– Ты же сказал, что со временем все пройдет.
– Возможно, я смогу привыкнуть и научусь с этим справляться. Я уже теперь кое-что понял и начал приспосабливаться. Я знаю, где мы находимся, и смогу довести вас до Территории Штиля. Я до–веду вас, сестренка…
Буги долго молчала, глядя в сторону, потом кивнула и сказа–ла:
– Тебе придется нас довести. А если мы дойдем и больше не бу–дем нужны отцу, я пойду с тобой к этой новой точке.
Сабж некоторое время настороженно смотрел на Буги, потом по–жал плечами и сказал:
– Если она вообще есть.
– Если она вообще есть, – согласилась Буги.
46. Не оставляя следов
Той ночью кошмар вернулся ко мне. Так часто этого никогда не случалось. Возможно, сказывался длительный перерыв в трипах. А может, это было связано с дорогой Безумных Шляпников. Не знаю.
Я опять стоял посреди бескрайнего заснеженного поля пацаном, каким помнил себя с детдомовских времен. И снова, оглянувшись, я не увидел следов, и знакомый страх холодными лапами сжал мне голову. Но в этот раз было что-то еще, что-то, что заботило меня ку–да больше, чем опасность остаться на этом поле навсегда. Какое-то свербящее воспоминание, заноза в памяти, смутный образ.
А потом я вспомнил обдолбанного вокалиста «The Doors». В то же мгновение снег перестал валить с неба и теперь только змеился над настом легкой поземкой. От этого мир стал еще более пустым, чу–жим и холодным. Но я с силой выдернул ногу из снега и поставил на наст. Потом медленно перенес на нее тяжесть тела и вытащил вто–рую ногу. Некоторое время приходил в себя, внимательно прислу–шиваясь к тому, как ведет себя снег у меня под ногами. Ничего не изменилось. Тогда я сделал первый шаг, потом второй, третий –снег держал мое мальчишеское тело, я не проваливался. И я пошел быстрее, стараясь держать направление. Потом перешел с быстро–го шага на бег. Постепенно, по мере удаления от того места, где оди–ноко темнели в снегу два моих следа, я взрослел, становясь тем, кем был теперь. Что-то должно было произойти там, впереди. Что-то, к чему я непременно приду, если не собьюсь с пути…
– Макс! Макс, твою мать! Вставай, с Сабжем какая-то херня тво–рится!
Я подскочил, рефлекторно нащупывая дробовик. Было еще тем–но, и слегка помятая, как старый шарик от пинг-понга, луна упира–лась круглым боком в скат крыши одного из домов. Что-то было не–правильно в этой темноте, что-то существенное изменилось. Хлопая глазами, я огляделся.
На самом краю площадки, там, где между домами стоял кирпич–ный забор, возились Буги и Сабж. При этом все тело Проводника излучало пугающий голубой свет, как будто он проглотил целый ло–ток елочных гирлянд. И Буги, сильная Буги, которой сам черт не брат, которая могла уложить полбара здоровенных мужиков-байке–ров, явно сдавала под натиском тощего слабого Сабжа, который всегда чаще получал в морду, чем успевал дотянуться до чужой. Бу-ги мертвым грузом висела у него на плечах, молотя коленями и сво–бодной рукой куда придется. Иногда ей удавалось сбить его с ног, но каждый раз Сабж снова поднимался и, не обращая внимания на ее удары, делал еще несколько шагов к забору.
– Макс, твою мать! Помоги мне! – крикнула Буги, когда он снова поднялся с земли.
А Сабж без видимых усилий стряхнул ее со своих плеч и сделал рывок к забору. Одним прыжком он вскинул свое тщедушное тело вверх и вцепился руками в кирпичи. Буги успела схватить его за ло–дыжки, но он, словно не заметив дополнительного груза, стал мед–ленно подтягиваться.
Стряхнув оцепенение, я бросился к забору. И успел как раз в тот момент, когда Сабж оттолкнул Буги ударом ноги. И она, та самая Бу–ги, которую однажды на моих глазах безрезультатно пытались выру–бить бутылкой скотча по голове, упала тряпичной куклой на землю и застыла там.
Совершив самый дикий прыжок в своей жизни, я дотянулся до ремня на брюках Сабжа. Воспользовавшись этим сомнительным рычагом, я уперся ногами в стену и сдернул светящегося Проводни–ка со стены.
А вот потом порядок мироздания и логика бытия перевернулись с ног на голову. В прямом смысле. Схватив мою левую ногу, Сабж легко, словно деревянного Буратино, поднял меня вверх, размах–нулся и отправил в свободный полет над площадкой. Полет был не–долгим. Судя по количеству песка на зубах, я приземлился прями–ком в песочницу.
Запулить человеком в 120 килограммов весом на пять с лиш–ним метров я не смог бы и в лучшие годы. И тем более представить, что на такое способен тощий и слабосильный Сабж. Но, сплевывая песок и пытаясь восстановить ориентацию в пространстве, вынуж–ден был признать, что, видимо, при определенных условиях воз–можно все. В том числе и мой приятель Сабж в роли техасского рейнджера.
Пока я принимал песочные ванны, Буги успела прийти в себя, встряхнулась и снова вцепилась в рубашку Сабжу, который значи–тельно продвинулся в штурме кирпичного забора. Выкрикнув пару самых вычурных словосочетаний из репертуара знакомого докера, я бросился ей на помощь. И едва успел пригнуться, когда гибкое те–ло железной леди, словно бита для игры в городки, пронеслось ми–мо меня в воздухе и приземлилось точно туда же, куда только что упал я сам. Такая исключительная точность попадания наводила на мысль о том, что наш просветленный приятель питает какие-то неж–ные чувства к детским песочницам.
Избавившись от лишнего груза, Сабж одним махом закинул свое тело на забор и спрыгнул с другой стороны.
– Твою мать! – выкрикнула Буги, взлетая за ним следом лишь на мгновение позже меня. Светящийся в темноте, словно неоновая вывеска, Сабж несся по зажатой между однотипных пятиэтажек улице. – Если мы его потеряем, нам конец, – рявкнула Буги и, как лучший из аэропланов Джефферсона, спикировала вниз. Я не за–ставил себя ждать.
Оказаться без оружия ночью в Эпицентре было не самой лучшей идеей. Это черт побери, была одна из самых хреновых идей дочки Полковника. Но только поэтому, именно благодаря этому нам по–везло и мы выжили. Парадокс – территория людей, и в спринте по миру беспорядка нам нет и не будет равных.
Кадры незнакомого города летели нам навстречу, как бумажные тарелки в клипе «Блёр»: деревянные столбы с лианами синих прово–дов, беззубые оскалы окон, сорванные с петель двери, десятки си–них машин, замерших в ожидании солнца, выбоины в асфальте, бе–зупречно чистое, на удивление целое стекло витрины с надписью на английском и японском «His master's voice».
Той ночью я увидел, как оживает темнота, а Эпицентр откликает–ся на зов Проводника. Из каждой щели, из каждого окна, из каждо–го темного угла улицы выползали ночные твари Синего круга. Они то сливались с темнотой, то вновь заставляли ее двигаться. Они спус–кались вниз со стен домов и покосившихся фонарных столбов, вы–лезали из-под асфальта через отверстия канализационных люков, выскакивали из темных провалов окон. Это началось так внезапно и так сразу, что когда мы с Буги осознали, что они повсюду, было уже поздно. Я точно помню, как болезненно дало сбой мое сердце, фи–зически ощутив давление финишной ленты на ребра.
Но еще страшнее стало, когда оказалось, что твари не обращают на нас никакого внимания. Им было плевать и на нас и друг на дру–га. В другое время здесь уже началась бы бойня, все живое слилось бы в едином стремлении рвать, грызть, давить, травить, дробить –одним словом, уничтожать. Лишь единицам удалось бы выжить в этой бойне, и у нас – безоружных, окруженных, перепуганных на–смерть – не было шансов войти в их число. Но, словно крысы, зача–рованные флейтой Нильса, уродливые порождения Эпицентра (ко–торый сам был уродливым порождением человека), твари двига–лись рядом с нами, не обращая на нас никакого внимания. Их взгляды были прикованы к по-прежнему излучающему ледяной си–ний свет Проводнику, который тем временем перешел на нетороп–ливый шаг.
Никогда в жизни я так не боялся, а теперь уже и не испугаюсь. Буги с посеревшим лицом шла рядом, схватив меня за руку. Мою ле–вую ногу то и дело задевало крысоподобное создание с гривой яр–ко-красных волос вдоль хребта, которое едва ли уступало размера–ми английскому догу. Никогда раньше не видел таких. Впереди мая–чило три шерстяных шара, издававших леденящее кровь шипение. Даже не представляю, что это было. Справа от Буги перебирал ла–пами огромный паук клубокат, о котором я до сих пор только слы–шал. И кто-то еще шел за нами, но я не оглядывался, я только меха–нически переставлял ноги, мысленно уговаривая свое стучащее с перебоями сердце делать удар за ударом. Десятки тел, слившихся в единое змеящееся тело темноты, отделяли нас от Сабжа. Мы не мог–ли остановиться, не могли свернуть, не могли проснуться, не могли приблизиться к Проводнику. Мы могли только идти в этом стаде, став частью общей тьмы, потому что казалось, весь Эпицентр мед–ленно плелся по этой улице. И если бы мы остановились, нас просто затоптали бы на хрен: без злобы и ярости, вообще без всяких эмо–ций, просто потому, что мы оказались на пути.