—Я уже замужем, — ответила Настя.
—Ты разведёшься с этим толстяком, — сказал Егор, — и мы будем жить вместе.
Настя от неожиданности расхохоталась и спросила:
—И ты женишься на мне, на совершенно нищей, без приданого, невесте?
—Ты не нищая, — ответил Егор, — у тебя на счёте в банке в Москве лежит пятьсот тысяч долларов.
Настя посмотрела на него, как на идиота, и спросила:
—Ты что, бредишь? Откуда у меня такие деньги?
—Это те деньги, которые твой отец копил за границей, — сказал Егор, — теперь они твои.
—Откуда ты это знаешь? — спросила Настя.
— Мне трудно приступать к этому разговору, но его когда-то нужно начинать, — сказал Егор и свернул на обочину.
Он выключил мотор автомобиля, повернулся к Насте и произнес, глядя ей в глаза:
— Возможно, после моего рассказа ты меня возненавидишь, и тогда я отвезу тебя туда, куда ты скажешь. Захочешь, отвезу обратно в город. Захочешь, доставлю в Москву. Теперь слушай. Я много лет жил и учился за границей. В Америке, в Чикаго. А здесь, в городе, мой отец, Андрей Никитин, владел небольшой мебельной фабрикой. Всё было нормально, пока в его жизни не появился твой отец Иван Петрович Бобров…
И Егор в деталях поведал Анастасии всю описанную нами историю от начала до конца, приблизительно так же, как она была рассказана в этой книге. Настя слушала молча, отвернувшись к окну, за которым внезапно начался сильный осенний ливень. Дождь хлестал по окнам, барабанил по крыше. Егор говорил неторопливо и не мог понять, как реагирует Настя на его рассказ, потому что она сидела отвернувшись.
— Вот теперь, Настя, ты знаешь, как всё было, и можешь решать, как нам с тобой быть дальше…
— Значит, это ты виноват в том, что отец пропал и у нас с мамой все отобрали, — задумчиво произнесла Настя.
— В чём же заключается моя вина? — спросил Егор. — В том, что я рассказал правду о темных делишках, которыми занимался твой отец? Рано или поздно, со мной или без меня, его дела всё равно всплыли бы на поверхность. И тогда все закончилось бы точно так же, если не хуже.
— Ты сломал мою жизнь, лишил меня отца и будущего, — сказала Настя, — ты безжалостный и жестокий тип.
— Твой отец точно так же лишил меня моего отца и моего будущего, — ответил Егор, — я просто забрал у него свое и отомстил за отца. Но я честно отдаю тебе половину того, что взял у твоего отца, потому что я люблю тебя.
— Не говори о любви! — воскликнула Настя. — Ты лжешь!
— Если бы я не любил тебя, то вряд ли бы оставил твоего отца в живых! — сказал в ответ Егор. — Но я сделал это!
— И где же теперь мой отец? — спросила Настя.
— Этого я не знаю, — ответил Егор, — я же говорил тебе, что оставил его на трассе. Я думал, он доберется до города и там что-нибудь придумает, у него же такие друзья, как всемогущий Рябиновский! Но я не знаю, куда он подевался потом!
— Зато я знаю, — сказала Настя. — Он в сумасшедшем доме.
— Как так? — спросил Егор. — Откуда у тебя такая информация?
— Рябиновский проговорился, когда уговаривал меня выйти замуж за Гондурасова, — ответила Настя, — он намекнул, а я поняла.
—Не похоже на Рябиновского, — сказал Егор, — он не болтлив.
—А чего ему было опасаться, — ответила Настя, — он же думал, что я к нему накрепко теперь привязана. Я от него зависела. Он же -не думал, что ты за мной придёшь и я удеру с супружеского ложа. Я его так возненавидела, ты бы знал! Даже больше, чем тебя!
—Он же твой родной дядя, — сказал Егор.
—И скользкий, как угорь, — ответила Настя, — и мой отец пострадал, и прокурор застрелился, и мэр города помер, только Рябиновский выкрутился. И снова заправляет в городе, Смирнову толкает в губернаторы. Но мне не хочется больше думать об этом городе. Ты хочешь, чтобы я тебя простила?
—Хочу, — ответил Егор.
—Помоги мне вытащить отца из психушки, — сказала Настя.
Егор задумался. Дождь тем временем прекратился.
—Не думаю, что твой отец обрадуется встрече со мной, — сказал он наконец.
—Боишься? — с вызовом спросила Настя.
Егор только усмехнулся и отрицательно покачал головой.
—Не боюсь, — ответил он. — Хочешь, чтобы мы отца твоего вытащили из психушки, так вытащим!
Заведя машину, Егор нажал на газ, вырулил на дорогу и спросил:
—Ты знаешь, где эта психбольница находится, как туда проехать?
—Знаю, — кивнула Настя, — она у нас в городе одна на всю область. Так что не ошибемся.
—Твой отец собирался бежать за границу, — сказал Егор, — и я знаю, что фамилия у него в паспорте была Кузнецов. Поскольку других документов у него с собой не было, то, вероятно, он находится в психушке именно под фамилией Кузнецов.
—Он хотел бежать за границу? — удивилась Настя. — А как же я? Как же мама?
—Твой отец говорил, что заберёт вас потом, — ответил Егор, — тебе лучше знать, сделал бы он это или нет.
—Конечно, забрал бы, — горячо воскликнула Настя, — ведь он же любил меня! Он не мог бы нас предать!
У Егора было на этот счет другое мнение.
—Давай остановимся в кемпинге, здесь недалеко, — предложил Егор, — а действовать начнем завтра. Сейчас уже вечер, и вряд ли в той же психбольнице мы найдём врачей. Кстати, у тебя паспорт есть?
Настя заглянула в сумочку, которую прихватила с собой из номера гостиницы.
—Вот он, мой паспорт, и документы Гондурасова, — сказала она, — после регистрации я их к себе положила.
—Хорошо, что догадалась паспорт взять, — сказал Егор, — а то как же дальше тебе жить, если бы паспорт у него остался. Пришлось бы за ним возвращаться.
—Я когда сумочку схватила, вовсе не о паспорте думала, — ответила Настя, — там у меня косметичка, помада, расческа, зеркальце.
—А-а, — улыбнулся Егор, — все понятно.
Они доехали до кемпинга, где поужинали и остановились в отдельных номерах. Егор не мог долго уснуть, Настя тоже. Они любили друг друга, но было слишком много обстоятельств, которые мешали им сблизиться. Слишком много жизненных факторов отталкивало их друг от друга, как одинаковые полюса магнита, но что-то внутри непреодолимо тянуло друг к другу. И непонятно было пока, что победит.
Вернёмся теперь к бывшему губернатору области Ивану Петровичу Боброву. После того как главный врач психбольницы поговорил с Рябиновским и доктор наук отрекся от него, Бобров понял, что его все бросили и предали. Он продолжал доказывать, что он Бобров, и чем больше вступал в пререкания с врачами, тем больше ему кололи всяких лекарств.
Если бы Иван Петрович был человеком хитроумным, то перестал бы называть себя Бобровым, а притворился, согласно паспорту, Кузнецовым, и тогда бы ему не стали так часто делать уколы, вызывающие сомнамбулическое состояние безразличия и апатии. В этом состоянии Бобров пребывал почти два месяца, и когда выходил из него, то ему опять делали укольчик, и бывший губернатор опять впадал в столбняк.
Главный врач психбольницы Цыбульский после взятки от Рябиновского прикупил себе подержанную, но в хорошем состоянии иномарку, самолично и ежедневно следил за состоянием здоровья «пациента» и издал приказ: Кузнецова из отдельной палаты не выпускать ни под каким предлогом. Сам-то он давно догадался, что этот больной не кто иной, как бывший губернатор Бобров. Но, имея в голове целый пуд здравого смысла, Цыбульский догадался об этом прилюдно не трубить, а по указке Рябиновского тихо запереть бывшего губернатора в отдельной палате и оградить его от всех контактов, помимо обслуживающего персонала, подобранного Цыбульским из самых верных и преданных людей.
Единственная вещь, которая терзала главврача психбольницы, заключалась в том, что, как ему казалось, он мало взял денег с господина Рябиновского. Что такое пять тысяч долларов за бессрочное заточение бывшего губернатора? Ничтожная сумма! Цыбульского мучила неукротимая жадность. Ему хотелось получить ещё хотя бы столько же, но он не решался отыскать в городе своего благодетеля и прямо поставить вопрос о дополнительной оплате за заточение Боброва. Рябиновский где-то раз в две недели сам позванивал главврачу и интересовался здоровьем «пациента». Получив ответ, что все нормально, сразу клал трубку и не давал Цыбульскому потребовать себе еще на «кусок хлеба».
«Курс лечения» должен был продолжаться около полугода, после чего Бобров превратился бы в растение, которое могло бы пить, есть, говорить, справлять естественные надобности, правда, куда придется, и ничего бы не помнило и не понимало. В таком виде Бобров был уже неопасен Рябиновскому и неподсуден за свои старые грехи. Рябиновский предполагал по истечении нужного срока якобы неожиданно «отыскать» бывшего губернатора в психбольнице и представить его на суд общественности. Но до истечения положенного времени было еще четыре месяца, Боброва кололи лекарствами, а главврач страдал от того, что он так мало получил денег. Но у него была ещё надежда. Цыбульский полагал, что при передаче недееспособного бывшего губернатора он потребует за свои старания еще денег и Рябиновский их ему даст. Эта надежда придавала ему силы.
