Пока бойцы накрывали на стол, а охотник спускался в подпол за продуктами, Тихий, Бульдог и профессор Мазуркевич рассматривали написанные отшельником иконы, которые висели на всех стенах дома. В основном сюжеты были не канонические, а выдуманные самим художником, однако среди выполненных им работ попадались и копии известных специалистам икон. Перед одной из таких копий, висевшей возле полки с книгами, профессор-мухинец стоял особенно долго. Тщательно разглядывал икону — дубликат некогда вывезенного из России и томящегося в настоящее время в католическом Ватикане чудотворного образа Казанской Божией Матери.
Наконец, сняв очки и излишне тщательно протерев запотевшие стекла носовым платком, профессор ошарашенно посмотрел сначала на хранившего молчание Тихого, затем на то и дело одобрительно мычавшего Бульдога и произнес одно-единственное слово:
— Фантастика! — и добавил дрогнувшим голосом: — Господа, поверьте, я повидал на своем веку сотни шедевров и тысячи их подделок, но еще никогда не видел столь поразительного сходства копии с оригиналом! Это невероятно!..
— Я рисовал это по репродукции из альбома, который привез мне Михаил Николаевич, — послышался спокойный хрипловатый голос Прохора Варежкина. — Вы с ним знакомы?
— Афанасьев?! — осторожно спросил профессор. — Из Русского музея?
— Да. Кажется, такая его фамилия... Афанасьев. Он не говорил, но я случайно видел его водительские права. Мы парились в бане, и он оставил их на столике в предбаннике...
Охотник поставил на стол бутыль со спиртом, розовым от клюквы, подошел к сосновому стеллажу, взял с полки один из толстых художественных альбомов, раскрыл его на нужной странице и протянул потрясенному профессору.
— Вот, с этой самой картинки... Вроде похоже. Только желтый цвет малость тускловат, краски подходящей тогда не нашлось. Я смешал, добиваясь нужного оттенка, но вышло не больно естественно. Да я, признаться, в тот раз особо и не старался!
Глядя на вытянувшееся, посеревшее лицо мухинца, оторопело переводившего взгляд с альбома на бородатого охотника, затем на висящую на стене икону и — обратно, Тихий мысленно ликовал. Авторитет уже понял, что он не зря приехал в этот медвежий угол. Однако на всякий случай уточнил:
— И сколько вам потребовалось времени, чтобы набросать эту подделку, Прохор Федорович?!
— Точно уже не помню, почитай, с тех пор два года прошло, — пожал плечами Варежкин и потрепал кудлатую, с серебряными ниточками седины бороду. — Дней пять, может, шесть. Я тогда прихворнул слегка, так что не особо напрягался.
— Да-а, — покосился на хозяина Бульдог. Не удержавшись, сказал: — А та, что вы хотите заказать, Олег Степанович, размером-то поменьше будет!..
— Дело не в размере, — нахмурившись, покачал головой охотник, то и дело поглядывавший на бутыль и аппетитные заморские деликатесы. — Иногда с маленькой доской больше возни, чем с большими картинами...
— А скажите мне, любезный Прохор Федорович... — подал голос профессор, когда Прохор, Тихий, Пал Палыч и он, усевшись за стол, выпили по первой из граненых стаканов хозяина. Боевики, в том числе и Дольф, выполняя данные ранее боссом инструкции, наотрез отказались от спиртного и целиком сосредоточились на еде, изредка все же косясь на реликтовую, сохранившуюся с незапамятных времен огромную бутыль из зеленоватого стекла...
Беседа между Мухой, как мысленно окрестил эксперта старик, и отшельником-самородком, при активной поддержке клюквенной настойки, пошла ходко. Говорили об искусстве, о жизни, обо всем... Тихий пил совсем мало, по чуть-чуть, и в диалоге почти не участвовал, предпочитая слушать. Жуя идеальными вставными зубами грубоватую и крупноволокнистую медвежатину, авторитет задумчиво разглядывал сидевшего на другой стороне стола пятидесятилетнего деревенского мужика, который прямо рукой брал с тарелки ломоть розовой лососины и даже не подозревал, сколько на самом деле стоят его острый глаз и золотые руки. В голове криминального патриарха одна за другой прокручивались гениальные комбинации сказочного обогащения. Тихий сразу понял, что этот словоохотливый, крепко выпивающий отшельник, охотящийся на медведей, способный в одиночку построить маленький дворец из дерева и походя, через стакан настоянного на ягодах спирта, в считаные дни запросто воспроизвести творение гения, на самом деле стоит в сотню, в тысячу раз дороже, чем это можно себе представить.
...Утром Тихий, которого Прохор, в отличие от боевиков и упившихся в хлам профессора и Бульдога поселил в отдельном закутке, проснулся рано. За стеной, где у хозяина располагалось нечто вроде совмещенного с художественной мастерской гаража, явно кто-то был. Оттуда время от времени слышался скрип половиц. Утолив жажду и умывшись из стоявшего тут же оцинкованного ведра с колодезной водой, Олег Степанович вышел в узкий коридорчик и потянул на себя соседнюю дверь.
Прохор сидел на табуретке перед стоявшим у окна самодельным мольбертом и сосредоточенно творил, смешно высунув кончик языка и двигая им туда-сюда. По правую руку его возвышалась подставка, на которой лежал раскрытый альбом с изображением Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы и были прикноплены питерские фотоснимки образа.
— Доброе утро, — сказал авторитет, остановившись у порога. — Уже за работой?
— Так, пробую, — пожал плечами Варежкин, даже не обернувшись к Тихому. — Мне кажется, я смогу решить вашу проблему...
— Какую именно? — нахмурился Тихий. Вроде бы вчера он не так много выпил, чтобы не помнить, что и когда говорил. — О какой проблеме ты говоришь, братец?
— О доске, — ответил охотник, опуская кисть и разглядывая свою работу. — Профессор говорил, что она дубовая, старинная, ей, как и самой иконе, больше трехсот лет. Так?
— Так, — подтвердил Тихий.
— И что вы хотели бы, чтобы доска, на которой будет написана копия, тоже выглядела очень старой. Так? — Варежкин отвел взгляд от мольберта и испытующе посмотрел на старика.
— Так, — эхом повторил авторитет, мысленно ругая Муху за излишнюю болтливость.
— Вот я и вспомнил, — пожевав губами, продолжал художник-самоучка, — что у меня здесь, неподалеку, лежит старый дуб. Триста — не триста, а лет сто пятьдесят ему наверняка есть. Давно лежит, уже год, но ствол еще крепкий, не сгнил, и короед вроде не сильно попортил... Вырезать нужную досочку не составит труда. Только это еще не все. Профессор говорил про закрепляющий состав, но я и без него знаю. У меня есть книжка, где подробно описывается варево, в котором ранешние мастера вымачивали доски перед тем, как писать на них лики святых. Все входящие в него компоненты у меня тоже есть, давно уже собрал. На всякий случай...
— Хорошо, Прохор, — удовлетворенно кивнул Белов. — Пусть так и будет. Делай все, как положено. Только... профессор тебе наверняка этого не сказал... Мне нужны две одинаковые копии. Одну для меня, вторую — для моего приятеля. Сколько тебе потребуется времени, чтобы сделать для меня пару икон?
— Вместе с подготовкой досок, — на секунду задумался Варежкин, — недели две, как минимум. Раньше никак не управлюсь.
— Ну, пусть будет две недели, — со вздохом согласился Тихий и посмотрел на отшельника с прищуром. — Почему не спрашиваешь о вознаграждении, а?
— А мы люди простые, — пожал плечами одинокий охотник. — Нам много не надо. На бензин до следующего сезона и на запчасти для «уазика» дадите, и на том спасибо... Ну, еще на новые батарейки для рации.
— Выбросишь ее к едреней фене! — воскликнул Олег Степанович. — Я тебе, Прохор, кроме патронов, водки и красок, еще телефон подарю. Спутниковый. Японский. Через космос со всем миром разговаривать можно, из любой точки на глобусе. Слыхал про такой аппарат?
— Слыхать-то слыхал, — ответил, ухмыльнувшись, Варежкин. — Да только ведь за бесплатно сейчас даже спички в продуктовой лавке не дают. Кто будет платить за разговоры? Да и электричества у меня нет. За батарейками для рации приходится в поселок ездить, заказывать. Через месяц из Архангельска привезут. На сезон хватает...
— Платить за все твои разговоры буду я, так что не волнуйся, — лениво, по-барски махнул рукой авторитет. — Для моей фирмы это — раз плюнуть. Семечки. А с батареями для телефона совсем просто. В комплекте их пять, все самозарядные, с питающим устройством. Воткнул все сразу в обойму, сунул штепсель в розетку, за три часа они полнехонькие. Зарядку держат отлично, до двух месяцев. Каждой хватает на час разговора. И заказывать ничего не надо.
— Надо же, — расплылся в улыбке охотник и лукаво посмотрел на очень непростого дедушку. — И сколько же такая хреновина стоит, если рублями?
— Миллион, — не задумываясь, сказал Тихий. И Олег Степанович был не так уже далек от истины. Авторитет знал, на что шел. Для пользы дела он должен был на будущее иметь прямую мгновенную связь с гениальным художником.
