выстрел! Дым стал гуще.
Не дотянув до нас метров восемьдесят, второй встал, окутанный густой, бело-серой пеленой. Из тумана слышались звуки заполошной пальбы – безлошадный экипаж срывал злость. Нам было по хрен – не сводя глаз с третьей, мы лихорадочно перезаряжались. Пикап, похожий на наш, вырастал на глазах. Секунд не хватило – уроды, пыля и тормозя, встали напротив, метрах в двадцати. Али заорал, дергая затвор. Поздно!
Роняя автомат, я свалился под приборку. Зазвенело, забухало, застучало, затряслось – по нам ударили из всех стволов. Побуревший Али, хрипя и брызгая кровью, упал на соседнее сиденье и, завалившись на дверцу, затих. Я покосился на его автомат, но…
Все решили за меня – удар в плечо, левая онемела. Звуки отдалились, разбавившись комариным звоном.
