— Да нет же! Девятьсот — полная стоимость камеры, я хотел отдать остальное матери Павла…
— Бросьте вы, Полянский! — поморщился Евгений.
— Да не мог я держать эту камеру дольше! Ведь никто не знал, что я брал деньги для Павла и должен их вернуть. Я бы не доказал!.. А ростовщик взял расписку, меня поставили бы «на счетчик», понимаете?.. И убили бы в конце концов!.. Через месяц одолженная сумма увеличивается вдвое, еще через месяц — опять… Ну что я должен был делать?! — Полянский готов был заплакать.
— Что было дальше?
— Дальше я дождался, когда вынесут труп, произведут осмотр, снимут показания…
— Снимают пиджак, показания берут. Рассчитались с ростовщиком?
— Да.
— Павел больше не должен?
— Нет.
— Что было потом?
Казалось, Полянский не услышал. Глядя на носки своих ботинок, он беспрестанно кивал, словно у него был нервный тик, и жадно втягивал дым.
— Потом я купил вина. Такого, как пил Павел. И сильно напился.
— Я не об этом. Кассета где? Ее-то вы не продали.
— Нет.
— Так где же она?
— Ее забрали.
— Кто, черт возьми?! — вывел его из прострации Евгений. — Кто?! Что вы резину тянете. Полянский?! Все равно ведь скажете!.. Ну?!.
Последовало минутное молчание.
— Вы можете дать мне гарантию… — начал было Полянский.
— Могу! — перебил его Евгений. — Я дам вам гарантию, что отпущу вас живым и даже не набью морду. Разумеется, если вы будете отвечать на мои вопросы вразумительно и быстро. Кому вы отдали кассету?
— Нелли, — шевельнул губами Полянский.
— Кому?!
— Нелли Грошевской.
— Зачем?
— Она позвонила мне и сказала, что если я не отдам кассету, то она скажет… кому следует, что я похитил камеру. Я сказал, что камеры не похищал, но она, оказывается, видела ее поздно вечером у Павла и знала, что утром милиция ее не нашла.
— Она что же, читала протокол осмотра? — вслух подумал Евгений.
— Я не стал выяснять. В том положении, в каком оказался я, не выбирают.
— Что было на кассете?
Полянский пожал плечами:
— Ничего, на мой взгляд, особенного. Париж, провинция… забыл…
— Аньер?
— Вроде. Виды: улицы, дома, машины, ограды, Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Лувр. Павел, его друг, жена друга — на улицах, за столом. Потом — Москва, вы с «президентом»… Алевтина Васильевна в комнате Павла, у нас… И в конце, наверно, то, что снял я.
— Почему «наверно»?
— Потому что я не видел. Где мне было просматривать? Марина весь день сидела дома.
— Вы что-нибудь слышали в ночь убийства?
— Вы уже спрашивали об этом. Я спал. Ничего не слышал.
— Но накануне же вы слышали, как стучала портативная машинка? — в том, что «диск-жокей» чего-то недоговаривает, Евгений был уверен. — Не вы ли, случайно, провели убийцу в комнату Павла?
— Я?! Убийцу?! Вы что, сумасшедший?!
— Трудно поверить, что он вошел сам. Это в три-то часа ночи? Павел впустил незнакомого человека и не поднял шума?.. Значит, либо это был знакомый, либо Павел оказывал сопротивление, и тогда вы не могли ничего не слышать: звукоизоляция в общежитии плохая.
— Но почему я? У Павла было много других знакомых.
— Например?
— Да все общежитие!
Оставалось либо прибегнуть к шантажу, либо взять его «на пушку»; можно было отвесить пару тумаков, и тогда он рассказал бы обо всем в стихах.
— Что ж, — вздохнул Евгений и встал. — Будем опрашивать все общежитие. И искать ростовщика. Могу вам железно пообещать, Полянский: я его найду. И если окажется, что вы заняли для Павла сумму меньшую, чем выручили за камеру…
— Зачем?! Зачем вам это нужно?! — плаксиво заговорил «диск-жокей». — Что это прибавит к делу?! Вы хотите втоптать меня в грязь?..
— Я хочу найти убийцу.
— Но я не знаю! Ничего больше не знаю! Почему я?.. Почему вам не поговорить с Грошевской?
— Грошевская ушла в час, Павла убили в три. При чем тут она?
— Это неправда, — окончательно капитулировал Полянский.
— Что неправда?
— Что Грошевская ушла в час ночи.
Евгений снова сел, пристально посмотрел на него:
— Что вы хотите этим сказать?
— То есть, может, она и ушла, но… потом вернулась.
— Когда потом?
Полянский глубоко вздохнул и заговорил бесцветным голосом, словно намеревался подчеркнуть, что это — действительно последнее, что ему известно, и что теперь ему уже все безразлично.
— Я видел, как в три часа пятнадцать минут от гостиницы… вот оттуда… отъехала ее машина. Прямо под окнами общежития она развернулась и помчала в сторону центра.
— Точно?
— По крайней мере, белая «таврия». Не думаю, чтобы это было совпадением. К тому же я знал, что Нелли была у Павла. А о том, что ушла она в час, узнал только наутро от вахтера, когда Павел не открыл на стук.
— Значит, той ночью вы не спали?
— Нет, я спал, я лег в начале двенадцатого. Слышал, как бубнили за стенкой — мужской и женский голоса. То есть Павел и Грошевская. Говорили они тихо, но очень эмоционально — похоже, ссорились. Да я не старался ничего расслышать, уснул почти сразу. А ночью проснулся…
— Только не говорите, что «до ветру»!
По тому, как осекся Полянский, Евгений понял, что именно это он и собирался сказать.
— Нет. Проснулся от хлопка двери в комнате Павла, хотя утверждать не берусь. Подумал, что ушла Грошевская. Сходил, как вы выразились, «до ветру» и выглянул в окно. Увидел ее «таврию», лег и уснул.
— Уснули?
— А что вас в этом настораживает? Почему я должен был не спать?
Евгений понял, что вытряхнул из него все и что в будущем их дорожки вряд ли пересекутся. Полянский был ясен, как оконное стекло в прозрачную погоду, и больше в этом деле не нужен.
— Вы рассказали обо всем этом следователю?
— Нет, конечно, вы же понимаете…
Евгений понимал: расскажи он о Грошевской, она даст показания, что видела камеру за несколько часов до убийства. Полянскому придется назвать ростовщика, а расписка скорее всего уничтожена, и обелить себя ему не удастся. Зато те, кто стоит за ростовщиком, найдут его и в лучшем случае оставят калекой. Не возьми он камеру — пришлось бы возвращать свои деньги, а у него их, вполне возможно, нет. Капкан!
— Что мне теперь делать? — упавшим голосом спросил Полянский.
— Сходите в церковь, — посоветовал Евгений и, не удостоив его взглядом, зашагал к гостинице.
* * *
Из всего, что удалось узнать за пять дней пребывания в Приморске, сомнению не подлежали две вещи: 1. В поиске истинной причины и виновника смерти журналиста Козлова местные следственные органы не заинтересованы; 2. Печенье «Привет» — самое вкусное печенье в мире.
Он сидел за столом, тупо глядя в экран телевизора (демонстрировали не то эротический боевик, не то боевую эротику) и медленно пережевывал печенье вместе с информацией, добытой за сегодняшний день.
«Лучше бы информации было столько, сколько печенья, а печенья — столько, сколь информации», — пришел к выводу, догадавшись, что «Привет» для утоления голода не предназначен.
Он достал ручку и стал записывать то, к чему приводили собранные по крупицам свидетельства и улики, выстраивая версию, которую следовало, на его взгляд, отрабатывать, будь на то время и финансовые возможности:
«1. КОМУ-ТО МЕШАЕТ ГРИДИН (усл. «мафии»). Накануне выборов мафия решает его скомпрометировать.
2. К П.К. посылают его подругу Грошевскую, кот. имеет отношение к Гридину (любовница?).
3. Грошевскую подставляют под убийство, но ОБВИНЕНИЯ НЕ ПРЕДЪЯВЛЯЮТ.
СХЕМА ПРЕСТУПЛЕНИЯ (предположительно)
Дождавшись, когда Грошевская вернется домой после визита к П.К., убийца и его напарник садятся в машину Грошевской и приезжают в гостиницу. После того как в окне гаснет свет, убийца входит в гостиницу (поселившись туда заранее и имея «гостевую карту»), поднимается на 3-й этаж, отпирает отмычкой дверь и входит в общежитие. Затем так же отпирает дверь в 301-й, обрезает тлф. шнур и удушает спящую жертву. Сажает бесчувственное тело за письменный стол, включает наст. лампу, бьет ножом в шею, имитируя непрофессион. удар (спящего мог убить любой; бодрствующего — только свой, знакомый, т. е. — Грошевская). После этого убийца достает из кармана найденную в машине газовую косынку — общеизвестн. деталь имиджа Грошевской, — вешает ее на ручку двери и выходит, хлопнув дверью и заперев ее на ключ. Затем идет к лестнице, возвращается ч-з 2-й этаж в гостиницу и поднимается в свой номер. Напарник, кот. остался за рулем «таврии» Грошевской, получив световой сигнал о том, что дело сделано, демонстративно разворачивается перед окнами гостиницы и отгоняет машину на место. Расчет — на чьи-то показания: «Слышали, как Грош. вышла от П.К., как она спускалась по лестнице, видели ее машину». Вахтер видит, как она уходила в час. Значит, вернулась и ушла скрытно — т. е. имела злой умысел. ЕСЛИ БЫ ПОЛЯНСКИЙ НЕ ВЛИП С ВИДЕОКАМЕРОЙ, ИМЕННО ТАКИЕ ПОКАЗАНИЯ ОН ВЫДАЛ! Цель: инсценировка причастности Грош. к убийству в кач. непосредственного исполнителя.
