Он помолчал, глядя в экран.
— Понял.
— Что?
— Что если периодически не будешь делиться — умрешь.
Она захохотала, но осеклась тут же, по его лицу догадавшись, что он не подразумевал под своим ответом ничего смешного.
— Ты не хочешь мне рассказать, что произошло? Только не говори, будто ничего, я не первый год за тобою замужем.
Константин Григорьевич внимательно посмотрел на жену, словно желая убедиться, действительно ли она спросила о чем-то или это ему только послышалось, и она поняла, что он находится сейчас в другом измерении и ничего, кроме раздражения, ее попытки отвлечь его не принесут.
— Ложись спать. Впереди трудная неделя.
Константин Григорьевич выключил телевизор, взял пижаму из шкафа и отправился в ванную. Пустив воду, неслышно вернулся в кабинет, набрал домашний номер Дворцова.
— Геннадий Матвеевич, — сказал он, прикрывая трубку ладонью, — извини, что поздно. Что твои люди, не нашли еще этого Октябренка?.. Ну, ну… Ты мне вот что скажи: его отпечатки где-нибудь зафиксированы?.. Я понимаю, что в картотеке, а в купе Портнова?.. Нет?.. Ясно. Ну, лады. Спокойной… Да нет, я не волнуюсь. У меня надежная охрана. Ставров не спит, ты небось к каждому жителю по филеру приставил, Давыдов все прослушивает, все просматривает… Молодцы! Ай, молодцы!.. Отлично сработали, ребята!
Он бросил трубку, выругался сквозь зубы. Контрастный душ в сочетании с коньяком резко поднял давление — заломило в затылке, запульсировала в артериях кровь, зашлось сердце, которое он еще недавно собирался утихомирить каплями. Но сейчас так было даже лучше: инсульт так инсульт — все же не инсинуации.
«Пьяный рецидивист прирезал матерого профессионального убийцу, которого разыскивают спецслужбы Европы! — думал он зло. — «Расскажите вы ей, цветы мои»!..»
Полдня после вернисажа он пролежал на потертом диване, проигрывая варианты их удара в ответ на операцию «Шторм». Знал почти наверняка, что смерти Новацкого ему не простят, но с чего-то же надо было начинать?
Губернатор был не столь самонадеян, чтобы рассчитывать на бессмертие. Но и пешкой в игре тех, кто помог ему закрепиться у власти, больше оставаться не хотел.
Это была грязная игра.
Побеседовав с уборщицей, которая приводила в порядок комнату Павла Козлова, Евгений прогуливался вдоль ограды городского сквера, стараясь не выпускать из поля зрения отрезок пути от автобусной остановки до дверей общежития журналистов.
«Странно, что «диск-жокей» ведет себя как ни в чем не бывало, — раздумывал он, поглядывая на темное окно Полянских. Решил, что все уже позади и нечего опасаться?.. Но если даже от мести его косвенную причастность, то сам факт зверского убийства за стеной должен был наложить хоть какой-то отпечаток ни его поведение?.. Или у него железные нервы, или напрочь атрофирована совесть».
Исключать вероятность сотрудничества Полянского с opганами, о чем говорил Васин, Евгений тоже не стал, а потом; решил перехватить «диск-жокея» на улице, чтобы не дать перезвонить своим опекунам.
Он успел основательно продрогнуть, пока наконец дождался автобуса, из которого вышло семейство Полянских — сам Виктор Денисович, его супруга и сын, мальчик лет семи. Перейдя через улицу, Евгений направился за ними следом.
— Разница в том, — объяснял Полянский сыну, — что пианино — инструмент маленький, а рояль — горизонтальный большой, похожий на птицу с одним крылом. Это концертный вид фортепиано…
— Добрый вечер, Виктор Денисович, — поравнялся с ним Евгений. — Не иначе, из филармонии?
Поправив на переносице очки, «диск-жокей» всмотрелся его лицо.
— Здравствуйте, — узнал недавнего собеседника. — Виктор… Евгеньевич, если не ошибаюсь?
— Евгений Викторович, — уточнил детектив, неохотно отвечая на рукопожатие.
— Мариша, это приятель Павла Козлова, из Москвы, — последовало сухое представление.
— Очень рада, — знакомство с приятелем убитого соседа явно не доставляло ей удовольствия.
Дальше пошли вчетвером.
— Как дела? — спросил Полянский и тут же уточнил, что именно его интересует: — Когда собираетесь в Белокаменную?
— Скоро. Вы не уделите мне минут десять?
Ответ последовал не сразу. Полянский замедлил шаг, посмотрел на часы, давая понять, что разговор в его планы не входит и что лучше его перенести.
«Брать тепленьким!» — твердо решил Евгений.
— Конечно, — обреченно развел руками тот. — Зайдете?
— Нет, спасибо. Прогуляемся, если не возражаете?
У двери общежития Полянский напутствовал домочадцев:
— Сейчас я, Мариша, ставь чай… Володя, ужинать и спать!..
Оставшись вдвоем, они медленно пошли в направлении мостика через поросший кустарником канал.
— Виктор Денисович, — начал Евгений, не глядя в его сторону, — Алевтина Васильевна рассказывала мне, что была у вас в гостях вместе с сыном после возвращения его из Франции?
— И что из этого? — не сумел Полянский скрыть напряжения.
«Волнуется. Возьму без проблем!»
— У вас есть видеомагнитофон?
— Да. Видеодвойка.
— Давно приобрели?
— Послушайте! — ни с того ни с сего вспылил Полянский, — не говорите загадками. Вам Козлова наверняка рассказала, что я купил телевизор накануне его отъезда. Мне нужна была «двойка», ему — деньги.
— А что вы так нервничаете, Виктор Денисович? — Евгений старался говорить как можно ровнее.
— Не люблю, когда начинают «подъезжать» издалека! Говорите прямо, что вам нужно.
— Прошу прощения, я не учел вашего пристрастия к правде и прямоте.
Полянский резко остановился, уставился на собеседника:
— Вы говорите со мной тоном прокурорского следователя, хотя таковым не представлялись, если мне не изменяет…
— Да не изменяет она вам, не изменяет, успокойтесь, — деланно улыбнулся Евгений. — При чем тут вообще прокуратура? Или вам есть что скрывать?
— Мне нечего скрывать, — нетрудно было заметить, каких усилий стоила «диск-жокею» видимость спокойствия. — С чего вы взяли?
— Мне так показалось, — продолжил путь Евгений.
— Нельзя ли все-таки узнать, кто вы?
— Приятель Павла Козлова. И не делайте вид, что вы меня не узнали. Вы же смотрели кассету о поездке Павла вместе с ним Алевтиной Васильевной.
Полянский словно собрался воскликнуть: «Ба! Знакомые все лица!», но вовремя понял, что это прозвучит неубедительно.
— Да, — обиженно буркнул он в сторону и презрительно усмехнулся: — С Ельциным в обнимку.
Эти слова и тон, которым они были произнесены, должны были означать: «Пьяный в стельку». Павел и Евгений поочередно снялись рядом с куклой, обликом повторявшей Президента, сделанной в масштабе «один к одному».
— Ну вот, видите?
— Вижу, — шумно выдохнул дым Полянский. — Чего вы от меня хотите?
— Посмотреть эту видеокассету — и ничего больше. Потому-то я и спросил, есть ли у вас видеомагнитофон.
— Есть, но он… неисправен. К тому же поздно.
— А вы не могли бы дать мне на время эту кассету? Я найду возможность посмотреть ее в другом месте.
— Нет.
— Почему?
— Потому что у меня ее нет.
— Где же она?
— Это была не моя кассета.
— Я понимаю. Но вещи Павла забрала Алевтина Васильевна. Кассеты среди них нет.
— Послушайте, уж не подозреваете ли вы меня в том, что украл эту чертову кассету?!
— Тише, Виктор Денисович, тише, — оглянулся Евгений. Зачем же так кричать — люди спят… Да, подозреваю. Но вам-то что до моих подозрений? Совесть ваша чиста, да и у меня нет никаких доказательств.
— Ну, знаете! — швырнул Полянский оземь недокуренную сигарету. — Вы… вас… Какие у вас основания?! Если вы кого-то… какие-то органы представляете, то, пожалуйста, вызовет меня повесткой, официально.
— А вы хотите?
— Чего?
— Официального следствия?
— Меня уже приглашали в качестве свидетеля. И мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.
— А в качестве подозреваемого вас еще не приглашали?
Пауза длилась несколько секунд.
— Вы что, думаете, что это я… убил Павла?! — спросил Полянский упавшим голосом.
— Нет, что вы! — успокоил его Евгений. — Я так не думаю. Я на своем веку повидал убийц и должен вам сказать, что ни на одного из них вы не похожи. Вы можете разве что кота бездомного убить.
— В чем же вы меня тогда подозреваете?
— В краже видеокамеры «Сатикон», принадлежавшей Козлову, — Евгений достал из кармана крышку от объектива и поднес к запотевшим очкам Полянского.
— Что… На основании этого вы решили…
— Нет, конечно. Хотя и интересно было бы узнать, как эта крышка появилась в редакции.
