— Что… На основании этого вы решили…
— Нет, конечно. Хотя и интересно было бы узнать, как эта крышка появилась в редакции.
— Понятия не имею.
— Куда подевалась камера, вы тоже понятия не имеете?
— Почему же? Павел ее продал. Перед отъездом он занимал деньги.
— У кого?
— Не знаю.
— Следователю вы тоже сказали, что камеру продал Павел?
— Да!
— Вы выпивали вместе с Павлом?
— Нет!
— Откуда же вам известно, что у него в комнате было восемь бутылок из-под французского вина «Рошель»?
— Видел, как их выносила уборщица.
— Когда?
— Не помню.
— Уборщица выносила их вечером девятого числа, когда комендант распорядился убрать комнату — до этого комната была опечатана милицией. А при нашей первой встрече вы сказали, что бутылки вынесли из комнаты третьего марта.
Полянский молчал.
— Бутылки я видел, когда открыл дверь.
— Вы же говорили, что не заходили в комнату после убийства?
— Не заходил. Они стояли в углу в прихожей.
— Кто же поставил их в шкаф? Уборщица говорит, что забрала их из шкафа.
— Не знаю. Утром они стояли в прихожей. Очевидно, Павел собирался их вынести.
— Это кто-нибудь может подтвердить?
— Может быть, следователь, который приезжал на место преступления.
— Вы говорили, что, обнаружив труп Козлова, заперли дверь и стали ожидать приезда милиции?
— Да.
— А Егор Александрович Битник утверждает, что, когда он поднялся на третий этаж, дверь была распахнута настежь и на пороге толпились жильцы.
— Ну и что? Я не счел нужными эти подробности. Тогда вы спрашивали, а не допрашивали.
— Значит, бутылки видели не только вы?
— Там было на что посмотреть помимо бутылок, — цинично заметил Полянский.
— А вы, значит, спокойно стояли и пересчитывали бутылки?
— Нет! — снова вспылил он. — Не «спокойно пересчитывал», а просто… просто отметил… машинально. Да, именно, ма-ши-наль-но!.. Не знаю, почему. Черт меня дернул за язык сказать вам об этих бутылках! Дались они вам!..
— И то, что телефонный шнур был обрезан в двух местах, вы тоже отметили машинально?
— И шнур.
— А где стоял аппарат?
— На тумбочке между кроватью и шкафом.
— Но если посмотреть в комнату из дверного проема, то тумбочки не видно?
Полянский собрался было возразить, но вдруг остановился и покосился на Евгения:
— А вы откуда знаете?
— А вы откуда знаете про шнур и бутылки, если без очков не можете набрать телефонного номера?
Взгляд Полянского был исполнен злобы.
— Я не желаю больше с вами разговаривать, — произнес членораздельно. — И отвечать на дурацкие вопросы!
— Это вы уже говорили, — напомнил Евгений. — Виктор Денисович, послушайтесь моего совета. Не доводите дела до уголовного, вы проиграете.
— Еще раз спрашиваю: чего вы от меня хотите?
— Кассету. Все.
— Я сказал: у меня ее нет! нет! нет! Что еще?
— А где она? — зевнул Евгений, поежившись от холода, и направился к скамье на краю сквера.
Как он и ожидал, Полянский поплелся за ним.
— Это не имеет ко мне никакого отношения.
— Значит, если я правильно понял, в видеокамере ее не было?
— В какой видеокамере?
— В той, которую вы продали владельцу салона видеотехники «Парсуна» Войко днем третьего марта, а перед этим украли у покойного Козлова, господин мародер. Вошли, увидели, что сосед мертв, и решили поживиться?
Евгений сел на скамью. Два пятна на фоне черного неба написали над ним: бледно-зеленая луна и такого же цвета лицо Полянского.
— Да садитесь вы, чего стоять, — свойски предложил Евгений. — Упадете еще невзначай.
Полянский безвольно опустился рядом, запрокинул голову. Теперь по луне отражалось в маленьких линзах его очков в золотой оправе.
— Нет… нет, — шепотом вымолвил он, — так не надо… не надо так говорить, прошу вас…
Опершись локтями о колени, он снял очки, закрыл ладонями лицо и тут же, будто ожегшись, отнял их:
— Я никогда не был мародером, — заверил «аллегро». — Вечером второго марта около десяти часов Павел принес мне видеокассету. Я помогаю ребятам из ансамбля «Синий кит» из Дворца культуры моряков. Мы решили снять видеоклип совместно с музыкальной редакцией телестудии. Я нашел спонсора… И мы хотели использовать все виды Франции, которые наснимал Павел… Не очень профессионально снято, мало, но для клипа сойдет… Я давно просил у него эту кассету, но он все отказывал, говорил, что она ему нужна. А потом принес. Попросил заодно переписать — на телестудии хорошая аппаратура. Я там должен был быть четвертого, в понедельник. Ребята обещали принести чистую видеокассету… В общем, Павел пробыл у меня что-то около двух минут, попросил разбудить его в семь… Сказал, что сейчас уснет как убитый… Гм… Да, именно так и сказал. Накануне всю ночь стучала машинка, он, похоже, не ложился… Потом… потом вы все знаете, я говорил. В семь пятнадцать я сломал дверь и увидел… Бросился к телефону в его комнате… шнур был… шнура вообще не было… очевидно, тот, кто убил Павла, унес его с собой. Я бросился вниз, хотел позвать вахтера, а потом вспомнил, что у него есть видеокамера… уникальные кадры… для следствия хотел… Стал искать видеокамеру… то есть искать ее не нужно было — открыл шкаф, взял… В футляре и мягкой кожи, с «молнией»… Крышечка эта упала, я ее поднял, сунул в карман… Но пленки в камере не оказалось. То ли у него больше не было кассет… Я уже сам не понимал, что я делаю и зачем. Выскочил с камерой в руках в коридор — никого, у нас все встают поздно. Я забежал к себе, схватил эту… «французскую» кассету и стал снимать. Пленка как раз была на конце, там хвостик оставался чистый, ничего стирать не пришлось… Снял немного: крупно — труп… провел панорамку… и все, больше не поместилось. Не знаю, сколько прошло времени. Пожалуй, минут пять-семь. И три на то, чтобы вытереть полотенцем Павла все, к чему прикасался — шкаф, дверь… Побежал на вахту к телефону, но потом подумал, что если придет милиция, то наверняка зафиксирует камеру в протоколах… Я разбил очки… крикнул вахтеру, чтобы вызывали милицию, что Павел мертв, и бросился назад. Я боялся, что камеру… в общем, понимаете, эта камера, сущности, моя.
— То есть как это — ваша? — не понял Евгений.
— Вернее, она не моя, я хотел сказать… Начну по порядку. Сейчас, — он достал из кармана пачку «Мальборо» и долго не мог вынуть сигарету, а когда наконец вынул, Евгений поразился тому, как у него дрожали руки: ему еще никогда не приходилось видеть, чтобы у человека так дрожали руки.
«Странно, — подумал он, — все, что он проделал в то утро, говорит о предельном хладнокровии. Даже отпечатки стереть не забыл…»
— В общем, перед поездкой во Францию Павел предложил мне купить у него видеодвойку, — продолжал Полянский, прерывисто вздохнув, — Это не дефицит, конечно, я могу купить ее в магазине, но он… сделал скидку, сами понимаете — иначе какой мне смысл?
— Да уж понимаю.
— Но этих денег хватало только на дорогу, а Париж — город очень дорогой… самый дорогой в Европе, говорят…
«А я там собаку держу», — подумал Евгений, для которого самым дорогим городом оказался Приморск.
— Он попросил меня найти денег, обещал вернуть после возвращения… Я… у меня, в общем, есть один знакомый… Он одолжил до первого апреля. Когда Павел вернулся, я напомнил ему об этом… он сказал, что продаст видеокамеру и вернет. А когда его убили… Поймите, у меня не было другого выхода! Эти деньги… у меня нет таких денег, понимаете?.. Что мне было делать?..
— Кто этот ваш знакомый? — спросил Евгений.
Полянский попытался уйти от ответа:
— Понимаете, он не то чтобы мой знакомый…
— Короче, вы заняли деньги под проценты у ростовщика, — помог ему Евгений.
— Да. И под очень большие проценты.
— Почему Павел сам не занял?
— Ему бы не дали. Там не дают незнакомым. Сами понимаете — незаконная сделка… В общем, я согласился ему помочь.
— Сколько денег вы взяли у ростовщика?
— Шестьсот долларов.
— А сколько обязались вернуть ему в апреле?
— Семьсот.
— А камеру Войко продали за семьсот пятьдесят?.. Пятьдесят долларов — ваше вознаграждение за помощь Павлу, так?
Полянский достал носовой платок и стал протирать очки с таким усердием, что казалось, он выдавит стекла.
— Нет, нет, что вы!.. Мне не нужно никакого вознаграждения!..
— То-то вы пытались выторговать у Войко девятьсот долларов! — хмыкнул Евгений. — Рванули сразу же после того, как обнаружили труп, да еще пытались сделать бизнес, а?
— Да нет же! Девятьсот — полная стоимость камеры, я хотел отдать остальное матери Павла…
