– Он с вами разговаривал об этом?
– О чем? – не поняла моя собеседница.
– О том, что он ищет журналистов.
– Некоторое время назад он сказал мне, что нами заинтересовались.
– «Нами» – это кем?
– Участниками пирамиды. И самой пирамидой, в общем. Что объявился какой-то телевизионщик, который крутится вокруг да около, и это неспроста. Он сказал мне, что явно идет сбор информации и что на того телевизионщика непременно надо выйти, помочь ему.
– Вы того телевизионщика видели?
– Нет.
– А Дима вам о нем что-нибудь рассказывал?
– Нет. Я вообще советовала ему в эти дела не ввязываться.
– Почему?
– Убьют, – коротко ответила женщина.
На ее лице в этот момент была написана уверенность в собственной правоте. Еще бы ей сомневаться. Она предупреждала, что могут убить? Вот и убили.
– И что же Парамонов хотел поведать тому журналисту?
– Просто рассказать ему свою историю.
– И вашу тоже, – подсказал я.
– Нет-нет! – испугалась женщина. – Я его предупреждала, чтобы он меня в это дело не впутывал. Я боялась. И сейчас боюсь.
– А как он искал того журналиста? И откуда он вообще о нем узнал?
Мне хотелось понять, почему Дима Парамонов вдруг решил, что Илья Демин – это телевизионный разгребатель грязи, способный ему, то бишь Диме, помочь. Или не Диме, а тем людям, которых Дима хотел предупредить о грозящей им опасности.
– Я не знаю, – пожала плечами Елизавета Ивановна. – Что-то, впрочем, он говорил про своего куратора.
– Про какого куратора?
– В пирамиду ведь не просто так приходят. Кто-то должен тебя туда привести. Тот человек, который пришел в пирамиду раньше тебя. Вот он и называется куратором. Он приводит тебя в пирамиду, и ты становишься звеном в создаваемой лично им цепочке. Один человек, другой, третий – чем больше звеньев, чем длиннее цепочка, тем больше денег куратор получает, ведь ему достается часть тех сумм, которые приносят в пирамиду его подопечные. Дима как-то связывал своего куратора и того журналиста. Я не помню в подробностях, но почему-то он их рядом ставил.
– А имя Диминого куратора вам случайно не известно?
– Он называл мне, но я забыла. Все-таки время прошло. Это женщина, имя было женское.
– Анна Косинова? – дрогнувшим голосом спросил я.
– Точно! – сказала Елизавета Ивановна. – Совершенно правильно! Я еще помню, что что-то там с косой было связано! Конечно, Косинова! А вы ее знаете, да?
Еще бы я ее не знал. Я с ней знаком гораздо ближе, чем с вами, мадам.
* * *
Я позвонил Ане.
– Привет!
– Привет! – отозвалась она.
Голос был радостный.
– Может, встретимся? – предложил я.
– Конечно! Когда?
– Сегодня.
– Где?
– В том закрытом клубе, – сказал я, – куда ты меня когда-то водила. Мне там понравилось.
– Хорошо, – легко согласилась Анна.
Мы встретились с ней на Тверском бульваре, как когда-то. Только сейчас она не трусила и слежки не опасалась. Ее законный супруг томился в каталажке, и некому было ту слежку организовывать.
– Пройдемся пешком? – предложил я. – Тут недалеко.
– Да, конечно.
Она казалась беспечно-веселой, но я уже о ней кое-что знал, это мое знание заставляло смотреть на нее другими глазами, и я замечал те мелочи, на которые не обращал внимания прежде. Брошенный будто бы ненароком взгляд, секундная заминка в разговоре – все для меня теперь имело свое объяснение.
Нас встретил уже знакомый мне сомелье. Мишель Ветруа, как он в прошлый раз представился. Или просто Миша. Миша Ветров.
– Здравствуйте, Мишель, – степенно сказал я. – Рад вас видеть.
Он сконфузился и пробормотал в ответ нечто невнятное. Вспомнил, как оно в тот раз было. Наука даром не прошла.
– Принесите-ка нам бутылочку «Шато Латур» шестьдесят первого года, – любезно попросил я.
Миша кивнул и растворился в воздухе, исчез, как исчезают пузырьки воздуха в шампанском.
Анна смотрела на меня глазами, полными изумления. Никакого подвоха она от меня, конечно, не ожидала, но насторожилась, наверное.
– Мне в прошлый раз понравилось это вино, – сказал я небрежно. – Почему бы нам не вспомнить ощущения того дня?
– Ты разбогател? – осторожно улыбнулась Аня. – Телевизионный канал выплатил задолженность за твои программы за три года сразу? Или это твоя бабушка в Америке так неудачно перешла через дорогу?
Я ее понимал. Все-таки восемь тысяч долларов. Обычно в наших условиях такую роскошь себе позволяют только олигархи и чиновники, потому что у первых в распоряжении находится целая прорва денег, а у вторых – вся страна, да еще какая, все-таки не Занзибар какой-нибудь, упаси господи.
– Просто хочу сделать тебе приятное, – сказал я. – Ответная любезность своего рода.
Мне пришлось занять эти восемь тысяч, чтобы вернуть Ане должок.
Мне казалось, что Аня напряжена. Будто ждет чего-то. Какого-то разговора. Или я был сейчас излишне пристрастен?
Я не хотел ее пугать. Потому что мне нужно было с ней поговорить и весь разговор построить так, чтобы услышать от нее все, что меня интересовало.
– Хочу перед тобой извиниться, – сказал я.
– За что? – посмотрела она удивленно.
– Я в тот раз отказался подписать бумагу. Ну, ты помнишь – благотворительный взнос, пятьдесят тысяч, то да се…
– Это пустяки! – улыбнулась Анна всепрощающе.
– Да, но я потом все-таки внес эти деньги – через другого человека. То есть моим куратором будет другой человек. Не ты. Поэтому я и извиняюсь.
Ее улыбка превратилась в неподвижную улыбку резиновой куклы. Слишком сильным был удар. Все-таки она потратила на меня много времени и сил. И еще не теряла надежды. И вдруг такой печальный итог тщательно спланированной операции.
К счастью, наш старый друг Мишель принес заказанное вино. Он был сама предупредительность. Мы в конце концов научим его клиентов уважать, а не держать за дураков. Выдрессируем так, что любо-дорого будет смотреть.
Пока он наливал вино в бокал – для пробы, пока я то вино пробовал и смаковал, пока после моего одобрения этот ушлый Мишка разливал вино в наши бокалы – все это время Анна хмурилась и покусывала губы. Неприятную новость я ей поведал. Требовалось время на то, чтобы оправиться от удара.
Надо отдать ей должное – она быстро взяла себя в руки и, когда вино было налито в бокалы, даже смогла мне улыбнуться.
– Не сердишься на меня? – спросил я.
– Нет, конечно, – ответила она неискренне.
– Теперь вот хожу на инструктажи, – поведал я. – Мне там рассказывают, как завлекать в систему новых людей. Ну, ненавязчивая демонстрация собственных финансовых возможностей, всякие там дорогие покупки и все такое прочее.
Я показал на бокал с вином. Анна неуверенно засмеялась:
– Ты решил проверить этот способ на мне? Но ведь я уже в системе. Я уже играю.
Я склонился к ней через столик и заговорщически шепнул:
– На самом деле моя цель – вот этот парень!
Я скосил глаза, указывая на отирающегося неподалеку Мишеля.
– Неужели? – с сомнением сказала Анна. – А по-моему, он не перспективен.
И я понял, что для разговора с ней выбрал верный тон. Я с самого начала знал, что нельзя ее упрекать в чем-либо или обвинять. Замкнется – и ничего от нее не добьешься. Надо дать ей понять, что я в курсе, но ни в коем случае не делать из этого трагедии. Если на нее не давить, если ей все преподнести как следует, она, как умный человек, постарается сохранить лицо. Если ты сделаешь вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло и что ты на нее не в обиде, она подыграет тебе, старательно будет изображать сообщницу и единомышленника, и только так и можно будет докопаться до истины.
– Не перспективен? – пришла моя очередь удивиться. – Когда он проходит мимо нас, я явственно ощущаю исходящий от него запах денег!
– Деньги? У сомелье?
– Именно! – уверенно сказал я. – Он отвечает за пополнение винной коллекции этого ресторана. От него одного зависит, какое вино и у кого именно будет закуплено. Я просто уверен, что поставщики роем вокруг него вьются, всячески его уговаривают и ублажают и при этом делают всякие выгодные предложения. Ты думаешь, он от этих предложений отказывается? Вот этот хваткий и нагловатый парень не способен понять, где его выгода? Да ты на него посмотри! У него ведь все на лице написано!
Анна посмотрела. Кажется, мои слова прозвучали для нее убедительно. Или плутовское выражение лица Мишеля Ветруа произвело на нее впечатление?
– Возможно, ты и прав, – сказала она нерешительно.
Наверное, она уже корила себя за то, что раньше не обратила внимания на бойкого молодого человека. Я решил подлить масла в огонь.
– Но самое главное, – сказал я, – это, конечно же, перспективы. Поверь мне, этот парень способен привести вслед за собой целый взвод богатеньких буратин. У него ведь сразу два поля деятельности. Один – те самые поставщики. Он может дать им понять, что его благосклонность зависит от того, будут они участвовать в этой пирамиде или нет. Для них ведь заплатить этот взнос – пустячное дело, если одна бутылка вина стоит несколько тысяч долларов, а вино они продают целыми автомобильными фурами. Все потом окупится. А другое поле деятельности – оно здесь, – обвел я рукой ресторанный зал. – Люди сюда приходят, мягко говоря, не бедные, и с кем-то из них, вполне возможно, у этого Мишеля наладились совсем не официальные, а вполне дружеские и даже свойские отношения. Так что кого-нибудь из них он запросто может уговорить.
