– Что он сделал? – Тон был все таким же равнодушным, но выражением лица и глаз Селиванов владел плохо.
– Расстрелял Магомеда Гасановича. Прямо сквозь окно. Приезжал с двумя помощниками. Все трое стреляли в одного Абдуллаева. Они просто не смогли найти окно, за которым сидел ты. В результате Абдуллаев убит вместе с двумя офицерами охраны. Крутояров в завершение еще и гранату в окно забросил.
– Его стиль, – сказал Селиванов и чуть язык себе не откусил. Он сказал то, что подумал и что говорить был не должен.
– А теперь думай: есть нам смысл рисковать своими офицерами и охранять тебя, если ты не желаешь с нами общаться? Абдуллаев разговаривал, даже откровенничал. И потому его жалко. Мы просто не ожидали от Крутоярова такой наглости. А тебя он все равно найдет. И достанет любым способом, если мы его вовремя не остановим. Так что подумай, как тебе себя защитить. Без нашей помощи это невозможно. А пока ты жив, ты угроза для Крутоярова. Он очень дорожит свободой и не пожелает иметь за спиной живого свидетеля.
Селиванов усмехнулся так же криво, как и раньше. Но и сейчас он плохо владел лицом, и я увидел, как он хотел жить. Даже за решеткой, но – жить…
Завершив непродолжительный разговор с киллером, я пошел искать генерала, чтобы подтвердить свои и его предположения относительно Крутоярова словами Селиванова. Генерал только что закончил разговаривать с ментами, а старший из них беседовал по телефону с кем-то из своих руководителей, судя по тону; при этом бросал взгляды то в сторону генерала, то в сторону дежурного. Из чего я сделал вывод, что Лукьянов принял превентивные меры, чтобы ограничить ненужную ментовскую активность и в корне пресечь любую суетливость с их стороны, что может помешать делу. Так, видимо, и произошло. Начальство, похоже, было очень большое, потому что старший группы стоял прямо и трубку держал с великим уважением. Тем не менее это не помешало ему по окончании разговора, когда трубка уже была убрана, что-то прошептать себе под нос. Похоже, мент шепотом выматерился. И только после этого шагнул к Николаю Владимировичу.
– Извините, товарищ генерал, мне только что дали указание не мешать проведению вашей операции. Но оставить такое крупное происшествие без внимания мы тоже не можем. Оно обязательно будет иметь общественный резонанс. А потому я прошу вас, если появятся какие-то конкретные материалы, незамедлительно сообщать нам.
– Минутку, – поднял генерал палец. – Валар, что он говорит?
– Он говорит, что граната в окно после расстрела – это стиль Крутоярова.
– Я так и предполагал, – Николай Владимирович повернулся к старшему менту. – У нас появились подозрения. Есть человек, который мог это сделать. Он только-только приехал в Москву из Дагестана. Сам – русский, бывший офицер. Но я не буду передавать вам данные на него, хотя кое-что мы на него уже собрали. Просто предупреждаю, что мы этого человека найдем, и, возможно, в вашем районе будет зарегистрировано еще одно происшествие.
– А почему данные не дадите? – не понял мент, но спрашивал он не слишком настойчиво. – У нас больше возможностей для поиска, чем у вас.
– Несравненно больше, – согласился Лукьянов. – И опыта у ваших поисковиков больше. С этим просто невозможно не согласиться. Но если один или даже несколько ваших сотрудников случайно остановят этого человека для проверки, что-то заподозрив, он среагирует моментально, просто уничтожив их. Не советую никому с ним связываться. Все-таки мои парни в подавляющем большинстве носят «краповые» береты и имеют соответствующую подготовку. А ваши люди такой подготовки не имеют. Мне, во-первых, не хочется лишней шумихи вокруг нашего Комитета, а во-вторых, просто жалко тех ментов, которые попытаются задержать подозреваемого.
– Ваша воля… – очень охотно согласился старший мент.
– Наша, наша воля, – поддакнул генерал. – Но, помимо воли, есть и просьба. В городские сводки, как я понимаю, данные попадут в любом случае. Но они не должны уходить в прессу. Ни на телевидение, ни в газеты, ни в Интернет…
* * *
Конечно, Лукьянов был озабочен происшествием. Да и как ему не быть озабоченным, когда Комитет понес потери, но совсем не в той ситуации, где их было возможным понести. И даже наоборот. В ситуации внешне опасной мы смогли проявить себя удачно и ликвидировать одного из бандитов. А это уже само по себе обещало, что на нас будет направлено меньше стволов. Но безопасность офиса беспокоила. Николай Владимирович, не раздумывая долго, куда-то позвонил, и буквально через полчаса приехала машина, чтобы установить внешние камеры видеонаблюдения и мониторы контроля на стену перед столом дежурного.
Из каких фондов оплачивались подобные услуги, я предположить не мог, да меня это и не касалось. Но генерал, выпроводив нас из своего комитета, остался на пять минут наедине с бригадиром монтажников и решил все проблемы. Бригадир ушел руководить работами, а мы вернулись в кабинет к генералу.
– Сегодняшнее происшествие вовсе не означает, что мы откладываем или тормозим какие-то действия против Гайдарова и его компании. Как думаешь, Валар, когда тебе лучше пойти? Может быть, чем раньше, тем лучше?
– Я бы пошел прямо сейчас, – выразил я готовность. – Но все же хорошо было бы произвести предварительную разведку, а потом посадить на чердак соседнего дома снайпера.
– Да, я уже послал Сафронова, он занимается этим вопросом, – сообщил Лукьянов.
Когда он успел это сделать, я не понял, но капитана с нами не было. Значит, дело делается. У меня не было никаких причин не доверять Сафронову, хотя самому мне легче было работать со старшим лейтенантом Сережей. Я как-то уже успел привыкнуть к тому, что всегда могу на него положиться. Но Сережа и так пойдет, когда пойду я. Он будет страховать.
Словно прочитав мои мысли, Лукьянов сразу заметил:
– Кстати, мысль сейчас в голову пришла… Насколько я знаю Гайдарова, он может выставить блокировку для Крутоярова. Для Сережи, то есть… Ты, Валар, предупредил, что тебя будет страховать напарник. Варианты страховки Дибар просчитает легко и выставит своих людей. Не на улице, как предположил Сафронов, а именно на чердаке. И тогда при очной встрече могут произойти неприятности.
– Нужно позвонить Гайдарову и сказать, чтобы не суетился. Это опасно для его людей. – Я даже вытащил трубку, показывая готовность к звонку.
– Не надо звонить. Это будут неприятности для Гайдарова, – остановил меня Сережа. – И тогда он в очередной раз поймет, что встретился с людьми достаточно серьезными. Если кто-то там будет, я позвоню тебе, чтобы ты принял сообщение в присутствии Дибара и сразу высказал ему претензии. После еще одной потери он больше не захочет строить нам ловушки.
– Да, – согласился генерал. – Это будет выглядеть жестко, но весомо. И Дибара Даудовича впечатлит. Он и сам любит так работать, и чужую жесткость одобряет.
– Значит, осталось дождаться сообщения от Сафронова, и я могу идти, – решил я. – И, пожалуй, лучше будет, если я заявлюсь к Дибару поздно вечером или даже ночью.
В дверь постучали.
– Это не Сафронов, – сказал генерал. – Он еще не добрался до места. Кто там? Войди…
Вошел старший лейтенант, который стоял на посту у двери кабинета, где содержали Селиванова. Явно с докладом.
– Что, и второго пленника застрелили? – с легкой ехидцей спросил Сережа.
– Селиванов просится на разговор, товарищ генерал, – не обращая внимания на его слова, доложил старлей.
* * *
Вести Селиванова по коридорам генерал посчитал небезопасным. Я сам придерживался того же мнения, хотя не знал степени боевой подготовки задержанного, но предпочитал всякого противника считать бойцом такого же уровня, как и я сам, и потому трепетно относился к естественной осторожности. Сбежать в коридоре, где можно встретить сразу несколько человек, гораздо проще, чем из кабинета, в котором сидишь под тремя наставленными на тебя стволами. И потому мы вместе с генералом и старшим лейтенантом Сережей и в сопровождении часового от двери отправились в импровизированную камеру.
Часовой открыл дверь, запуская нас внутрь, но сам остался на пороге и закрыл дверь с обратной стороны только по знаку Лукьянова. В камере все было так же спокойно, как и раньше, когда я навещал пленника. За исключением глаз самого киллера. Сейчас в них была смесь откровенной тоски и легкого отчаяния. Видимо, он на что-то решился – и сам страдал от своего решения, боролся с собственной натурой. Я догадывался, чем эти страдания были вызваны, но события не торопил и вообще предпочел предоставить возможность беседы с Селивановым генералу.
Николай Владимирович жестом остановил офицера, сидящего за столом напротив задержанного. Сам садиться не пожелал.
– У меня времени в обрез. Говори, что сказать хотел. – Лукьянов был краток, сдержан и даже суров; его тон не обещал Селиванову никаких поблажек и вообще ничего хорошего.
