Когда он вернулся в комнату, Рублев уже мирно посапывал, лежа щекой на столе и воняя перегаром на весь дом, а Андрей Константинович деловито обшаривал его карманы, выкладывая на стол растрепанные пачки фальшивых стодолларовых купюр. Алексей Иванович аккуратно, без стука поставил миску на стол рядом с нечесаной головой бывшего майора. Только теперь до него дошло, что он совершенно напрасно трудился, старательно, поштучно перемывая под умывальником огурцы, которые никто не собирался есть.
Ноги у него подкашивались от волнения, и он опустился на стул. Рублев, который лежал к нему лицом, открыл один глаз и заговорщицки подмигнул. Вид у него при этом был такой, словно они с Алексеем Ивановичем на пару устроили веселый розыгрыш, который в данный момент близился к кульминации. «Сволочь», – подумал Бородин, получив лишнее подтверждение тому, что знал и так, безо всяких подмигиваний: клиент даже не думал спать и оставался начеку.
– Здоровый, гад, – бросая на скатерть последнюю пачку фальшивых денег, проворчал Андрей Константинович. – Это ж уму непостижимо, сколько он выжрал! Не понимаю, чего ты так долго ждал, – добавил он, бросив на Алексея Ивановича быстрый, пристальный взгляд.
– Сам говоришь – здоровый, – вяло ответил Бородин. – Вот я и подумал, что со спиртом будет как-то вернее. А если бы он обернулся не вовремя? Или просто не клюнул? А от водки, да еще в таком количестве, кто угодно отупеет. И потом, откуда мне знать: а вдруг при его здоровье твоя отрава ему – что слону дробина?
– Ну, это ты зря, – добродушно возразил явно успокоенный его вполне разумными доводами и усталым, равнодушным тоном вербовщик. – Это тебе не прессованный мел пополам с парацетамолом, который в аптеках каждый год под разными названиями продают. Если препарат взят из военной лаборатории, значит, он работает. Да еще как! Пару суток будет спать как убитый. – Он сгреб разбросанные по столу деньги в охапку и направился к печке. – С ними в дороге только одна проблема, – продолжал он, укладывая пачки между заранее помещенными в печь дровами, – воняют, как черти, даже зимой с открытым окошком приходится ехать. А этот вообще… Вот остановит меня гаишник, а в салоне перегарищем разит – хоть топор вешай. Что я ему скажу? Что пьяного товарища везу? А почему в багажнике?
– А кстати, почему в багажнике? – спросил Бородин. – Положил бы на заднее сиденье, и все…
– Чтобы он мне все сиденье обгадил? Мы в дороге не меньше суток, а он без памяти, да еще столько жидкости засосал… Ты целлофан у меня в багажнике видел? Думаешь, он для чего?
– Вот так своему гаишнику и скажешь, – посоветовал Бородин. – Ему, мол, безразлично, где дрыхнуть, а мне из-за него сиденья выкидывать и новые покупать неохота…
В печке негромко загудело набирающее силу пламя. Алексей Иванович встал, взял со стола две полные стопки, свою и вербовщика, и выплеснул их содержимое в огонь. В печке пыхнуло, синее спиртовое пламя взметнулось, унося в дымоход частицы вещества со сложной химической формулой, и, выполнив эту ответственную секретную миссию, бессильно опало.
…На этот раз, приплетя вместо мифического аиста какую-то рожу, будто бы выглядывающую из-за забора, Алексей Иванович Бородин, сам того не ведая, произнес что-то вроде пророчества. Когда из печной трубы потек, завиваясь спиралью, легкий белесый дымок, над верхним краем забора действительно показалась человеческая голова. Голова была русоволосая и довольно приятная на вид – ухоженная, аккуратнейшим образом подстриженная наверху и гладко выбритая в области южного полушария, что прямо указывало на ее явно не местное, городское, а может быть, даже столичное происхождение.
Быстро, но внимательно оглядевшись, голова исчезла из вида, а через пару секунд через щель между створками неплотно прикрытых ворот во двор беззвучно проскользнул ее владелец – высокий, почти двухметрового роста, мужчина с легкой фигурой волейболиста, одетый в джинсы, кроссовки и старенькую, выгоревшую на солнце майку, которая плотно облегала рельефные выпуклости его внушительной мускулатуры.
Низко пригибаясь, человек добежал до стоящего посреди двора автомобиля и присел под прикрытием его заднего борта. Просунув руку под задний бампер, он прикрепил что-то к днищу, подергал, проверяя, надежно ли держится миниатюрный, размером с крупную пуговицу, предмет и осторожно выглянул из-за машины.
Во дворе по-прежнему было пусто, из дома через открытое окно доносились бубнящие мужские голоса. С реки потянуло ветерком, сквозняк надул белую занавеску, как парус, а потом вытащил наружу, за окно, где она стала развеваться, как белый флаг безоговорочной капитуляции. Человек за машиной затаился, но к окну так никто и не подошел – видимо, поведение и судьба занавески беспокоили находившихся в доме людей в самую последнюю очередь.
Тогда человек беззвучной стремительной тенью метнулся от машины к колодцу. Следующая перебежка привела его за угол сарая, откуда он уже спокойно, почти не таясь, добрался до дома. Прокравшись вдоль стены, он присел на корточки под открытым окном и прислушался.
– Как договаривались, – отсчитывая деньги, говорил вербовщик, – на три косаря больше. Итого – тринадцать. – Несчастливое число, – по привычке пересчитывая пачки, заметил Бородин. – Могли бы накинуть пару тысчонок для ровного счета…
– Не будь суеверным, – ответил Андрей Константинович. – И почаще перечитывай классиков. «Сказку о рыбаке и рыбке» помнишь? Ты сейчас как та старуха, которой все было мало… А чем дело кончилось, помнишь? То-то. От добра добра не ищут, да и разговор этот не ко мне. Я такая же пешка, как ты, и даже мельче. Ты-то у нас охотник, а я так, курьер, простой перевозчик… Давай подгоняй машину, будем грузить.
Человек под окном покинул свой пост и, крадучись, низко пригибаясь, перебежал за угол. Дверь дома распахнулась, Бородин спустился с крыльца, подошел к джипу, помедлил, с каким-то непонятным сомнением глядя на дом, а потом вздохнул и полез в кабину. Двигатель послушно завелся с первой попытки, джип развернулся, приминая нехоженую траву, сдал назад и остановился, почти упершись массивным бампером во вторую снизу ступеньку крыльца.
Хотя клиент на этот раз попался тяжеленный, как будто вырубленный из цельной дубовой колоды или даже из камня, погрузка не заняла много времени, поскольку была не первой и не второй, а уже тридцать шестой по счету. А за тридцать шесть повторов можно наловчиться безукоризненно выполнять и куда более сложную операцию, чем забрасывание в багажник бесчувственного тела…
Алексей Иванович запер дом и открыл ворота. Вербовщик выехал со двора, Бородин закрыл ворота и забрался на переднее сиденье. Все было как обычно. Им предстояло проехать вместе около сорока километров до ближайшего райцентра, где на площади перед зданием городской администрации Алексея Ивановича поджидала его собственная машина. У него был знакомый, который в случае необходимости за умеренную мзду перегонял ее туда и возвращался в Москву своим ходом. Судя по его намекам и ухмылкам, он был уверен, что Алексей Иванович содержит в райцентре любовницу. В последнее время он начал наглеть, неуклонно повышая цену на свои услуги. Это был еще не шантаж, но что-то весьма к нему близкое, и Бородин уже не раз подумывал о том, чтобы слить этого умника вербовщику – пускай за полцены или даже даром, лишь бы забрали и увезли туда, где его откровения никому не будут интересны.
Сорок километров по проселочным дорогам – это не меньше часа езды. Наблюдая в боковое зеркало за тем, как поднятая колесами джипа пыль заволакивает дом, в стенах которого он пережил столько волнений и неприятностей, Алексей Иванович все никак не мог решить, что ему делать: намекнуть вербовщику, что он везет в багажнике поставленную на боевой взвод живую бомбу, или промолчать? Вербовщик – стреляный воробей, ему достаточно мигнуть, и он поймет, что дело нечисто. Но что потом? Потом – внезапная остановка, которая насторожит Рублева, и, когда Андрей Константинович откроет багажник, начнется та самая потасовка, которой всячески старался избежать Бородин, и, главное, с тем же исходом…
Дом окончательно пропал из вида, скрытый придорожными кустами, и, как только это произошло, Бородина осенила гениальная в своей простоте идея: елки-палки, а телефон на что? Доехать до райцентра, распрощаться с вербовщиком, сесть в свою машину, позвонить ему на мобильный и сказать: имей в виду, клиент не спит и просто мечтает отвинтить тебе башку. И никаких проблем! Пусть разбираются между собой как хотят; главное, что ни тот, ни другой уже не смогут достать его своими ручищами…
Машина проехала мимо овражка, в котором Алексей Иванович едва не распрощался с жизнью, и, подогретая воспоминанием о пережитом ужасе и позоре, его решимость во что бы то ни стало покончить с Рублевым приобрела твердость легированной стали.