Все то время, что Артем путешествовал с пленившими его чеченцами, маячок работал под кожей. В ране, которую Рождественский нанес себе своими же руками. И – сам же зашил. Точно так же, как и сейчас, в самолете.
– Ну вот… – Артем откинулся на спинку дивана. Бледное лицо, лоб мокрый. И вообще, вид смертельно усталого человека. Два раза за один день накладывать швы по живому, без анестезии… Тот, кто скажет, что это легко, – пусть сам попробует.
Максим, опустившись на колено, принялся бинтовать свежезашитую рану. Даже находясь в таком вот положении, Оболенский не чувствовал себя униженным. Он помогал братишке, боевому товарищу. Тому, с кем делили и последнюю крошку хлеба, и последние патроны. Тому, с кем его связывало нечто большее, чем просто дружба.
– Мальчики! – заскреблась под дверью Лиза. – Вы там скоро? У нас все готово!
– Уже выходим! – Услышав голос любимой, Артем разом оживился, как будто кто-то вдохнул в измученное тело новые силы.
…Команда собралась за столом в гостиной самолета Малышева. До посадки оставалось еще что-то около часа. Так почему бы и не провести это время за столом?! Тем более что повод был.
Расселись. Бортпроводница, закончив накрывать, хотела было ускользнуть в свой отсек, но ей не позволили этого сделать. Шовкат, сверкая белоснежными зубами, поймал женщину за локоть, придержал.
– Анечка! Неужели вы нас бросите?
– Я на работе, – как могла отбивалась женщина. – Мне нельзя…
– Но вас же никто не заставляет пить. Просто посидите с нами, скрасите мужское суровое общество…
Уболтали, красноречивые… И было бы странно, если бы получилось по-другому.
– А сейчас Чебурашка скажет речь… – заявил Максим после того, как налили по первой. И кивнул Скопцову: – Давай, Вася!
– Ну, первый тост – дежурный, – встал с места Василий. – Традиционный. Его знают все, кто собрался за этим столом. Поэтому я прошу всех меня поддержать!
– Ты, главное, начинай, – махнул рукой Максим. – А там видно будет.
– Тогда… – Василий примолк, медленно обвел взглядом тех, кто сейчас сидел за столом. – За вас. За нас. И…
– За спецназ! – хором ответили мужчины.
Они сегодня были как никогда многословны – смеялись и шутили, пытались петь. Был повод, был. Они в очередной раз сыграли со смертью в верю – не верю. И – выиграли. Это стоило отметить.
Бортпроводница Анна испуганно оглядывалась по сторонам. Что такое спецназ, она слышала. Но никогда не думала о том, что может оказаться за одним столом с людьми оттуда. Ей одновременно было и страшно, и интересно.
– Фамилия, имя, отчество?..
– Давтян. Амбарцум Гургенович Давтян.
– Скажите, Амбарцум Гургенович, вы видели, что происходило в доме напротив?
– Это в каком?
– Через дорогу.
– А что там происходил?
– А что вы видели?
– Я?! Ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем.
– А что вы делали сегодня днем?
– Я?!
– Да, вы.
– Днем?
– Да.
– Спал.
– Весь день?
– Да.
– То есть вы не слышали шума?
– Какого?
– Шумного, блин! Ты чего, урючина с уключиной, тупорылишь?! Ты чего мне тут тупого забычил?! В рог хочешь?!
– Да хоть убей, командир! Ничего не видел, ничего не слышал! И ничего не знаю!
– Ну блин!..
Вообще-то Амбарцум Гургенович лукавил. Видел он и лица людей, выходивших из дома напротив. И номер машины, на которой они уехали, тоже видел. И – забыл. Потому, что после этого он еще видел и другое. Количество трупов, которые вывозились из того же самого дома.
Спецоперация?.. Ха! Какая спецоперация?! Спецоперация – это когда подгоняют пару бэтээров и выводят кучу срочников в оцепление. Потом какие-то дядьки с большими звездами на погонах долго и громко обсуждают с представителями другой стороны условия их – представителей – надежной и успешной эвакуации. Сколько тем, по ту сторону мегафона, нужно наркоты, бабок, телок и вертолетов. Если не сходятся в цене, если бандиты оказываются слишком жадными или просто глупыми, начинается перестрелка. Дня два-три обе стороны жгут патроны. В конце концов побеждают те, на чьей стороне численный перевес. Журналистам показывают трупы, что находятся в более или менее приличном состоянии, большие люди в ящике делают мужественные лица и рассказывают про сортиры, после чего награждают кого попало за что-нибудь… И всем хорошо.
Здесь не было спецоперации. Просто несколько человек пришли и, не заморачиваясь переговорами и обсуждениями условий сдачи, убили всех, кто был в доме напротив. Уж кто там кому дорогу перешел, Амбарцума Гургеновича не волновало. Главное было в другом.
Победителями оказались те, кого он видел. И – кто видел его. Стало быть, раз люди, никого не боясь, в середине яркого летнего дня с легкостью, заслуживающей лучшего применения, перебили десяток своих вооруженных врагов… Да что им будет стоить как-нибудь заехать и прибить одного невооруженного Давтяна Амбарцума Гургеновича? Если, конечно, тот раскроет рот и скажет то, чего ему говорить вообще не надо… Вот то-то и оно, что совсем ничего.
Поэтому пусть уж этот мент-полицейский бьет. Пусть тешится. Амбарцум Гургенович знает совершенно точно – лучше быть избитым, но живым…
– Ну и где эта корова шляется?! – Командир корабля был очень зол.
Нет, ну позвонили бортпроводнице, попросили кофе. Даже не в постель – всего лишь в кабину. И – тишина. Уже минут десять – тишина. Никакого движения не наблюдается.
– Романыч, ты не нервничай, – попросил второй пилот. – Я сейчас сам…
Он взял трубку внутреннего переговорника. Довольно долго – непривычно долго! – ждал ответа. Наконец-то «корова» Аня соблаговолила подойти:
– Да?
– Аннушка, солнышко, а ведь мы тут ждем! – заблажил второй пилот. – Нам бы попить маленько!
За кадром послышался взрыв хохота.
– Ща! – ответила Анна и повесила трубку.
– И что там? – полюбопытствовал командир.
– Что-то странное, – откликнулся второй пилот. – Как я понимаю, там сейчас идет большой праздник.
– Значит, эти ухари завалили кого собирались, – угрюмо констатировал командир. – Отмечают… Шустрые однако…
– Ты, Романыч, не заморачивайся, – попросил второй пилот. – Наше дело телячье – сам ведь говорил…
И тут состоялось пришествие бортпроводницы в кабину экипажа. Наверное, следует начать с того, что Анна была пьяна. Что называется, в хлам. Или – в дребодан. Или… Короче, кому как нравится.
В руках бортпроводница держала поднос, на котором стояли тарелки с бутербродами, фисташками, еще какой-то ерундой. И – рюмками. Посредине этого изобилия красовалась бутылка вискаря из запасов Малышева.
– Держи! – Бортпроводница сунула этот натюрморт в руки потерявшемуся бортмеханику, сидевшему в центре, за спинками кресел пилотов. – От нашего стола – вашему столу.
– Мы, вообще-то, просили кофе, – багровея, отчеканил командир.
– Виски – лучше, – уверенно ответила слегка покачивающаяся Анна.
Второй пилот, наблюдая за женщиной, негромко хихикнул.
– Ты что, девочка, совсем с катушек слетела?! – окончательно разозлился командир. – Ты что притащила?! Как это?! В полете!..
– Да легко! – Анна взмахнула рукой и при этом чуть было не упала. – Па-аказываю!
Она распечатал бутылку, набулькала в рюмку, взяла ее…
– Ну… За нас, за вас и… Ик! За спецназ!
Лихо, по-гусарски махнула рюмку. Громко выдохнула, покрутила головой, неожиданно схватила бортмеханика за уши и, уткнувшись лицом в его волосы, шумно втянула носом воздух.
– Ух! Ладно. Я пошла. – С этими словами бортпроводница покинула кабину экипажа.
– Точно дура… – зачарованно глядя вслед удаляющейся женщине, негромко произнес второй пилот.
– Дверь запирай! – рявкнул командир бортмеханику. – И никому не открывай! Вообще!
– Почему? – спросил второй пилот.
– Ты ее тост слышал?! – Командир нервничал.
– Ну ляпнула девка что-то…
– Ляпнула?! Ха! Эти ребята, что там сейчас пьют, – спецназёры. Она от них нахваталась. Понял?
– Нет, – честно ответил второй пилот.
– Тогда объясняю. – Командир тяжело вздохнул. – После второго литра на душу населения они полезут в кабину и будут просить порулить. И очень обижаться, когда им откажут. Поэтому сделаем вид, что нас тут просто нет. Ушли мы. В прекрасное далёко. Навсегда.
Командир был не прав в своих прогнозах. Как-то так получилось, что никто из компании – кроме, конечно, бортпроводницы Анны – не был пьян настолько, чтобы лезть порулить самолетом. Ну выпили… Можно сказать, что много. Не ради самого процесса и не для веселья. Стресс немного снять, расслабиться. Очень уж непростой был денек. Адреналин все еще кипел в крови, поэтому алкоголь не брал. Так, легкий хмель – и не более того.
Нервное напряжение, в котором пребывали члены группы весь этот очень долгий день, отпустило. Вместо него пришла смертельная, свинцово-тяжелая усталость. Оболенский и Артем сидели на диване в салоне. Лиза прижималась к своему мужчине, такому сильному и надежному. Сейчас она побоялась бы отойти от него и на метр.
