Было дело. Поднимайся давай, идти сможешь?!
— А консервы? — Степан мотнул головой в сторону ящика.
— Потом заберем, сейчас давай этого упыря доведем, надо чтобы не утек, — Мишка обтер руки какой-то ветошью.
Вяз дрожащими руками намотал портянку, потом натянул кое-как сапог и осторожно, придерживаясь за стену, встал. Попытался наступить на ногу, пискнул. Но нет, нога держала. Такое себе удовольствие — ходить после только что вправленного вывиха. Впрочем, больно, но возможно. И теперь это забота Степана и Мишки.
Степан подтолкнул Вяза в спину. Шагай, мол.
— Ну, бывайте, ребята! — Мишка помахал нам. И они утопали вглубь подземелья.
Рубин опустился на коробку, которую они оставили, и потянулся.
— Ну что, сидим покамест здесь? — спросил он. — Там наверху сейчас фрицев немеряно набежало. А тут мы как у боженьки за пазухой.
— Вот вы с Яшкой тут и оставайтесь, — сказал я.
— А ты, дядя Саша? — удивленно вытаращился Рубин.
— А мне из-за всей этой заварухи придется еще кое-что сделать… — вздохнул я.
Да уж, суета до небес и обратно. Я присел за заборчиком, скрываясь от метнувшегося в мою сторону луча фонаря. Вокруг кучи камней, которая еще недавно была весьма добротным домом, топталась куча фрицев. И, судя по голосам, к ним спешила подмога. Бой здесь уже закончился, кто-то явно пустился в погоню, остальные, вроде как, собирались разгребать завалы.
Смотреть дальше это представление я не стал, скользнул вдоль дома, нырнул за чахлые кустики, проскочил через подворотню и направился обратно к дому.
Некогда, некогда!
Надо побыстрее оказаться в совершенно другом месте. И засветиться там в это же самое время. Чтобы, если вдруг мне завтра учинят допрос с пристрастием, я мог бы с самым невинным видом взывать к свидетелям, которые меня там видели.
Никогда с такой скоростью скрытно не пробирался. Один из эстонских патрулей, кажется, что-то там мне вслед пытался кричать, но я очень быстро метнулся через какие-то развалины, змеей прошуршал через кусты и вынырнул на совсем другой улице.
Проскользнул берегом Великой, улучил момент, пока прожектор с башни светил в другую сторону, забрался наверх. Ага, а вот и мой двор.
Тихоооонечко, чтобы ни одна мышь не проснулась, проскользнул по пожарной лестнице в боковое окно второго этажа. Этим путем ко мне обычно Рубин приходит, мы с ним так это окно подшаманили, чтобы оно со стороны смотрелось как давно и наглухо забитое.
Замер. Прислушался.
Дом Марфы был погружен в тишину. Ни одна половица не скрипит. Из комнаты Лазаря Ивановича слышится его богатырский храп.
Отлично.
Я быстро метнулся в свою комнату, запалил керосинку и по-быстрому оглядел себя. Так, гимнастерку долой, потом почищу от всякого мусора и пыли. Еще и воняет все еще той самой помойкой. Отстирывать придется. Ладно, хрен с ней. Завтра надену сменную. Натянул рубаху. Накинул на плечи плащ. Как раз недавно приобрел обновку на осень. Болтался он на мне, конечно, как на вешалке, в этот чехол для танка можно двоих таких завернуть. Но не те времена сейчас, чтобы носом крутить. Не завезли в магазины Пскова в сорок первом богатого ассортимента.
Посмотрелся в зеркало, стер со щеки какую-то грязь. Вытряхнул из волос труху и листики, причесался. Потом взлохматил волосы, будто только с подушки голову поднял.
Годится!
И уже совершенно не скрываясь, потопал вниз по лестнице. Топал намеренно громко. Особенно когда проходил мимо двери Марфы.
Ага!
Дверь скрипнула, в щель высунулось ее заспанное недовольное лицо.
— Ты чего тут блукаешь? — буркнула она.
— Отлить пошел, — душераздирающе зевнув, ответил я.
— Топаешь, как конь… — проворчала она, и дверь закрылась.
Вышел во двор, прислушался. Ну давайте, фрицы, не подведите!
Со стороны бордельхауса раздался взрыв гогота и женский визг. Отлично — то, что надо. Обычно там на лавке по ночи заседают далеко не самые последние люди. И не самые первые, конечно, но мне любые офицеры сгодятся.
Я вышел на свет фонаря и двинулся прямиком к той лавке, которую облюбовали завсегдатаи бордельхауса в качестве места для курения.
Пьяный гогот затих, все уставились на меня.
— Эй, ты кто еще такой? Комендантский час, шагай домой давай!
— Да что-то не спится мне, ребята, — я подслеповато прищурился, вовремя вспомнив, что очки забыл нацепить, и развел руками. — Можно с вами тут посидеть?
На самом деле, мне годился любой вариант развития событий. Начали бы задирать, подрался бы, пусть бы меня уволокли в кутузку за хреновое поведение. Подняли бы на смех, продолжил бы ныть и унижаться, выдавай им пьяным фрицам новые поводы для смеха. Главное, чтобы меня запомнили.
— Эй, да это же Алекс! — раздался откуда-то из тени нетрезвый знакомый голос. — Переводчик графа, отличный парень!
— Ааалекс! А ты чего не спишь? — а это голос женский, и очень даже знакомый. Злата. Рыжие волосы растрепаны, платье расстегнуто практически до пупа, а на плечи наброшен серый китель. А обнимает ее, видимо, хозяин этого самого кителя, пузатенький фриц, рожа знакомая, в комендатуре сталкивались. Фамилия у него еще такая длинная и замысловатая. Не то Вальдгюннербаум, не то Вальдгюнненблум. И даже, кажется, с приставкой «фон», но не уверен.
— Мальчики, это мой сосед, мы в одном доме живем, — Злата пьяно рассмеялась и потрепала меня по плечу, не отлипая от своего фрица. Но глаза трезвые. В них даже на секунду мелькнула тревога.
Общество как-то сразу расслабилось. Недовольно бухтящий на мое присутствие нацик оказался в меньшинстве, но его, похоже, не очень-то тут любили и так. Физиономия кислая, будто у него под носом кто-то своими портянками повозюкал.
Вечеринка покатилась дальше, только теперь уже с моим участием. Тут же нашелся стакан, в который мне плеснули ядреного самогона. Сегодня, как оказалось, эта бутыль с мутной жидкостью, была гвоздем программы. Я сначала бодро замахнул, потом деланно закашлялся до слез в глазах, чтобы привлечь к себе как можно больше внимания. Немцы ржали, раздавали советы, как правильно бухать. Потом кому-то из них пришла в голову светлая мысль разучить песню на русском, раз уж самогон бухают. И какое-то время я дирижировал нестройным хором пьяных фрицев, которые пытались петь: «Ой, мороз-мороз!»
Когда замерзли, переместились внутрь. Так я первый раз оказался в холле бордельхауса. Там стоял рояль, только сейчас на нем никто не играл, потому что один из фрицев усадил гологрудую девицу прямо на клавиатуру и самозабвенно ее лапал. Она хихикала, делала вид, что отбивается.
В целом, было заметно, что пик вечеринки уже прошел. «Мои» фрицы затеяли играть в фанты. Тут я тоже принял активное участие, кукарекал, забравшись
