Заместитель положил на стол папку с табличкой «К подписи», провалился в глубокое черное кресло и засмеялся:
— Совпадение, Костя, ей-ей!.. Завтра непременно повяжу другой. Зеленый с красными петухами.
Гридин веселья не разделил.
— Не стоит так расстраиваться из-за галстука, — подмигнул Хализев. — Ну хочешь, я его вообще сниму?
— Не из-за галстука, Аркаша. Не нравится мне все это.
— Что?
— Все, что ты устроил вокруг этого псевдопокушения. Будет нехороший резонанс. У меня вообще такое чувство, что пока я занимался выборами, город изменился.
— Я надеюсь, к лучшему? — все еще пытался настроить его на веселую волну Аркадий Давыдович. — Благополучие вверенного региона — лучшее предвыборное паблисити губернатору, не так ли?
«С каких это пор он стал избегать прямого взгляда?» — почувствовал за его показной веселостью напряженность Гридин.
— Убийства и взрывы тоже входят в ассортимент предвыборного паблисити?
По тону; каким был задан вопрос, Хализев догадался, что от ответа на сей раз не уйти, но все же помедлил:
— Полагаешь, это как-то связано с твоей кампанией?
Он раскрыл папку, небрежно придвинул ее к Гридину. Губернатор достал из кармана пиджака перламутровый футляр с очками.
— В последнее время я начинаю задумываться о твоей роли в нашем тандеме, Аркаша, — сказал он, бегло просматривая представленный на подпись документ.
— Что-то не замечал за тобой высокопарного стиля. Во всяком случае, в наших беседах, — снова отчего-то развеселился Хализев.
— Какой уж тут стиль, Аркаша, — Гридин повертел в пальцах дорогую ручку, подаренную заместителем на 50-летие. — Когда я пытаюсь отмежеваться от тебя в своих воспоминаниях, у меня ничего не получается. Будто ты всегда мог обходиться без меня, а я без тебя не сделал и шага. Ты был моей тенью? Или я твоей?
— Не с той ноги встал? — посерьезнел Хализев. — О смысле жизни принято задумываться в сорок.
— Можешь считать, что я страдаю инфантилизмом. Но пока я жил твоим умом…
— Ах, значит, ты все-таки понимаешь, какую роль я играл в твоей жизни?
— В карьере, Аркаша. В карьере.
— Ой ли?.. Не хотелось бы возвращаться к истокам наших взаимоотношений. Отложим до пикника.
— Видишь ли, раньше я не придавал значения цене, которую приходилось платить за свое продвижение. Речь шла о врагах, друзьях, деньгах, благополучии. Но не о жизни и смерти. Хотя я не исключаю, что и такая цена меня тогда бы не остановила. Но в полвека, да еще под угрозой физического уничтожения, я поневоле стал задумываться о цене жизни полупьяного сторожа.
— Ой, ой, ой, как мы себя любим! — притворно замахал Хализев руками. — Какие мы, понимаешь, драгоценные-незаменимые!.. А ты не исключаешь, что этот долгострой рванули из-за Астраханова, который не поставил какому-нибудь прапорщику, заведовавшему складом взрывчатки, телефон?.. Или из-за Берлинского, который эту АТС «заморозил»?.. Но не думаю, чтобы твои соперники комплексовали по этому поводу. Хочешь, я назову причину, которая породила в твоей седеющей башке дурные мысли?.. Ты перетрухнул, Костя. Если бы в кармане матерого киллера нашли фотографии моей дачи, то и я не встретил бы такое известие улыбкой. Но ты не журись, губернатор. Все будет «хоккей», это я тебе говорю — Аркадий Хализев. Головы тех, кто сумел возвыситься над толпой, всегда находятся под прицелом. Особенно когда борьба идет не за сосновый гроб, а за место на лафете.
Гридин молча поигрывал дужками снятых очков. Хализева отличало умение просчитывать ситуацию. Из сотен маленьких известий и слухов, официальной и неофициальной информации, интонаций, взглядов, поступков и бытовых, ничем, на первый взгляд не примечательных частностей он умел предсказывать глобальные перемены. Поэтому тирада о страхе как об источнике гридинских тревог из его уст прозвучала заведомой ложью.
— Мы с тобой достаточно перецеловали лбов на лафетах, — негромко произнес Гридин. — Почести редко меняют нравы в лучшую сторону.
— Тебя нельзя оставлять подолгу без дела, — покачал головой Хализев. — Подпиши и поедем в «Таверну». Мне не хочется разговаривать здесь.
Официальная лексика Давыдова в недавнем телефонном разговоре, это его таинственно-многозначительное «Вы знаете», а теперь вот и последние слова заместителя навели Гридина на мысль, что кабинет прослушивается. То есть он даже знал об этом наверняка, но сейчас эта догадка готова была превратиться в каплю, способную переполнить чашу терпения.
— Кто руководит областной администрацией? — глядя в пространство, тяжело спросил он.
— Праздный вопрос.
Гридин отодвинул папку на край стола.
— Кажется, ты предлагал поехать в «Таверну»?
Хализев оставался недвижим. Наивный демарш Гридина оценил усмешкой.
— Костя! Земля стонет! — взял на вооружение неоднократно испытанный прием. — Сеятели зимний запас самогона выпили, теперь бензина просят.
Гридин посмотрел в весело улыбающиеся, с лукавинкой глаза, протянул золотое перо:
— На время избирательной кампании, Аркадий Давыдович, я доверяю вам подписывать подобные бумаги. К тому же вы, кажется, крестный отец этого «Зюйд-транса»?
Бенгальские свечи в глазах вице погасли.
— А ты был неплохим учеником, — сказал он с подчеркнутым превосходством. — Жаль, что избирательная кампания совпала с посевной. Издержки високосного года. Но запомни: то, что приносят мне на подпись, исключительно законно. Как законно все, что делается в свободной экономической зоне.
Губернатор положил перо на стол, отошел к окну.
Март, не в пример прошлому, выдался теплым. Мать — крестьянка до замужества — говорила: «Март похоронит в землю, август схоронит в закром». На пашнях, должно быть, уже сидят грачи.
— Бурлаков хочет видеть здесь твою подпись. Уважь, Костя. После того как ты санкционировал «Шторм»…
— Более того: инициировал, Аркаша! — повернулся к нему Градин. — Инициировал. Хочешь сказать, что после гибели Новацкого Бурлаков и иже с ним желают знать, на каком они свете находятся?.. Одной ногой еще на этом. А другой — уже на том. Областная администрация закупит ГСМ для посевной на Приморском нефтеперерабатывающем заводе, который для этого и построен. Непосредственно, а не через фирму «Зюйд-транс»! Это сельский бензин, и 35-процентная наценка, предоставленная в виде льготы фирме «Бурлаков-энд-компани», ничем не обоснована. Кто получает барыши от того, что заместитель главы администрации вмонтировал «Зюйд-транс» в доходный нефтепровод?.. Селу это обошлось в десять миллиардов рубликов только за одну уборочную в прошлом году. Понравилось, Аркаша?.. Хватит.
Гридин достал из ящика стола коробку «Гаваны» и долго, неумело раскуривал извлеченную из целлофановой облатки сигару. Хализев умел терпеть.
— Тебе не кажется, что я на самом деле вовсе не тот, за кого меня здесь принимают? — продолжал Гридин, немного успокоившись. — Что-то вроде политического покровителя…
— А тебе не кажется, что ты плюешь в колодец, Константин Григорьевич? — перебив его, с расстановкой заговорил заместитель. — И что твой нефтеперерабатывающий завод эти два года простаивал бы так, как АТС, которую, в конце концов, взорвали? Если бы не Бурлаков и «иже с ним»!.. Как тебя прикажешь понимать? «Нажравшись желудей досыта, до отвала?..» Или ты хочешь приобрести акции «Зюйд-транс»?
Гридин вспыхнул, ударил по столу кулаком, но то ли вовремя взял себя в руки, то ли не хватило пороху — сказал тихо:
— Я из этого колодца не пил. И пить не буду. В нем вода протухла, Аркадий. Перенесем этот разговор.
Хализев медленно встал, взял со стола ручку и, с демонстративной обстоятельностью отвинтив колпачок, размашисто расписался в договоре.
— Кто спасает человека против его воли, тот поступает не лучше убийцы, — произнес он, глядя Градину в глаза.
До начала собрания Союза предпринимателей оставалось два часа.
Напряженный разговор с Хализевым не прошел для Гридина бесследно: разболелась голова, тело стало вялым и непослушным, как бывало после разгрузки вагонов с мешками на Белорусской-Товарной в первые годы студенчества. Мысли не обретали конкретной направленности, хотя все были об одном — что стало с их братством? Что надломило его, да и было ли оно безоблачным? В том, что их пути расходятся, сомнений не осталось, однако сейчас худой мир был Константину Григорьевичу жизненно необходим, и он мысленно искал способ его сохранить, не довести неурядицы до доброй ссоры. Если сила, которая таится в Хализеве, обернется против него — пиши пропало.
В том, что умный и преданный Аркаша был «вечно вторым», изначально был заложен подвох, но так положил всемогущий Дорохов и не поменял своего решения до конца дней. Причина разлада была скорее всего в самом Гридине. Дина, Дорохов и Аркаша — «святая» троица; в одной упряжке шли, рука об руку. Но и в упряжке должно быть разделение на коренного и пристяжных. Правда, ни он сам, ни Аркаша не давали друг другу поводов для подобного разделения, и когда бы речь шла о них двоих, так же чинно-благородно сосуществовали они и по сей день. Со временем же «пристяжных» становилось все больше. В канун выборов на второй срок Гридин стал задумываться о правомочности своего статуса «коренного». Сомнения, зарождавшиеся в душе, не могли не отразиться на четвертьвековом тандеме.
