– Если не подставляться, то давай проскочим вот по этому овражку. Утром еще туманы стоят. Фары потушим – и с опушки сразу в овраг. Немцы, если они там и есть, увидят нас, услышат, но прицельно стрелять не смогут, да и времени у них на это не будет. Не исключено, что они теперь в засадах и легкие танки могут ставить.
– Точно, овраг выходит к шоссе крыльями, – обрадовался идее Шелестов. – Если они ждут, что мы на севере попрем, так мы на юг отправимся. Нам главное шоссе пересечь. Дальше проще будет и на своих двоих топать.
– Бензина у нас совсем мало, – постучал пальцем по приборам Буторин. – Может, наоборот, по шоссе рвануть, чтобы хоть расстояние до линии фронта сократить? Или разведать населенный пункт поблизости, где можно отбить несколько канистр бензина?
Когда до опушки осталось несколько сот метров, Буторин выключил фары и некоторое время сидел, глядя вперед, давая возможность глазам привыкнуть к предрассветным сумеркам. Потом бронетранспортер снова тронулся по лесной дороге. Она стала извилистой, местами заросла молодыми тонкими деревцами, которые с хрустом ломались при движении тяжелой машины. Шелестов сидел рядом и посматривал в узкую щель на лобовой бронеплите. Он ждал момента, когда они выедут на опушку, чтобы показать поворот к оврагу. В темноте не разглядеть, есть ли здесь немецкая засада. Выручить могла только скорость.
– Вон, – крикнул Максим, показывая вперед. – Кустарник начинается, а правее спуск в овраг. Гони, Витя!
С хрустом под передними колесами машина взломала утренний ледок, из-под задних гусениц полетела грязь и мерзлая вода. И тут же в темноте послышались крики, команды на немецком языке. Коган выругался и принялся стаскивать пулемет с передней турели, чтобы установить его на заднюю, чтобы открыть огонь по возможным преследователям, но тут со страшным лязгом машину бросило в сторону и стало разворачивать на одном месте.
– Гусеница! – заорал Буторин. – Прыгайте все.
Сосновский и Майснер распахнули заднюю дверь, выбрасывая на землю вещмешки. Коган снял-таки пулемет. Вместе с Шелестовым он стащил его на землю. Следом полетели две коробки с лентами и спрыгнул Буторин. Со стороны леса стрекотали немецкие автоматы, длинными очередями стрелял в предутреннюю темноту пулемет. Пули вовсю били по броне, с визгом отлетали в темноту, несколько раз впивались в землю рядом с разведчиками. Сосновский и Майснер дали несколько очередей в сторону немцев. Отбежали в сторону, залегли и снова дали несколько очередей по заметным в темноте вспышкам. Прикрываясь броней бронетранспортера, Буторин размахнулся что есть силы и швырнул в сторону засады одну за другой две гранаты. Неизвестно, достигли ли они цели, нанесли ли врагу какой-то вред, но то, что они остудят пыл тех, кто решится преследовать русских в темноте, Виктор был уверен.
Они бежали по днищу оврага, спотыкаясь и падая. Здесь местами еще попадались небольшие нерастаявшие наметенные сугробы снега, местами большие грязные лужи преграждали путь, и иного выхода, кроме как бежать по этой жиже, не было. Шелестов бежал первым, приглядываясь и прислушиваясь. За ним – Сосновский и Коган с Майснером, которые вдвоем несли немецкий пулемет. Буторин с двумя автоматами в руках замыкал группу, то и дело останавливаясь и озираясь по сторонам. Кажется, немцы не решились преследовать их. Перебегать на другую сторону дороги не понадобилось. Шелестов остановил группу и показал на толстую трубу для перелива паводковых вод, проложенную под дорогой.
– Все, сейчас в трубу и на ту сторону. А потом снова в лес. Передохнем, когда уйдем подальше от дороги. Пусть они наш след потеряют. Михаил со мной, потом остальные! Пошли, Миша!
Шелестов и Сосновский нырнули в трубу и побежали по ней, пригибаясь и разбрызгивая сапогами воду. И тут же над головой послышался знакомый гул, земля задрожала. Машина! Максим выругался и прибавил шагу. У выхода из трубы они с Сосновским остановились. На дороге затормозила грузовая машина, и через борт на землю стали прыгать немецкие солдаты. Кто-то все же решился перекрыть овраг с двух сторон, чтобы не выпустить русских разведчиков.
– Ребята не успеют, надо прикрывать отход, – сказал Сосновский и полез по склону вверх, доставая из-за ремня гранату.
Он выбрался на дорогу, поправил форменную фуражку и начал громко отдавать команду, торопить немецких солдат. Немецкий командир не сразу понял, кто еще взялся командовать. Он не понял, что это не его фельдфебели и ефрейторы повторяют команды командира. А властный голос приказал всем построиться возле машины, и солдаты начали слушаться, не разобравшись в тумане, кто ими командует.
– Отставить построение! – гаркнул немецкий командир.
Он попытался разглядеть в темноте человека, но тут по асфальту вдруг запрыгало что-то на деревянной ручке. Чей-то крик «граната!» потонул в грохоте разрыва и воплях раненых людей. Сосновский успел упасть на землю за секунду до взрыва и теперь очередями разряжал автомат в дымное облако на дороге. Шелестов упал рядом и стал расстреливать мечущихся солдат. В воздухе отчетливо запахло бензином.
– Давайте в лес! – приказал Шелестов, когда вверх по откосу полезли с пулеметом Майснер и Коган. Виктор, вперед! Иди первым! Мы прикроем.
Разведчики спустились по склону и побежали к темнеющей неподалеку опушке. Шелестов и Сосновский еще какое-то время полежали на земле, потом тоже побежали к лесу. С дороги неожиданно ударил автомат. Потом еще один. Кто-то из выживших немцев открыл огонь. Пули свистели вокруг, били в землю, с всплеском зарывались в лужи под ногами. «Только не стрелять в ответ, – думал про себя Шелестов, – только не стрелять. Они будут ориентироваться по вспышкам и положат нас всех».
За крайними деревьями группа повалилась на сухую прошлогоднюю траву и хвою. Шелестов похлопал Сосновского по плечу.
– Ну, ты молодец. Вовремя сообразил покомандовать! Если бы они не начали строиться возле машины по твоей команде, мы бы их стольких там не перестреляли. А так граната многое сделала. Виктор, что там впереди? Пройди немного, послушай!
– Ребята! – вдруг раздался голос Когана. – Майснера убили…
