— Через час будем у заслона, — весело констатировал Андрей.
До Хрохмина давно дошел смысл задуманного, и наверняка он в душе проклинал себя за самонадеянность, стоившую ему свободы, а в будущем… Кто знает, чем все кончится?
— Думаете мной прикрыться, как живым щитом, — про ворчал полковник. — Хер что у вас получится. Омоновцы с вас шкуру живьем сдерут.
— Только после вас, — улыбнулся Акулов. После удачно проведенной операции он явно повеселел. Наверное, службист уже подсчитал, что, если сейчас прорвемся, он успевает на службу.
Картунов тоже улыбался, вице-мэр был уверен, что прорвемся. Слишком веселое настроение нашего боевого экипажа наводило меня на неприятные размышления. Не один человек погиб только потому, что расслабился раньше времени.
Утро уже вступило в свои права, за окном расцвело, исчезло марево, до горизонта тянулась черная пахота. Я смотрел на мелькавший однотипный пейзаж, но мысли мои были далеки. Мозг прорабатывал возможные контрмеры наших противников.
Конечно, самый лучший вариант — зажать нас где-то на пустынном участке трассы и расстрелять к чертям собачьим.
В десять автоматов из «Шевроле» можно наделать дырок, что в голландском сыре. Потом оформить покойного полковника как умершего естественной смертью: инсульт, инфаркт, возраст Хрохмина самый подходящий для этих болячек, плюс нервная работа, да еще пребывание в Чечне. Быстренько похоронить с почестями и, как говорится, концы в землю. И нас в землю, только по-тихому, без свидетелей.
Хорош план, но вряд ли осуществим. Они просто по времени не успеют принять решение, не говоря о том, чтобы перехватить нас на трассе. Значит, второй вариант — устроить расстрел у заслона. Но это еще менее приемлемое решение. Наверняка сейчас на заслоне будет несколько гражданских машин, едущих через границу района (не считая кортежа Викинга), плюс еще солдаты из воинской части, тоже нежелательные свидетели. Можно попытаться расчистить заслон от тех и других. Но тогда сколько остается ментов в заслоне — три-пять человек. Проанализировав все наши предыдущие действия, и дурак поймет, что такая группа нас не сдержит. Мощная машина и два автомата — в такой ситуации только гранатомет может уравнять шансы. Сомнительно, чтобы заслоны были оснащены «шайтан-трубой», а доставить его раньше, чем мы туда приедем, вообще нереально. Следовательно, им остается нас пропустить. Пропустить — как бы не так, может, еще сопроводить до Москвы, до канцелярии министра МВД. Нет, пропустить они нас не могут. Потом придется сухари сушить или подаваться в бега, кому что нравится. Значит, единственное, что остается, — задержать нас до подъезда «зондеркоманды». Конечно, это не конторские антитерры типа «Альфа», но кое-чему и в ОМОНе учат, и посему есть вероятность того, что полковника попытаются отбить, а дальше… дальше по обстановке.
Думая о том, как миновать заслон, я поглядывал на небо, ни летит ли «стрекоза» — вертолет «МИ-2», против нас это козырный туз. Но небо было чистым и пустым.
Достав из кармана пачку сигарет, я закурил, закрыл глаза и, откинувшись на удобную спинку заднего сиденья, еще прокрутил возможные варианты. Нет, ничего нового придумать так и не смог. При любом раскладе нельзя останавливаться, только вперед. Если попытаются остановить, то хоть с боем, но прорываться. И Викинг со своими гвардейцами подсобят, может, без крови прорвемся. Хотя какой огневой контакт обходился без жертв? Да и Викинга не хотелось бы засвечивать, ведь тогда начнется их настоящий отстрел, ка волков. Как в самом Хребте прижучили блатату.
Я открыл глаза, посмотрел на бычий затылок сидящего передо мной Хрохмина, затянулся сигаретой. Во рту было горько от табачного дыма, и я не получал никакого удовольствия от курения. В такие моменты лучше всего бросать.
Теперь мои мысли были заняты бригадой Владиса. Он конечно, еще тот Аника-воин, человек без рода и племени, бывший офицер бывшей армии бывшего государства. Ему терять нечего, но сейчас он не один. И люди, выбравшие его вожаком, не бомжи бездомные, у многих семьи. Надо обойтись без стрельбы. Надо, но как получится.
Трасса оживала, уже начали появляться машины, и по мере удаления «Шевроле» от Хребта движение становилось интенсивнее. Уже чувствовалось приближение заслона, все чаще встречные машины сигналили фарами.
Впереди замаячила змея автомобильной колонны, машин двадцать разного калибра и цвета.
Картунов перестал улыбаться, он заметно сник. Зато пленный начальник РОВД выпрямился и как будто раздался в плечах.
Я потянул носом, как бы принюхиваясь, но последнее время меня не преследовал запах мертвечины: либо нам ни чего не угрожает, либо я нюх потерял.
Мы достигли хвоста колонны, замыкал ее допотопный «ЗИЛ-157» с облупленной будкой черного цвета, на боку которой сохранилась бледная надпись «Ремонтная», перед «ЗИЛом» стоял салатовый «Москвич», дальше «МАЗ» с длиннющим прицепом, еще дальше голубой колесный трактор.
— Сбавь ход, — сказал я, — и давай по встречной. Вроде, нам позволительно нарушить правила дорожного движения.
— Слушаюсь, мой дженераль, — хмыкнул Акулов. Наш «Блейзер» свернул на встречную полосу и медленно покатил вдоль колонны.
— Вадим Григорьевич, пригнитесь, чтобы они не могли в нас прицелиться, — сказал я вице-мэру, тот стал бледен как смерть. Чтобы хоть как-то его подбодрить, протянул именной наган: — Возьмите револьвер.
Картунов, сжимая в правой руке «Макаров», левой схватил наган и со зверским лицом сполз на пол между передним и задним сиденьями.
— Это лишнее, вам… — начал было Хрохмин, но я тут же накинул на его шею петлю из балалаечной струны и затянул ее. Вечером, когда я рылся в загашнике Владиса в поисках ремней, которые мне заменили бы наручники, наткнулся на разбитую балалайку с одной-единственной струной. Вот эта струна и навела меня на мысль о «строгом ошейнике» для пленника.
Сейчас я петлю затянул не сильно, чтобы можно было дышать без труда, но пояснение сделал:
— Дернешься, полковник, и голова будет существовать отдельно от туловища, — проговорил я, слегка затянув петлю.
— Зековские штучки, — прохрипел Хрохмин.
— На войне все средства хороши, — изрек я.
— Не зря на тебя государство деньги тратило, чекист, — уже просипел полковник.
— Сиди да помалкивай. — Я ткнул в его могучую спину стволом «стечкина».
Впереди появился заслон. С левой стороны стоял зеленый армейский БТР с группой солдат. А с правой стороны, у дороги, виднелся желтый милицейский «УАЗ» с тремя милиционерами, одетыми в каски, бронежилеты, с куцыми «АКСУ» в руках. Старшим был мой старый знакомый майор Лигостаев, его лицо было бурым, как свежая мясная вырезка. Возле майора, одетый в длинный тулуп, стоял Улнис…
Владис размахивал руками и что-то увлеченно говорил, требуя проезда. Лигостаев стоял к нему вполоборота, широко расставив ноги и сжимая правой рукой цевье автомата. Если дело дойдет до боя, то майор — мертвый: во-первых, он подпустил Викинга к себе вплотную, а во-вторых — палец не на спусковом крючке.
Опытный боец Улнис продумал до мелочей план прорыва через заслон. Белая «Лада» стояла впритык к «уазику», случае боевого контакта лишая милиционеров возможности маневра. Водитель «Лады» Кислый находился на противоположной стороне возле БТРа и курил с солдатами, что-то им рассказывая. Ясно, солдаты не успеют сообразить, что к чему, как на них будет направлен автомат. Тут уж не повоюешь, только руки задирать вверх.
За «Ладой» стоял серый «газон»-бензовоз, водитель машины метрах в ста делал вид, будто справляет малую нужду. Любой нормальный человек понимает: стрелять возле цистерны с бензином чревато многими последствиями. На другой стороне заслона у обочины стояла «Нива», возле нее копошились Угрюмый и Кока. Как я догадался, этой группе предстоит в случае опасности ударить в тыл и обеспечить отход.
Едва мы приблизились к заслону, как башня БТРа развернулась, и ствол крупнокалиберного пулемета уставился в салон «Шевроле». Достаточно короткой очереди, чтобы вся стратегия и тактика Улниса оказались напрасными.
Как ни странно, но чем ближе мы подъезжали, тем решительней становились лица моих партнеров. Картунов сумасшедшим огнем в глазах сжимал оружие. Акулов, левой рукой держась за руль, правой щелкал предохранитель автомата.
«Блейзер» все ближе подъезжает к заслону. Черное жерло крупнокалиберного пулемета следит за нами, как глаз самой смерти.
Солдаты срочной службы снимают с плеч автоматы младший сержант что-то говорит Кислому, видно, отгоняет его. Кислый не спешит уходить, что-то отвечает, жестикулируя. Присмотревшись, можно заметить, как нервно дергающейся левой рукой он массирует правую, пальцы которой расстегивают пуговицы полушубка.
Уже можно рассмотреть лица милиционеров. Рука Лигостаева скользит вверх от цевья к курку. Левая рука Улниса опускается в карман тулупа, правую он засовывает под полу. Все происходит, как в замедленной киносъемке, которая уже через секунду может взорваться шквалом огня.
