Утром рыжеволосая богиня растолкала меня пораньше и заставила принять холодный душ, чего я терпеть не могу, затем напоила крепким кофе и отправила на работу. Точнее, сама отвезла в мэрию, поскольку мы с ней теперь трудились в соседних кабинетах.
Своим первым указом я решил выделить деньги на закупку статуи Свободы — старая ремонту не подлежала. Но при проверке бюджета выяснилось, что расплатиться за копию нам нечем — городская казна была почти пуста. Я расстроился — не хотелось начинать новую жизнь с обмана избирателей.
Выручила, как всегда, Нэнси: притащила откуда-то проспект фирмы, занимающейся устройством парадов и торжественных уличных шествий. Среди атрибутов, украшавших города на День независимости, значились и надувные фигуры, в том числе статуя Свободы. Стоила она относительно недорого, так что мы могли себе ее позволить.
Я немедленно связался с фирмой и приобрел главный символ Америки, причем со значительной скидкой — ее посчитали не слишком ходовым товаром. Действительно, кому она нужна, эта надувная Свобода! От резиновой женщины и то пользы больше.
Привезти и установить статую пообещали уже через два дня, что это меня весьма обрадовало — первое свое предвыборное обещание я, считай, уже выполнил. Пустячок, а приятно.
Последующие дни разнообразием не отличались — утром я приходил в офис и сидел до обеда. Почти всеми делами занималась Нэнси. В управлении, в вопросах экономики и финансов она разбиралась гораздо лучше меня (недаром с отличием окончила колледж!), да и практичности со смекалкой ей было не занимать. Я выполнял главным образом представительские функции — встречался с журналистами, раздавал интервью, иногда подписывал разные бумаги. В общем, скука смертная.
В обед мы с Чампом шли в ближайшую закусочную и наедались до отвала гамбургерами или сосисками в тесте. Потом я возвращался в свой кабинет и до пяти вечера читал газеты или слушал радио.
Оставшееся время я проводил в своем трейлере, попивая пиво и лениво переключая телевизор с канала на канал. Городской совет, кстати, предложил мне небольшую квартиру за казенный счет — как главе Катарсиса, но я отказался — в родных стенах жить намного приятнее. Привык я к своему трейлеру, знаете ли, да и свободнее в нем себя чувствовал. А свобода для меня превыше всего.
Пару раз я выбирался в кино и однажды сводил Нэнси в бар — в благодарность за идею со статуей Свободы. Тот вечер я закончил у нее в постели и опять почти ничего не помнил…
Время шло, и я стал осознавать, что, кажется, основательно влип, причем так, как никогда раньше. С одной стороны, у меня была непыльная и отлично оплачиваемая работа, на которой не надо ничего делать — целыми днями читай газеты и кури кубинские сигары (кстати, моя новая привычка: Нэнси посчитала, что так я буду выглядеть гораздо солиднее — прямо как Уинстон Черчилль, премьер-министр Англии), — но с другой… Голос странствий все реже напоминал о себе, и все реже я чувствовал себя по-настоящему свободным. Положение мэра, как говорится, обязывало.
* * *
…Я закурил сигару, развернул газету и собирался уже углубиться в спортивный раздел — меня интересовали главным образом результаты бейсбольных матчей, — как взгляд мой случайно упал за окно. На площади, прямо перед мэрией, где покачивалась на натянутых канатах надувная статуя Свободы, резвился мой Чамп — ему тоже нечем было заняться. Пес несколько раз обежал ее, потом задрал ногу и по своей привычке помочился. «Да, дружище, — подумал я, — ты свободен, ты это можешь, а вот я…»
А, собственно, почему нет, что мне мешает? Должность мэра? Так на фига она сдалась…
Повинуясь внезапному порыву, я встал и пошел в кабинет к Нэнси. Она, как всегда, вела деловые переговоры по телефону.
— Да, мы непременно рассмотрим ваше предложение, — внушала она кому-то весьма официальным тоном, — но вы также должны понять, что и у нас есть некоторые финансовые интересы…
Я подождал, пока красавица закончит разговор, и небрежно произнес:
— Слушай, дорогуша, пойду-ка я погуляю немного, ножки разомну.
— Далеко? — поинтересовалась Нэнси.
— Нет, до трейлера. Потом, может, прокачусь немного, развеюсь… А ты пока порули за меня городом. Ладно?
— Ты там не очень долго, — строго приказала Нэнси. — В три часа дня к нам должны приехать телевизионщики с Пятого канала, будут делать о тебе очередной репортаж. Ты же герой Америки, Чувак, черт побери! Так что не опаздывай.
Я кисло улыбнулся:
— Разберись с ними сама, дорогуша: мне эти типы телевизионные до чертиков надоели. В конце концов, ты заслужила славы не меньше, чем я, — ведь без тебя мы ни за что не поймали бы Рона Джереми. Так что попиарься за нас обоих, хорошо?
— Во сколько ты вернешься? — прищурилась Нэнси. — К ужину хоть успеешь? Я приглашаю тебя, приходи, не пожалеешь! Приготовлю для тебя утку по-пекински, а потом покажу стриптиз в китайском стиле. Такое увидишь, что раньше точно никогда не видел!
При этом Нэнси многообещающе улыбнулась. Хорошая она все-таки баба, душевная! И красивая, что ни говори, просто богиня! С такой в принципе можно жить…
Однако в ответ на заманчивое приглашение я неопределенно пожал плечами — кто его знает, когда я вернусь. Голос странствий снова позвал меня в дорогу.
Я вышел из мэрии и направился к статуе Свободы. Она тихо покачивалась на ветру — у основания ее держали натянутые канаты. Я немного постоял, подумал, потом достал перочинный ножик и перерезал их. Статуя, обретя наконец свободу, начала потихоньку подниматься в небо.
Я позвал Чампа, и мы направились на стоянку трейлеров. Там я влез в свою машину, завел мотор и вырулил на шоссе. Пес привычно устроился рядом на пассажирском сиденье. На выезде из города я прибавил газу — впереди меня ждали новые встречи и новые приключения. Чамп, высунув в окно мохнатую морду, радостно улыбался, его длинные уши развивались на ветру.
Я дал два прощальных гудка и посмотрел вверх: над Катарсисом сияло пронзительно-голубое небо, по нему медленно плыли легкие белые облака. Отличный день, чтобы начать все заново!
Туда же, в небо, слегка покачиваясь, уплывала и статуя Свободы. Она парила над городом, отбрасывая длинную тень. Я решительно переехал ее и понесся вперед — за своей судьбой, новыми приключениями и свободой.