На ночь ему освободили койку на нижнем ярусе. Он лег, но не уснул: болело тело, голова разламывалась от интоксикации и голода, поперла какая-то черная, нехорошая энергия, душил кашель. К утру почувствовал, что едет, крыша, и нарушил обет — бросился к двери, стал молотить в нее кулаками, сбивая их в кровь:
— Контролер! Открой, сволота!.. К следователю хочу! К следователю!..
Его осадили — свои же: спать не мешай! Камеру не открыли и следователя не позвали. Не повели на допрос и во второй срыв, и в третий.
— Надо будет — вызовут, — флегматично изрек вислоухий контролер.
Тогда Фрол лег на койку и постарался умереть. Но и смерть не приходила за ним.
— А ты стал лысеть, Юра, — невесело констатировал Решетников.
— Служба такая. Ты-то как?.. Спасибо. — Это «спасибо» относилось к официантке кафе-мороженого, поставившей перед Протопоповым стакан для минералки и чашечку кофе. — Работаешь?
Солнце заставило Протопопова скинуть китель.
— Работаю, — сказал Решетников, вынув из кармана синенькую книжицу с тисненой золотой надписью «Частный детектив». — Видишь вот, на тачку подержанную заработал.
Протопопов улыбнулся, почитал запись о разрешении на спецсредства и «газовик».
— Слышал, тебе медаль дали? В звании повысили?
— Зато тебя, я гляжу, понизили, — улыбнулся Решетников. Он наполнил стаканы боржоми, выпил свой до дна — жарко. — Ладно, старик. По делу я к тебе.
— Да уж я догадался, — вздохнул Протопопов.
— Мать Нины Рудинской обратилась к нам за помощью в поиске пропавшей дочери. Наталья Андреевна, можно сказать, наша постоянная клиентка. Я по тому ее первому делу работал, в награду пулю в плечо получил.
Протопопов нахмурил лоб — думал, как себя вести. Старый приятель располагал к откровению, но с «частниками» следователь доселе не сталкивался — поди знай, на кого он работает.
— А тайна следствия, Викентий? — стараясь придать голосу шутливый оттенок, сказал Протопопов.
— Что нельзя — не говори. Заказ оплачен, то, что «входит в прейскурант», как говорит мой шеф, мы все равно узнаем. И наша с тобой встреча, так сказать, проходит на основе «взаимодействия частных детективных структур с правоохранительными органами».
Протопопов засмеялся, выпил воды, чтобы еще потянуть время. Нужно было говорить либо «да», либо «нет».
Решетников сам был в милицейской шкуре, не новичок. Случись им с Протопоповым поменяться ролями, тоже бы заговорил о следственной тайне.
— Много вам платят? — поинтересовался следователь.
— Платят много, Юра. За то, что каждый, с кем приходится общаться, может послать куда подальше. А половина норовит посчитать, что у тебя там, в кармане. Это ты можешь красной книжечкой светить и угрожать статьей за дачу ложных показаний.
— Не обижайся, я не это имел в виду.
— Да я не обижаюсь. Поиском Рудинской занимается РУОП, на контроле держит прокуратура. Наталья Андреевна женщина сильная, по всем направлениям бьет: дочь у нее пропала. Девочка, по всему, гулящая, так что, по нашим прикидкам, и загулять могла. Но искать надо. А к тебе я пришел привет передать от старого твоего знакомого Богдановича. Насколько я понимаю, понижение твое с ним связано?
Протопопов удивленно вскинул редкие белесые брови.
— Дело в том, что незадолго до Рудинской ко мне обратилась еще одна клиентка — Кира Михайловна Богданович, жена этого субъекта. С просьбой для нашей конторы привычной, невинной почти: последить за Леонтием Борисовичем, понюхать, чем он там дышит, с кем общается — ну, сам знаешь, у нас такие возможности есть.
— И чем же?
— А вот этого мы не узнали. Рынок, туды его в качель! Платят — работаем, не платят — не работаем.
— Она что, платить отказалась?
— Не отказалась. Ее мертвой нашли на даче.
Протопопов покачал головой, и в глазах его проявился живой интерес.
— Теперь твой бывший подопечный под следствием — обвиняется в хранении огнестрельного оружия. У него был пистолет «лепаж», из него и застрелилась Кира. Но кое-что мы все-таки успели. У нас, видишь ли, почасовая оплата — с момента получения заказа нельзя терять ни минуты. В первые сутки стали изучать биографию Богдановича. Дошли до его посадки в восемьдесят седьмом, там-то твоя фамилия и всплыла.
— Вы же бросили Богдановича?
— Не совсем так, Юра. Я нашел труп Киры, меня тоже допрашивали не раз. За этим Богдановичем стоят прокурор Шорников и бывший следователь Донец. Знаешь, кто он теперь. Да еще небезынтересный фактик: вся эта троица — Донец, Шорников и торгаш Богданович, — все они оказались в новой партии «Власть и порядок». Это еще не доказательство, но не доказательство для тебя. А вот для нас — дело другое.
— Рудинская тут при чем?
— Рудинская тут ни при чем. При чем «преступные злоупотребления лиц, проводивших расследование по делу, повлекшие за собой необоснованный и незаконный приговор». То есть твои.
— И ты в это веришь?
— По-твоему, если бы я в это поверил, я бы к тебе пришел?
Протопопов закурил. Лицо его приняло озабоченное выражение. За этой озабоченностью Решетников легко читал нежелание возвращаться к прошлому. Нетрудно было догадаться, сколько усилий потратил Протопопов для оправдания своих действий, но столкнулся со всесокрушающим механизмом, винтиком которого являлся и сам, и сломался.
— А зачем мне это теперь? — грустно спросил он. — Назад в министерство не вернут — там теперь все другие. Того, кто остался, не переубедишь.
— Брось, Протопопов, — уколол его взглядом Решетников. — Меня тоже хотели с говном смешать — ни за что ни про что. Я ушел, но только после того, как выиграл суд чести.
— Это слова, — махнул рукой следователь и посмотрел на часы. — «Честь», «совесть»… Кому от этого легче? Донец еще министром станет, а Шорников в генеральные пробьется.
— Тогда ни мне ни тебе не работать, Юра.
Протопопов докурил, поглядел на солнце. Зная Решетникова, он понимал, что тот предоставляет ему шанс восстановить попранную справедливость.
— Богданович нашел смазливенькую лимитчицу, которой едва исполнилось восемнадцать, — начал неторопливо. — Сводил ее в кабак, покатал на машине, домой к себе привел. Жил он тогда один, денег была уймища — торговая мафия, там в девяносто первом половину пересажали, а кое-кого и в расход пустили, ты помнишь. Видео-шмидео, музычка, коньячок. Конечно, та еще девушка… Мне она показала так: повалил ее Богданович на кровать, стал срывать одежду. В общем, имело место извращение, конечно. Стала Воронова кричать, окно тарелкой разбила, на помощь звала. Он ее башкой об пол шмякнул — в раж вошел. Она ему — туфлей в пах. Ну, и понеслось. Пьяный был, еле на ногах стоял. Не мог совладать. Рот заткнуть пытался, она его — в нос. Тогда он, по ее словам, достал из шкафа «наган», двинул по голове и ствол в глотку вставил: пикнешь, мол, нажму курок. Ну а дальше… дальше известно. Получил свое, заставил выпить стакан коньяку. И пригрозил: попробуй кому-нибудь рассказать! Она не рассказала, но сестра ее Елена… Ты бы слышал, как она костерила всех и вся, как грозилась прокуратурой и судом. Только напрасно старалась: дело было очевидным, нашли у Богдановича и патроны, и оружейное масло, и шомпол — про это он по пьянке забыл, хотя «наган» догадался спрятать или выбросить в мусорник. Говорил, что никакого «нагана» не было, а оружейные причиндалы нашел, собирался в милицию отнести. Сняли побои с Вороновой, дала она показания. Богдановича я заключил под стражу, назавтра прибежал его адвокатишка — он потом в Израиль уехал, я уж и забыл, как фамилия. Пытался на суде очернить Воронову, раздобыл на Богдановича такие характеристики, что в самую пору ему памятник ставить при жизни. Оформили дело по сто семнадцатой: «Изнасилование, сопряженное с угрозой убийством и нанесением тяжкого телесного повреждения».
Уехал Богданович на Урал шахты рыть. А через пять лет — я тогда уже в министерстве работал, после путча треть следователей сменились — это дело опять всплыло. Рознер добился пересмотра. Это адвокат весомый, он гэкачепистов отмывал, а еще раньше — детишек цековских и торгашей из тех, что покровительствовали Богдановичу. Поручили дело Донцу. И как хитро все было продумано: чтобы я ни о чем не узнал, тихо-тихо провести расследование в рамках горпрокуратуры по «вновь открывшимся». К тому времени уже ни патронов, ни прочего в деле не оказалось, а главное — Воронова… Настолько явно купили ее, что и доказательств не требовалось: «Мне могло показаться, испугалась я, может, это и не пистолет был вовсе, а какой-нибудь другой предмет, не могу поручиться теперь, не помню!.. Изнасиловал — да, а чтобы угрожал… Говорил, что убьет, а пистолета не видела». Как по тексту пьесы. Ну да что значит в нашем деле «ясно» и «не требуется доказательств»? Требуются, конечно. Я возьми да и скажи про всю эту новую власть и тех, кто до кормушки дорвался: вот, мол, ваша долбаная свобода и ваша демократия вместе с рыночными отношениями. Все, мол, покупается, и все продается. Фемиду, мол, и ту купили. Мало ГКЧП на вас, мздоимцев, тварей, стрелять вас нужно! Короче, разошелся. Мне мое активное партийное прошлое припомнили. У Шорникова и Донца в Генпрокуратуре мохнатая лапа была, чуть ли не сам Генеральный. Меня за «преступные злоупотребления», как ни странно, из рядов не выперли, но за «высказывания, не совместимые с должностью руководящего работника правоохранительных органов» из министерства убрали. А в отделении — что ж, зарплата небольшая, все свои, живем дружно, делаем свое дело на вверенной территории. Случись какая драка, или вот, к примеру, Неледина этого отметелили, квартирку его съемную подломили. Занимаемся.
