И тут баба Валя подняла хай:
– Куда ты, безмозглый ирод, черт тебя отдери, летел среди ночи на своей бандуре! Кто мне теперь сарай восстановит?
Вынимая кусочки разбитого стекла из резинового уплотнителя, комбат, не оборачиваясь, успокаивал потерпевшую:
– Это не вопрос. Будет лучше прежнего.
– А курям моим где теперь жить? В избе? Стой. Куда ты пошел? Как твоя фамилия, чтоб я могла в милицию сообщить.
– Милиции около твоего дома, мать, столько еще никогда не было. Одевайся, выходи на улицу и жалуйся.
Бабка лупала глазами. Лысый, довольный происшествием, фальшивил.
Выйдя из пролома, комбат застал Резинкина в обществе Мудрецкого. Оба сидели и курили на травке. У Витька нервы никак не могли вернуться в норму. Комбат сел рядом с рядовым на траву и похлопал его по спине.
– Все нормально, пацан. Сейчас в расположение и сутки отдыхать. И еще этому... Валетову то же самое. И три дня к отпуску за удачный угон. Лейтенант, запомнил?
Мудрецкий поднялся.
– Так точно.
– Что с «Ауди»? – Резинкина весьма интересовал этот вопрос.
Комбат ухмыльнулся:
– Все хорошо. Твои дела придется отмывать Сивому. Это я устрою. Вовремя ты отчудил.
Глаза Резинкина вспыхнули.
– Прокатило. Здорово, – потом ему взгрустнулось. – А знаете, товарищ подполковник, что самое сложное было сегодня?
– Ну?
– Тужиться, когда на тебя сквозь окна салона смотрят десантники через приборы ночного видения.
– Ты дневальный, – крепкий старший сержант Деев из третьей роты ткнул толстым пальцем в грудь Резинкину.
Витя вышел из кубрика впереди готовящегося принимать дежурство по роте сержанта Батракова.
Сегодня они на пару с Заботиным дневальные. Забота – вертлявый и хитрый парень. Язык у него подвешен, и отбрыкивается от тяжелой работы он просто мастерски. К тому же его давно перевели в слоны, что для Вити означало крепкую дружбу с туалетом и умывальником. Заботе же достанется длинный коридор, который надо помыть всего два раза за сутки – весна, грязи хоть отбавляй. Еще бы дождь, тогда и Забота будет вешаться.
У солдат есть дурная привычка плохо очищать сапоги перед казармой. В результате вся грязь на «взлетке» – длинном коридоре посреди казармы.
Хватает ее и в туалете. Если дождь, в наряде не разогнешься. Один стоит рядом с тумбочкой – на посту, как раз напротив входной двери, другой в это время вымывает принесенную с улицы товарищами по службе землю.
Резинкин знал, что ему после шести вечера первому придется заступить на пост, поэтому не видел ничего такого в том, что ответит старшему сержанту «да».
– Да, – ответил Резинкин.
– Слезай с тумбочки, – скомандовал Деев дородному, пока еще пузатому дневальному. Резинкин был уверен в том, что через полгода парнишку родные не узнают. Захудеет чуток, килограммов на пятнадцать.
– Э! – Начищенный и надраенный Батраков быстрыми шагами шел к посту. – Ты чего, я у тебя еще ничего не принял.
Конопатая толстая морда из третьей роты повелась было покинуть пост, но, услышав деда Женю, осталась на месте.
Деев был расстроен. Свалить дежурство по-тихому не удалось. Батраков зацепил его, процедура могла растянуться надолго.
– Уже шесть, – Деев кивнул в сторону электронных часов, висящих над дверью.
– Третьей ротой наряд не сдан, отдельным хим-взводом наряд не принят.
Заложив руки за спину, Батраков прямиком направился в сортир. Деев остался на месте.
– Там ништяк?
Дневальный утвердительно кивнул.
Подошел Забота.
– Ну как?
– Идет проверка, – постарался солиднее ответить Резинкин.
Услышав такое, Деев повернулся в сторону молодых.
– Молчать, сыны, – пробасил он.
В этот момент из двери, ведущей в туалет и умывальник, высунулся Батраков и заорал на всю казарму:
– Третья рота, у вас тут жопа!
Деев помрачнел и направился лично взглянуть на непорядок.
Дверь каптерки третьей роты открылась, и в коридоре появился бледный капитан Паркин.
– Кто это сейчас так орал, вашу мать! Тут товарища старшего прапорщика жена, а вы так выражаетесь!
Резинкину не нравилась толстая и грудастая жена прапорщика Евздрихина, но она была женщиной. Откуда Батраков мог знать, что она здесь?
Дед Женя не спешил признаваться и скрылся в сортире. Все, кто в этот момент находился в коридоре, начали быстренько тариться по щелям. Включился свет, и тараканы устремились в укрытия. Панорама стремительно пустела.
Резинкин с Заботой поспешили следом за Деевым в туалет – от капитана подальше.
Вскоре офицер остался наедине с дневальным.
– Обормотные бездари, – как всегда оригинально выругался Паркин, обводя взглядом стены и не надеясь привлечь виновного в ругательствах к ответственности, после чего скрылся в каптерке. Но тут же снова вышел. – Почему до сих пор не сменился?
Конопатый поворотил морду в его сторону и громко доложил:
– В туалете жопа, товарищ капитан!
Паркин из белого очень быстро превратился в красного. Стал прямо как рак вареный. Язык его безжизненно упал во рту на отвисшую нижнюю челюсть.
Солдат часто заморгал, не понимая, из-за чего товарищ капитан так резко переменился в лице.
– Фамилия?! – Ярость выплеснулась через край и обожгла рядового. Да так, что он, не переспрашивая, признался:
– Загибобколено.
– Что?! О еб! – Капитан схватился за голову. – Это, кажется, ты из Рязани?
– Такая деревня одна на всю область, – конопатый гордо улыбался. – У нас самая большая ботва у картошки, – и дневальный тут же показал, какая там у них ботва.
– Российской армии гвоздец, – мямлил капитан, медленно закрывая за собой дверь. – Никуда с поста не уходи, пехотинец! – добавил он напоследок.
Деев прошел через умывальник.
– Иди сюда, – поманил его из прохода в туалет Батраков. Зубоскальство сержанта не означало для Деева ничего хорошего. Витя с Заботой тоже пошли. Если там какая дрянь и Деев отбрыкается, то убирать им, точнее, Резинкину, но это мелочи.
На ближайшем к окну очке сидел второй дневальный третьей роты. Лысенький пацанчик восемнадцати лет застыл в позе курицы, несущей очередное яйцо.
– Пока он срет, я наряд не приму, – Батраков не скрывал удовлетворения от собственной выходки.
Оправляющийся стал лупать глазами, не понимая, в чем он мог провиниться.
– Какай, какай спокойно, деточка, – успокоил подчиненного Деев.
Фон под начавшими пробиваться после радикальной стрижки черными волосиками стал красным, и это случилось не из-за натуживания.
– У меня дневальные, когда я сдаю наряд, не срут.
Деев заржал.
– Ну ты и урод!
В этот момент сидящий на очке дневальный хорошенько поддал.
– А-а-а! Газы! – Батраков ломанулся из туалета и неожиданно для себя врезался в грудь здорового мужика. Подняв голову, сержант увидел перед собой комбата.
Если бы у Батракова была матка, она бы у него опустилась.
– Что, товарищи сержанты, молодым спокойно не даете избавляться от следов домашних пирожков?
Женя отступал до тех пор, пока не вдавил каблук в нос сапога Деева. Понятное дело, получил тычок по почке и остановился.
Доделавший дела, видимо, от неожиданного появления высокого начальства, дневальный хотел было подняться с занятого места, но Стойлохряков остановил его:
– Посиди еще немного, сынок, ноги крепче будут.
Резинкин пожалел, что не остался в коридоре.
– Чей дневальный на посту?
– Мой, – нехотя признался Деев.
– Только заступили?
– Нет, сдаю химикам, – Деев показал глазами на Батракова.
– Придется отстоять еще одно дежурство. Когда я вошел на этаж, команды «смирно!» подано не было.
Старший сержант стиснул зубы.
– А теперь, товарищи военнослужащие, займите свободные места по полной программе.
Комбат слыл большим юмористом, но никто не хотел становиться объектом его шуточек.
Пацаны оторопели.
– Быстрее! Снимаем штаны и размещаемся на гнездах!
Первым рванулся исполнять приказание Деев. Он быстрее солдат занял позицию рядом со своим дневальным и преданно уставился на Стойлохрякова.
Резинкин переглянулся с Гришей. В глазах было одно: «Залетели».
– Товарищ подполковник, – начал нудить Батраков, пытаясь выкрутиться.
– Не мычи, теленок, у меня сиськи нету. Снимай штаны и в позицию.
– Может...
– Отставить, вон смотри, сержант уже разместился.
Резинкин вместе с Заботой, скривив рты, нехотя сняли штаны и сели. Батраков повернулся к предназначенному ему очку.
– Ритм одна секунда, – скомандовал он, и Забота тут же начал хлопать в ладоши. Резинкин, желая избежать возможного базара посреди ночи, стал поддерживать сослуживца.
Встав сперва по стойке «смирно», через три такта Батраков двинулся к очку. Он старался выполнять все движения четко под счет. Сержант с отмашкой рук поднял согнутую в колене ногу над первой ступенькой и резко поставил ее на дешевенькую коричневого цвета плитку с такой силой, что она треснула.
