В зоне, что ни день, росла смертность…
Зэки уже не сновали по двору, от барака к бараку. Пусто стало во дворе, словно все вымерли. Врач с фельдшером с ног сбились. Не успевали.
Эпидемия… К ней, такой жестокой, в тот год не подготовился Север. Не хватало вакцины. Не было нужных лекарств. Одна надежда — на организм. А где ему, подточенному трассой, выдержать и осилить такую болезнь!
Этот грипп не проходил без осложнений и последствий даже у тех, кто вырвался из лап эпидемии.
Первым из зэков, что были на стройке, встал на ноги Гуков. Бывший прокурор ослаб от болезни. Ноги подкашивались, кружилась голова. Но все ж теперь он мог передвигаться самостоятельно и помогал старшему охраннику, поддерживал огонь в печи, кормил, отпаивал чаем больных.
Гуков никогда не страдал избытком душевного тепла и сострадания. А потому, чтоб избавиться от неприятных обязанностей скорее, помогал тем, кого болезнь начинала отпускать.
Неразговорчивый, хмурый, он раздражался при каждом стоне, бреде. Морщился от всякой просьбы и выполнял ее с явной неохотой.
Заметив это, старший охранник сказал ему как-то ночью вполголоса:
— Сколько смотрю на тебя, все удивляюсь. Откуда столько зла? Почему на своих работяг зверем все время смотришь? Порою, странно, но возникает чувство, будто не я, а ты охранник.
— Никогда бы не согласился работать на вашем месте. Слишком много начальства над головой. А зарплата — символическая. За нее не стоит переносить столько лишений и так рисковать, — уклонился от ответа Гуков.
— А кем работал?
— Юристом был. Относительно, конечно. Как таковой юридической практики было мало. Я больше природу любил. Каждую секунду выкраивал для общения с нею. Жалею, что не стал агрономом, садоводом, — уводил Гуков от темы.
— А за что сел? не унимался старший охраны.
— За то, что работал добросовестно. Выполнял все поручения, указания, — отвернулся Гуков и, понимая, что разговор поворачивает в опасное для него русло, сослался на головную боль, пошел спать.
На утро, держась за стены, шатаясь, словно на ватных ногах, встали Сыч и Аслан. К обеду Сенька к печке дополз самостоятельно.
Сыч, наломав хвойных лапок, заварил их в кипятке и, настояв, давал пить всем больным. Сам этот настой пил вместо воды и чая. И, чудо, грипп от него отступил быстрее, чем от других.
Аслан, видя это, тоже хвойным настоем увлекся, других выхаживал. И злился на Гукова, который хоть и держался на ногах твердо, уже не помогал выхаживать больных. Говоря, что у него к этому нет способностей.
Сыч своим настоем быстро ставил зэков на ноги. А тут и Аслан, смастерил из второй железной бочки печь. В комнатах стало тепло и люди быстро пошли на поправку.
Пятерых унесла эпидемия из бригады. Их похоронили Аслан и Сыч. Всех в одной могиле. Под одним крестом.
Мертвый — уже не зэк. И хотя по документам до освобождения оставались годы, болезнь и смерть оказались добрее, выпустив людей из-под ока охраны, разорвав меж ними и волей колючую «запретку».
Аслан, едва перестали дрожать ноги, стал беспокоиться о работе. Ведь эпидемия отняла у бригады две недели. Их надо было наверстать.
Когда мужики увереннее заходили по дому, перестало мельтешить у них в глазах, то взялись за работу.
Аслан, посчитавший, сколько ему осталось до освобождения, думал о возвращении домой — в Нальчик. Поначалу он, конечно, навестит бабку, погостит у нее с недельку и на работу, в город.
«Интересно, вспомнят ли меня соседи, друзья? Ведь эти годы ни с кем из них не переписывался. Они, наверное, считают меня мертвым. То-то удивятся, когда встретимся. Глазам не поверят. А может, и вовсе не узнают, сторониться начнут. Что ни говори, человек с судимостью, да еще из Магадана, с самой Колымы. Знают, что это место людей не красит. Хотя и живым отсюда мало кто вернулся в Нальчик», — думал Аслан и вспоминал соседей, ровесников, с кем вместе ходил в школу, делал набеги на сады, купался в мелком бурном Баксане.
Как-то она выглядит теперь, его улица? Мостовая… Ее, тихую и зеленую, застроенную частными домами, он часто видел во сне здесь, на Колыме. Маленькая. Зато самая дорогая. На ней он родился и вырос.
Милое детство… Аслану так хотелось скорее выскочить из детских штанов с лямками. Сесть на коня.
Словно счастье дается взрослым легко и просто. Стоит лишь пожелать и все само собой сбудется, исполнится.
Взрослеть Аслан начал быстро. Ведь жил он со старой теткой, которая чаще лежала в больнице. У нее болело все. И, глядя на женщину, Аслану хотелось скорее вырасти, но не становиться старым. Последнего он боялся панически.
«Что ж я стану делать, когда вернусь в свой дом? Он уже много лет стоит с заколоченными окнами. Видно, одряхлел. Состарился. Но ничего. Я построю новый дом. Сам. Своими руками. Теперь-то я сумею. А старый, из самана, пусть рядом останется. Памятно. Ломать не буду. Жаль. Его отец строил, — кольнула сердце память. — Наташку привезу. Хозяйкой будет. Ей, конечно, Нальчик понравиться должен. После Магадана ей в нашем тепле чего не прижиться? — мечтал Аслан. — Интересно, а как лучше предложение ей сделать? Здешние мужики подолгу встречаются, ухаживают за девушками. А уж потом, присмотревшись, предложение делают. А у меня на все это и времени нет. Но как я ей о том скажу? Вот он — я! Выходи за меня. А она возьмет, да и прогонит. Кто, мол, ты такой? Мало ли кого из зоны освобождают! Что ж, всякие ко мне должны приходить с предложениями? Как я пойду за тебя, не зная, кто ты есть? И права будет. Но как тогда ее уговорить? Как объяснить, что даже у птиц свой дом есть. А чужие места не радуют. Но это для меня. Наташка здесь родилась. И Колыма для нее такой же дом, как для меня Нальчик… Хотя женщина всегда должна идти за мужчиной. Но и это — если любит. А вдруг — нет? — засомневался Аслан. И вспомнил, что пригласила она его. — Вот и я. Только не на время, на всю жизнь с собой позову и заберу отсюда. Бабке она должна понравиться. Поначалу — в старом доме поживем. А потом перейдем в новый…»
— Бригадир! Эй, Аслан! Котельную запустили! — прерывался от радости голос зэка.
— Наконец-то! — вырвался вздох облегчения. — Проследите за батареями отопления. Если где потекут, скажите.
Но все обошлось благополучно.
Красили работяги стены кухонь и ванн. До глубокой ночи не выпускали из рук кисти. Вот и полы покрашены в комнатах первого дома.
Работяги, окинув сделанное беглым взглядом, пошли завершать малярку во втором доме. Там покуда можно и пожить. Нет удушающих запахов лака, красок.
Скоро сюда приедет комиссия принимать дома. Конечно, изъяны искать станут. Придираться начнут. Им не объяснишь того, что отделочные проводили в холоде. Сколько тут людей переболело. Не поймут, что в бригаде далеко не все имели строительные специальности. Да и сроки подгоняли…
Аслан задержался в прихожей одной из квартир.
Трехкомнатная. С окнами на трассу, на лес. Кто-то обживать ее будет. Расположится, займет свое место на кухне хозяйка. Начнет готовить завтраки, обеды. Зазвенит в комнатах детский смех…
И не поверит ребенок, взрослея, что его дом, квартиру, строили для него зэки. Он никогда не увидит и не узнает их. Так же, как и работяги не увидят жильцов дома. Хотя нет. Пятеро, возможно, узнают. Вон Сыч — уже облюбовал себе квартиру на втором этаже. В ней все окна на восток — на горы смотрят. Солнце встречать станут. Достанется ли она ему? Начальство говорит, что желающих обживать этот поселок больше, чем нужно. Сыч, как услышал такое, враз позеленел.
Но Аслан его вмиг успокоил, сказав по-свойски просто и доходчиво:
— Туфту лепит начальство. Не верь. Кто поедет в поселок, покуда нет магазина, детсадов и школы? А, главное, где люди эти работать станут? До Магадана ехать — полдня. Да оттуда столько же. А работать когда? Пошевели сам мозгами. Без денег не проживешь. Их даром не дадут. Так что до заселения еще не один месяц пройдет. Ты за это время и освободишься, и приживешься. И соседей долго ожидать придется.
Вечером Сыч не выдержал и, подсев к старшему охраннику, привел все доводы Аслана. Спросил:
— Я-то без работы не останусь. А вот насчет Магадана
— верно. Без него нельзя. И детям без школы… Так как это все в поселке обустроится?
— Магазин здесь намечено открыть на первом этаже жилого дома. В одном крыле — харчи, в другое — барахло всякое и для дома, для хозяйства товары. Иль не приметили, что там ни ванн, ни кухонь нет? И площадь поделена передвижными перегородками. А уже витрины, полки — пусть сами делают. Это нам в работу не заказано. Да и что я? Завтра мастер приедет, предварительно осмотрит объекты. Он все скажет.
— А чем здесь люди заниматься будут? Где начнут работать? — не унимались зэки.
— В поселке этом сплошная интеллигенция жить станет. Геологи, еще эти, что погоду узнают, охотоведы, которые за колымским пушняком следят. Короче, норковые фермы тут будут. Зверей в домашних условиях станут разводить. На пятьдесят тысяч норок в год. Вот что тут будет, — вытер вспотевший лоб охранник и добавил: — А если дело хорошо пойдет, на будущий год фермы те расширят вдвое. Так что без дела никто не останется.
