Там его и встретил генерал Елагин Николай Илларионович, который назвался Кириллом Юрьевичем.
Опытный организатор военной разведки фиксировал реакцию богатого коллекционера на предложенный товар и думал: куда же ты, парень, годишься? Где же твоё самообладание покупателя? Неужели ты не понимаешь, что своим волнением только завышаешь цену? Не-ет, тысячу раз прав полковник Волохов: из тебя такой же разведчик, как из Маргариты Антоновны воздушная гимнастка.
А Брут держал в руках индийский изогнутый кханджар, и у него бурлила кровь, как кипяток в долине гейзеров на Камчатке. На столе лежали испанский наваха – складной нож с клинком в сорок сантиметров, а также непальский кухилон – с широким изогнутым лезвием, заточенным по вогнутой стороне.
Окончив осмотр, покупатель вдруг обернулся совсем другим человеком:
– Жаль, очень жаль, что всё это мне не нужно.
Теперь настала очередь удивляться генералу.
Он понял, что поторопился давать Бруту оценку, а это с его опытом непростительно.
– Ничего этого я не видел даже в каталогах, – пояснил гость. – Но, понимаете, я – коллекционер, а не старьёвщик. Вы предлагаете боевые ножи. Я же собираю только кортики. Маргарите Антоновне я сказал, что куплю всё, но – только с условием, что меня заинтересует хотя бы один экземпляр. Извините за беспокойство, – после этих слов Брут поднялся, давая понять, что торг окончен.
Выходит, попытка генерала «познакомиться» потерпела неудачу?
С этим Елагин смириться не мог.
Он попросил коллекционера подождать, вышел в соседнюю комнату и вынес оттуда самодельный, но достаточно изящный деревянный футляр.
Открыть крышку он попросил возможного покупателя.
Это был кортик генерала Вооружённых сил СССР образца 1940 года, длина клинка 315 мм, мелкосерийный образец. Сколько себя помнил Чекашкин, о таком мечтал его отец.
Ничего подобного в его коллекции не было и быть не могло. Кто же в советское время продал бы такой клинок!
На этот раз коллекционер был холоден, как айсберг, который пропорол стальной корпус «Титаника»:
– Ножи я не возьму, а кортик – пожалуй.
Коньяк у Кирилла Юрьевича был особенный.
– Это – дагестанский коньячный спирт, – пояснял хозяин, – правда, чуть-чуть разбавленный, самую малость, продукт для избранных.
С лёгкой руки Толстого Брут коньяк полюбил и подумал сейчас, что «Хеннесси» – лишь качественная тормозная жидкость по сравнению с этой 70?градусной амброзией.
Кирилл Юрьевич рассказал гостю, что он бывший военный, ныне пенсионер, и помогает, как он выразился, пристроить вещи, которые в это тяжёлое время хотели бы продать его бывшие сослуживцы или их родственники. Дружить с ним Леониду Сергеевичу выгодно – мало ли какой кортик появится в этой квартире завтра или послезавтра. Да и он теперь будет иметь в виду столь состоятельного и интеллигентного покупателя.
Ещё дней через десять Кинжал приобрёл на Кутузовском проспекте кортик инспектора торгового мореплавания России начала XX века, а ещё через неделю – кортик классного чина государственного рыболовного и зверового надзора – того же времени.
А потом Кирилл Юрьевич, звонивший Бруту практически каждый день, пропал.
Его телефон не отвечал.
Недели через три встревоженный коллекционер стал названивать Маргарите Антоновне, но и там трубку не поднимали. Наконец, какая-то разбитная хабалка рявкнула, что «старуха отбросила коньки, короче, склеила ласты, и теперь здесь живут другие».
Кинжал вызвал своего начальника охраны Затвора.
Через двое суток ему доложили, что Кирилла Юрьевича держат взаперти на квартире в Измайлове. Кто держит – непонятно, чего хотят – неизвестно.
Кинжал позвонил Айсору. Тот пообещал через своих людей в МВД что-нибудь узнать.
А на следующий день ему доложили, что в Голицыне, в военном госпитале, лежит его знакомый Кирилл Юрьевич, и его можно навестить.
Операция по установлению контакта генерала Елагина с агентом Осой успешно завершилась.
В госпитале Кинжал услышал вариации на тему песен Дрозда – но в другом исполнении, якобы избитого Кирилла Юрьевича.
– Леонид Сергеевич, вы что-нибудь знаете о рейдерах? – спросил отставной военный.
– Конечно, знакомый бизнес… правда, только теоретически.
И дальше Кинжал прослушал рассказ, тщательно подготовленный аналитиками военной разведки.
В своей одноместной палате, особо не торопясь, генерал Елагин перечислял начинающему рейдеру названия военных фирм, характер их продукции, формы собственности.
– Ничего этого я раньше не знал, – объяснял Кирилл Юрьевич свою осведомлённость, – пока не испытал прелесть захвата на собственной шкуре.
Гримёры военной разведки постарались на славу, на генерале «живого» места не было. Раз пять их разговор прерывал строгий хирург, который просил не волновать больного, якобы только позавчера переведённого из реанимации. При этом генерал делал знак рукой, который мог означать только одно – отвали!
«Действительно – откуда у него столько сил?» – недоумевал посетитель «едва живого» пациента.
А истории Кирилла Юрьевича были одна хлеще другой.
Остановка деятельности одной из московских научно-производственных фирм, случившийся в результате рейдерской атаки, привела к срыву работ по созданию изделий для стратегических ракет морского базирования. Под угрозу срыва попали проекты, обеспечивающие полёты кораблей «Прогресс», «Союз», ракет «Протон».
Пострадало уникальное, единственное в Европе предприятие шинной отрасли. Группа рейдеров вывела из него активы, уволила ведущих специалистов. А это был единственный институт по разработке и совершенствованию специальных резиновых смесей, используемых в военной технике, – для танков, бронетранспортёров… Захвачены десятки предприятий, проекты которых составляют государственную тайну.
Со слов Кинжала Кирилл Юрьевич «знал», что тот работает руководителем юридического департамента одной большой компании, занимающейся размещением инвестиций в России.
– У вас акционерное общество? – поинтересовался Кирилл Юрьевич.
– Что вы – у нас общество с ограниченной ответственностью.
– Вот! И я в своё время убеждал коллег, когда проводили приватизацию, – не связываться со столь мутной структурой в российских условиях, как ОАО. Не послушали, захотелось, как на Западе, чтоб погромче звучало. Вы юрист и не мне вам рассказывать, что такое миноритарный акционер. Это – блоха, нет, – инфузория-туфелька, которую только и видно, что в микроскоп. Мы для них – болото, ёжики, мелкие и жадные. Дивидендов нам не платят, у нас никаких прав. Да, нас много, но – толку? Мы ничего не можем, хоть и носим гордое звание – акционер.
– Ну, это не совсем так, – заметил «международный юрист».
– Вы меня опередили – это совсем не так. Эти люди, что поначалу вполне интеллигентно наехали на меня, рассказали историю, как один миноритарий «Лукойла» с пятью акциями через суд приостановил на несколько дней экспорт продукции. Представляете, какие убытки понесла эта нефтяная компания! Но я – человек миролюбивый, мне скандалы не нужны. А с меня потребовали стать инициатором грандиозного бизнес-конфликта.
– Кто?
– Эти грёбаные рейдеры. Откуда они появились, не знает никто. Стали доставать, проходу не давали. Я – и в милицию, к друзьям-сослуживцам… А что сделаешь? Состава преступления нет. Только потом выяснилось, что я стал жертвой самой модной отрасли мировой экономики – слияний и поглощений.
Кинжалу захотелось помочь «несчастному» военному пенсионеру, чьими усилиями его коллекция кортиков за небольшой отрезок времени изрядно пополнилась.
– Кирилл Юрьевич, я попробую что-нибудь сделать. Если вы мне доверяете, – о каком предприятии идёт речь?
«Избитый рейдерами» задумался.
Целую минуту он смотрел в окно, потом, видно, «решил», что хуже не будет.
– Это Центральный научный исследовательский институт точной механики и специальной оптики. Когда-то это было сверхсекретное оборонное предприятие. А сейчас, сами видите, предмет бандитских разборок, как палатка на рынке.
Адам Устяхин – человек с врождённой способностью подчиняться, выслушивать приказания, добросовестно исполнять свой долг, оказывать услуги.
Адам Устяхин – лидер от Бога и хозяин жизни. И всё это – один и тот же человек.
Бывает.
Всего через неделю он принёс Кинжалу подробный план перехвата Института механики.
КОНТРВХОД – силовой вынос изготовившихся к атаке рейдеров с помощью подставного ЧОПа организовал начальник безопасности холдинга Затвор. При этом он побожился, что «никого даже пальцем не тронул».
«Знаю я тебя!» – строго сказал Кинжал.
