Охранник успел среагировать и, поймав за ручки, остановить каталку. В следующее мгновение он получил сокрушительный удар по кадыку и, хрипя, сжимая руками сломанную гортань, рухнул на пол. Его ноги конвульсивно дергались, скребя по цементному полу; Сергей терпеливо досмотрел танец смерти до конца, а когда охранник затих, присел перед ним на корточки.
Первым делом он отыскал в кармане черного комбинезона сигареты и с наслаждением выкурил одну до самого фильтра в четыре глубоких и длинных, на все легкие, затяжки. Голова у него немедленно пошла кругом; он переждал приступ дурноты, порадовался тому, что при охраннике не оказалось фляги со спиртом, и взялся наконец за дело.
Чтобы свежий труп не выделялся из общей массы, его пришлось раздеть донага. Сергей неопределенно хмыкнул и пожал плечами, обнаружив под черным комбинезоном кокетливые красные стринги. Обнаженное тело, кувыркаясь, прокатилось по бетонному пандусу и с неприятным звуком шлепнулось поверх громоздившейся внизу кучи.
– Это раз, – с удовлетворением начал отсчет капитан Казаков и принялся натягивать на себя черную униформу.
* * *
– Дом… – заплетающимся языком вещал Борис Иванович Рублев, вращая налитыми кровью глазами, воинственно топорща усы и распространяя вокруг себя острое зловоние водочного перегара. – А чего – дом? Дом как дом, по углам не насрано, и ладно… Нормальный, короче, дом! А ну, чтоб крыша не текла!
Коренастый Андрей Константинович, по обыкновению одетый в общевойсковой камуфляж без знаков различия, бросил на Алексея Бородина пристальный, многозначительный взгляд и принялся аккуратно разливать отдающий разведенным медицинским спиртом самогон по граненым стопкам, которые, судя по их виду, помнили еще Отца Народов.
Бородин едва заметно кивнул. С затянувшимся застольем действительно было пора кончать. Небритый, засаленный и расхлюстанный, как бомж, Рублев уже объяснил им, где разобьет грядки и какие именно овощи будут на этих грядках расти. Попутно он попенял Андрею Константиновичу на то, что двор у него сплошь зарос сорняками (вероятно, имея в виду газонную траву, семена которой были привезены из самой Голландии), дважды выпил с ним на брудершафт и трижды пересчитал переданные Алексеем Ивановичем фальшивые деньги, всякий раз многословно извиняясь перед присутствующими и повторяя, что денежки счет любят. Теперь эти «денежки» торчали у него из всех карманов, из-за пазухи и чуть ли не из ушей. В роли спившегося отставника он был хорош – хорош настолько, что, не знай Алексей Иванович, что это за фрукт, запросто купился бы на это представление.
Даже сейчас, точно зная, что бывший десантник намеренно валяет дурака, он вдруг засомневался: а может, усач и вправду пьян? Судя по запаху, в машину к Андрею Константиновичу Рублев сел уже подшофе, а здесь за какие-нибудь полчаса успел практически в одиночку высосать почти литр едва разведенного спирта. Бородин внимательно за ним наблюдал и убедился, что пьет Рублев по-настоящему: честно выливает содержимое стопки в рот и добросовестно глотает – когда под закуску, а когда и просто так, «под рукав».
Дело близилось к развязке – как не без оснований надеялся Алексей Иванович, той, которая его целиком и полностью устроит. Бывший батальонный командир Казакова оказался настоящим, стопроцентным солдафоном. До какого-то момента он вел себя так, что Алексей Иванович по-настоящему испугался за свою жизнь, но потом натура взяла свое: положившись на силу своих пудовых кулаков, усатый солдафон уверенно шагнул в готовую захлопнуться ловушку.
Алексей Иванович честно, без утайки и очень подробно поведал ему историю исчезновения Сергея Казакова с лица планеты Земля. Умолчал он только об одном – об аисте, который пролетел мимо окна во время застолья, и о том, зачем этот аист прилетал. С его слов выходило, что Казаков просто напился до потери сознания, вырубился и в беспомощном состоянии был помещен в багажник автомобиля. В это было нетрудно поверить: пьянице с большим стажем бывает достаточно понюхать пробку, чтобы окосеть, а Казаков был как раз из таких типов.
Его комбат был слеплен из другого теста, и даже теперь, после литра слегка разведенного спирта, Алексей Иванович не мог до конца понять, пьян он на самом деле или притворяется. Но тянуть дальше не имело смысла: Андрей Константинович уже поглядывал на него с легким недоумением, а этот тип, по твердому убеждению Бородина, был опаснее целого десантно-штурмового батальона, не говоря уже об отдельно взятом комбате.
Да и момент, пожалуй, уже назрел. Каким бы крепким ни был организм Рублева, поглощал он все-таки не воду, а спирт, причем в таких количествах, что какой-нибудь европеец на его месте давно валялся бы, откинув копыта, не пьяный и даже не мертвецки пьяный, а просто мертвый. Несомненно, железный комбат был уже основательно под хмельком, а в этом состоянии притупляются и внимание, и реакции.
«Пора», – решил Алексей Иванович и, удивленно приподняв брови, обратился к Рублеву, который, щелкая пальцами, водил рукой над накрытым столом, выбирая, чем бы закусить:
– Эй, Борис, кого это ты с собой притащил?
Ищущая рука неподвижно зависла над тарелкой с солеными огурцами. – Где? – удивился Рублев.
– Да вон, – кивнул в сторону расположенного у него за спиной окна Бородин, – чья-то рожа над забором торчит.
– Какая еще рожа?! – возмутился Рублев, всем корпусом разворачиваясь к окну. – Откуда это на моем личном, персональном заборе какая-то посторонняя рожа?
Андрей Константинович без суеты вынул из кармана пробирку, извлек пробку, выплеснул прозрачное содержимое в стоящую перед Рублевым стопку и так же спокойно, без лишней спешки, спрятал пробирку в карман. Западня захлопнулась.
– Нет там никого, – с оттенком разочарования произнес Рублев, все еще глядя в окно. – Ты, Константиныч, Лехе больше не наливай, а то ему уже черти на заборе мерещатся…
С этими словами он повернулся лицом к столу. Проделано это было с пьяной порывистостью, в результате чего сбитая его локтем миска с огурцами полетела на пол и, дребезжа, по дуге укатилась под стол.
– Е-мое, две точки сверху! – громогласно огорчился Рублев. – Вот невезуха. А так огурчика хотелось! Ну, ничего, пол чистый, под умывальником сполоснем, и все будет в ажуре…
Не вставая со стула, он наклонился и сильно толкнул плечом стол. Задребезжала посуда, из стопок выплеснулось немного «самогонки».
– Ты сиди, Иваныч, я сам соберу, – с готовностью предложил Андрей Константинович, у которого явно не было при себе запасной пробирки, и нырнул под стол.
Рублев выпрямился, через стол многозначительно посмотрел на Алексея Ивановича, а потом вдруг улыбнулся ему мрачной, но абсолютно трезвой улыбкой и с ловкостью матерого наперсточника в мгновение ока поменял местами свою и его рюмки.
Бородин внутренне ахнул: вот зараза! Одно движение – и все полетело вверх тормашками. Опять он выкрутился, опять сидит на ситуации верхом и погоняет плеткой: но, выноси, родимая! Вот тебе и солдафон…
Было совершенно очевидно, что фокус с несуществующей рожей на заборе не остался незамеченным, был правильно понят и ни за что, ни при каких обстоятельствах не будет забыт. Это было прямое покушение на жизнь, и Алексей Иванович не сомневался, что расплата не заставит себя долго ждать и будет вполне адекватной преступлению. – Вот спасибо, добрый человек! – пробасил Рублев, принимая от Андрея Константиновича миску с собранными с пола огурцами. – Леха, друг, прогуляйся до умывальника, сполосни их, родимых, сделай одолжение! Тебе все равно пару кругов пропустить не помешает, а то ты уже зеленеть начал, и глаза в разные стороны глядят. Сгоняй, голуба, а мы тут с Константинычем хлопнем по одной… За что бишь я пить-то собирался? А, чтоб крыша не текла!
Алексей Иванович послушно встал и отправился на кухню, весьма довольный предоставленной ему возможностью хотя бы на время, пока не придет в себя, спрятать лицо. Андрей Константинович мог заметить, в каком состоянии находится его деловой партнер, и, не ровен час, догадаться, чем это состояние вызвано. Тогда неизбежно произойдет взрыв – стрельба, рукопашная, страшные удары, брызжущая во все стороны кровь, звон стекла, сиплый матерный рев… А потом, когда все кончится, настанет черед Бородина: разделавшись с противником, победитель, кто бы им ни стал, вплотную возьмется за Алексея Ивановича, который в этой ситуации, увы, в равной степени виноват перед обоими…
Окно на кухне было открыто, ветерок лениво играл белыми занавесками, снаружи зеленела травка, светило солнце, и шелестела ветвями старая береза. Подоконник был довольно низкий, а окно – достаточно широкое, чтобы без проблем в него пролезть. Но что с того? Машина здесь только одна – джип Андрея Константиновича. Ключ от нее лежит у него же в кармане, а далеко ли убежишь пешком, по незнакомой местности, в модельных туфлях, надетых на давно отвыкшие от ходьбы, не говоря уже о беге, ноги жителя большого города?
