– А хозяин твой где, Ганна? – спросил Роман.
– Нема хозяина, – коротко ответил та.
Она указала Роману на скамью.
– Сидай.
– Спасибо.
Роман присел к столу.
– Борщ будешь? – спросила Ганна.
– С удовольствием.
Ганна отодвинула заслонку в печи, вооружилась рогачом и вытащила из печных недр увесистый чугунчик, накрытый крышкой.
– А скажи, Ганна, можно перейти границу назад, чтобы не попасться пограничникам? – перешел Роман к выяснению главного вопроса.
– Можно, – просто ответила Ганна.
– А если идти отсюда, то это куда надо примерно курс держать?
– Та выведу я тэбе, – сказала Ганна, наливая борщ в глубокую глиняную тарелку. – Поешь сперва.
– Ага.
Ганна поставила тарелку на стол, положила каравай хлеба, принесла жбанчик сметаны. Зачерпнув из жбанчика полную ложку, уверенно шлепнула ее в тарелку.
От борща пошел такой запах – у Романа закружилась голова. И то сказать, со вчерашнего вечера не ел.
– Спасибо, Ганна.
– Поешь, потом спасибо скажешь.
Роман принялся хлебать густой, наваристый борщ, поглядывая на хозяйку. Поглядывала и она на него, чему-то загадочно улыбаясь.
Она развязала свой платок, сбросила его на спину – и оказалась настоящей красавицей. Было ей лет тридцать, не больше, и она только вошла в свою женскую силу. Лицо полное, но красивой формы, округлая линия подбородка, прямой носик и черные дуги бровей. Ну, чистой воды хохлушка, в самом лучшем исполнении. Могучее тело было по-своему грациозно и удивительно подходило этой аккуратной головке с темно-русыми, янтарного отлива, волосами.
– Невероятно вкусно, – сказал Роман.
– Кушай, кушай, – вдруг засмущалась пышная хозяйка, выскакивая в сени.
Оттуда она принесла изрядный кусок ветчины и тут же нарезала его на овальной досточке.
– Кушай с борщом, буде вкусно.
– Спасибо большое, – кивал Роман, – спасибо…
– А то, може, горилки? – спохватилась вдруг Ганна.
– Нет, спасибо, Аня. Мне ведь назад идти… Еще пограничникам попадусь, так лучше с ними объясняться на трезвую голову.
– Аня.. – усмехнулась хозяйка, покачав головой.
– Что? Я что-то не так сказал?
– Ни, всэ так. Кушай, ты так слабо кушаешь.
– А ты посиди со мной, чтоб кушалось веселей.
Ганна присела на край скамьи.
– А ты звидкуль? – блеснула она карим глазом.
– Из Москвы, – сказал Роман.
– А-а… – покивала хозяйка. – Я в телевизоре видела. Красивый город.
– Красивый, – согласился Роман. – А ты всю жизнь здесь живешь?
– Ни, только восемь рокив [17 – Лет (укр.).]. До того жила под Николаевом.
– А сюда как же попала?
– Вышла замуж за лесника – вот и попала.
– А муж где?
– Умер, – потупившись, сказала Ганна.
– Извини.
– Та… – махнула рукой Ганна. – Ты же не знав, чого звиняться? Ты кушай, борщ будет холодный.
Роман принялся дохлебывать борщ.
По застывшему лицу Ганны было видно, что она погрузилась в воспоминания и не прочь поговорить с новым человеком.
– А как он умер? – спросил Роман.
– Згорев на лесном пожаре.
– Вот как.
Роман отложил ложку, перевел дух. После съеденной тарелки борща, подкрепленной ветчиной, он сейчас с удовольствием завалился бы спать часов на двадцать, и ну их ко всем чертям, эти списки, заговоры и прочую дребедень. Остаться тут, на этой изумрудной полянке, ловить рыбу в озере, косить траву, рубить дрова, дышать чистейшим воздухом и есть каждый день этот невероятный борщ – какого еще счастья надо?
– А дети? – поинтересовался Роман, вовремя задавив зевок. – Не успели родить?
– Успели, – улыбнулась Ганна. – Было дитя, но хутко померло. Слабенькое народилось…
Роман только сочувственно покивал, больше не рискуя выяснять судьбу ближайших родственников хозяйки.
– Так ты здесь одна?
– Одна.
– Не боишься?
– Чого бояться?
– Ну, посреди леса все-таки живешь… Женщина. Не страшно?
– Сперва было немного страшно. Потом привыкла. Сама за лесника стала работать. Если что, у мене ружье в шкафу, от мужа осталось. Ни, не страшно… И чужие у нас тут редко бывают.
– Понятно. Ну, большое спасибо, Аня. Я так наелся – на неделю вперед.
– Та шо ты там съел? – удивилась Ганна. – То всего мисочка борща. Давай я тоби каши положу со шкварками. И молока чи кисляку налью.
– Наверное, я не осилю, – виновато улыбнулся Роман.
– От едок… – расстроилась Ганна.
– А ты мне скажи, Аня, как быстро можно от тебя дойти до границы?
– Та быстро. Я тэбе на коне подвезу.
Послышался далекий лай Лыска. Ганна прильнула к окну.
– Якись людыны…
Роман тоже заглянул в окно. Вдали, у леса, показались три мужских силуэта. Они неторопливо брели через луг к хате, поглядывая по сторонам.
У Романа стукнуло сердце. Все трое были вооружены. И не только двустволками. У одного в руках карабин.
Лыско, видимо, узнав кого-то из мужчин, перестал лаять и прыгал возле него, помахивая хвостом.
– Кто это? – спросил Роман.
– То Иван, егерь, – сказала Ганна.
– А те, что с ним?
– Не ведаю. Мабуть [18 – Может (укр.).], охотники.
– Аня, – облизал пересохшие губы Роман, – мне бы лучше с ними не встречаться.
Ганна непонимающе посмотрела на него.
– Понимаешь, может, это с границы кто… – зачастил Роман. – Может, ищут меня? А найдут, у меня будут неприятности.
Ганна молчала, о чем-то думая. У нее даже глаза потемнели и будто ушли внутрь.
– Неприятности, кажешь? – медленно выговорила она.
– Большие неприятности, Аня, – заверил ее Роман.
Ганна опять замолчала.
Трое мужчин, внимательно поглядывая по сторонам, неторопливо подходили к хутору. До них было метров триста. Роман уже видел выражения их лиц. Егерь Иван шел спокойно, ружье висело у него за плечами. Но двое его спутников держали оружие на изготовку и прочесывали территорию настороженными взглядами.
– Помоги мне, Аня, – попросил Роман тихо.
Их глаза были на одном уровне, и тела почти соприкасались. Грудь Ганны высоко вздымалась, касаясь на вдохе плеча Романа. От ее дыхания шевелились волосы на его голове.
Она засматривала Роману в самые зрачки, как будто старалась понять, какую тайну он от нее скрывает. Тот – деваться некуда – стойко сносил испытание, не отводя глаз, хотя больше всего ему хотелось смотреть в окно.
Время шло. Люди подходили все ближе.
– Добре, – решилась наконец Ганна.
Она отвела взгляд и на секунду задумалась.
– Иды за мною!
Роман вслед за ней выскочил во двор. Высокий сарай заслонял их от приближающихся людей.
Ганна подбежала к сараю, открыла широкие ворота и толкнула Романа в спину своей мощной рукой.
– Сховайся в сено. И сиды тихо.
– Понял… Спасибо… Со стола убери.
– Та знаю! – огрызнулась Ганна, закрывая ворота.
Прильнув к щели, Роман увидел, что она побежала обратно в дом. Блузка на спине грозно натянулась, рука рванула дверь так, что едва не сорвала с петель. Ну, если Ганна взялась помочь, то не выдаст. Натура она цельная, волевая, такие, если принимают решение, – уже от него не отступают.
Роман быстро осмотрелся. Внизу половину сарая занимало стойло для коров, сбоку был денник для лошади. Наверху – сеновал. К нему вела приставная лестница.
Взлетев по лестнице вверх, Роман полез на четвереньках направо. Сено было прошлогодним, плотно сбитым, и оставалось его не очень-то и много.
Забившись под стреху в самый дальний угол, Роман начал торопливо выкапывать в сене яму. При этом старался на разбрасывать его в сторону. Опытный взгляд сразу поймет, что кто-то здесь недавно порылся.
Невдалеке послышались голоса.
Роман лег в ямку, стараясь шуршать потише, натянул на себя ворох сухого, колючего сена. Полез глубже, до самого настила, производя такие же движения, как червяк, забивающийся в норку.
– Ганно! – послышался зычный окрик.
Роман замер, прижимаясь боком к бревенчатой стене. Слышимость среди этой сухости была такой же отчетливой, как если бы человек стоял рядом.
Вот скрипнули двери.
– Здорово, Ганно, – сказал тот же голос.
– Добрыдень, Иван, – спокойно отозвалась Ганна.
– А мы до тэбе в госты.
– Бачу.
– В дом пустишь?
– Чого пытаешь? Заходите, добрые люды.
Роман поискал щелку, чтобы выглянуть наружу. Но бревна были сложены слишком плотно, какая там щелка. Приходилось полагаться только на слух.
Судя по топоту ног, все трое вошли в дом.
Роман хотел лечь поудобнее, но передумал. А ну как во дворе остался один из пришедших? Учует шорох в сарае и захочет поинтересоваться, кто там шебаршит. А у него – нарезной карабин, и лучше его любопытства не пробуждать.
Единственное, что сделал Роман, это потихоньку достал «вальтер». В его беспомощном донельзя положении ощущение тяжелой ребристой рукояти в руке давало хоть какую-то уверенность.
Потекли минуты ожидания. Главный разговор происходил в доме, и Роману оставалось только гадать, о чем ведут беседу гости с хозяйкой.
