Симпатичная женщина средних лет присела на другой конец его чемодана и принялась что-то быстро говорить по-французски, быстро жестикулируя. Взмахи ее ухоженных рук напоминали удары-каратэ. Кажется, она хотела что-то объяснить ему, но он, конечно же, ничего не понимал. Тогда она заплакала.
Фред не мог даже предложить ей носовой платок, его собственный платок после прошлой ночи стал совсем грязным.
— Моя жена пропала, — сказал он ей. — Моя жена…
— Вее-уау… — произнесла женщина сдавленным голосом.- Vote bе-уау.[9]
Она показала ему пригоршню крупных ассигнаций — дирхемов.
— Жаль, что я не могу понять, чего вы хотите, — сказал он. Она ушла с таким видом, словно он оскорбил ее, произнеся нечто непростительное.
Фред почувствовал, что кто-то осторожно тянет его за ботинок. Это робкое прикосновение наполнило его ужасом, он внезапно вспомнил, как проснулся в камере оттого, что какой-то старикашка пытался стащить с него ботинки. Старик пытался их украсть, но, видимо, ничего не знал про шнурки, и ботинки остались на ногах.
Но на этот раз рядом оказался всего лишь мальчишка-чистильщик. Он уже начал обрабатывать щеткой ботинки Фреда, которые действительно были довольно грязными и нуждались в чистке. Фред оттолкнул мальчишку.
Следовало бы съездить в гостиницу, посмотреть, не вернулась ли жена, но у него не было денег на такси, а в зале ожидания некому было доверить чемоданы.
Но он все равно не может улететь из Касабланки без жены. Просто не может, и все тут. А если он останется, то что ему делать, ежели полицейские не станут его слушать?
Примерно к десяти часам зал ожидания затих. За весь день ни один самолет не отправился, ни один не улетел. Люди, набившиеся в зале, ждали завтрашний самолет на Лондон. Каким образом такая уйма людей с такой уймой багажа собирается поместиться в один самолет, пусть даже очень-очень большой? У них что, у всех есть билеты?
Спали всюду, на жестких скамейках, на бетонном полу, застеленном газетами, на узких подоконниках. Фред оказался одним из самых удачливых — он устроился на трех своих чемоданах.
Проснувшись, он обнаружил, что паспорт и билеты, лежавшие в нагрудном кармане, украдены. Фред спал на спине, и бумажник, лежавший в заднем кармане брюк, уцелел. В бумажнике было девять дирхемов.
Светлым рождественским утром Фред пошел в кафе побаловать себя мороженым. Казалось, что никто в Касабланке не собирается отмечать этот праздник. Магазины в Старой Медине (где Фред нашел комнату за три дирхема в день) в большинстве своем работали словно в обычные будни, а в европейской части города было не понять, закрыты магазины по случаю праздника или же навсегда.
Проходя мимо «Бельуонте», Фред, как всегда, остановился и спросил свою жену. Управляющий очень вежливо ответил, что о миссис Ричмонд ничего не известно. Теперь у полиции было описание ее внешности.
Чтобы отдалить торжественный миг, когда он сядет перед вазочкой с мороженым, Фред зашел на почту и спросил, не пришел ли ответ на его телеграмму в американское посольство в Лондоне.
Ответа не было.
Когда он наконец получил свое мороженое, оно показалось ему вовсе не таким вкусным, как в воспоминаниях. И порция такая маленькая! Он просидел перед пустой вазочкой целый час. Глядел на моросящий за окнами дождь. В кафе, кроме него, никого не было.
Тяжелые металлические ставни закрывали окна туристического агентства на противоположной стороне улицы. Желтая краска чешуйками облупливалась со ставней.
Вошел официант и сел за столик Фреда.
— II pleut, Monsieur Richmon. Дождь. II pleut.[10]
— Да, дождь, — сказал Фред. — Дождь. Осадки. Радиоактивные осадки.
Официант не понял. Он очень плохо понимал по-английски.
— Рождество, — сказал он.- Joyeux Noel.[11] Счастливое Рождество.
Фред согласился и с этим.
Когда стылая морось перестала сыпаться с неба, Фред пошел на площадь Объединенных Наций и отыскал скамейку, оставшуюся почти сухой из-за того, что над ней нависала пальма. Несмотря на холод и сырость, он не хотел возвращаться в тесную клетушку гостиницы и проводить остаток дня, сидя на краю постели.
Здесь, на площади, он был не так одинок. Вокруг него было довольно много людей в тяжелых шерстяных фарджиях с надвинутыми на голову капюшонами. Люди стояли, сидели на скамейках, неспешно прогуливались по усыпанным щебенкой дорожкам. Зимняя морось была им не страшна, фарджия представляет собой идеальный дождевик. Свой плащ Фред продал три дня назад за двадцать дирхемов. Теперь он научился считать по-французски и получал за свои вещи куда более пристойные цены, чем раньше.
Самым трудным в его положении оказалось не думать. Он никак не мог этому научиться. А вот когда он как следует научится не думать, то уже не будет впадать в ярость или чего-то бояться.
На краю площади стояла высокая красивая башня, с которой можно было оглядеть всю Касабланку разом, во всех направлениях. В полдень с вершины башни подавали звуковой сигнал. Когда он прозвучал, Фред вынул из кармана бутерброд с сыром и съел его. Съел очень медленно, откусывая крошечные кусочки. Потом он достал шоколадку с миндалем. Его рот наполнила голодная слюна,
Мальчишка-чистильщик бегом пересек засыпанную щебенкой площадку и сел на мокрую землю у ног Фреда. Он попытался поднять ногу Фреда и поставить ее на свой ящик.
— Не надо, — произнес Фред. — Уходи.
— Месье, месье, — настаивал мальчик, а может быть, он говорил:
— Мерси, мерси.
Фред виновато посмотрел на свои ботинки. Они были очень грязные. Он не чистил их уже много дней.
Мальчик продолжал издавать бессмысленные звуки. Его глаза были прикованы к шоколадке в руке Фреда. Фред оттолкнул его ботинком. В следующую секунду мальчик выхватил из его руки шоколадку. Фред ударил его сбоку по голове. Шоколадка упала на землю возле мозолистых ног мальчишки. Мальчик лежал на боку и скулил.
— Мелкий воришка! — заорал Фред.
Фред разъярился. Он имел полное право разъяриться: это же откровенное, неприкрытое воровство среди бела дня! Фред вскочил со скамейки, его нога опустилась на ободранный ящик мальчика. Полетели щепки.
Мальчишка начал кричать какую-то арабскую тарабарщину. Он опустился на четвереньки, чтобы подобрать обломки своего ящика.
— Ты сам на это напросился. — сказал Фред. Он пнул мальчишку в бок. Чистильщик повалился на землю. Можно было подумать, что он не привык к подобному обращению.
— Дрянной попрошайка! Вор! — кричал Фред.
Он наклонился вперед, чтобы ухватить мальчишку за волосы, но тот был коротко острижен, видимо, чтобы не заводились вши. Фред ударил его, снова метя в лицо, но мальчик уже вскочил на ноги и отбежал в сторону.
Гнаться за ним не имело смысла, он бегал слишком, слишком быстро, чтобы его можно было поймать.
Лицо Фреда покрылось багровыми и фиолетовыми пятнами, седые волосы, давно нуждающиеся в стрижке, свесились на налитый кровью лоб. Он только теперь заметил, что пока он бил мальчишку, вокруг собралась группа арабов или… этих… мусульман, что ли? Они молча наблюдали за ним, выражения их темных морщинистых лиц были непонятны Фреду.
— Вы видели? — громко спросил он. — Вы видели, что хотел сделать этот воришка? Вы видели, как он пытался украсть мою шоколадку?
Один из мужчин, одетый в длинную фарджию с коричневыми полосками, что-то сказал Фреду. Его слова были нечеловеческой тарабарщиной. Другой мужчина, помладше, одетый в европейский костюм, ударил Фреда по лицу. Фред отшатнулся.
— Да вы послушайте!.. — Он не успел даже сказать им, что он гражданин Соединенных Штатов. Следующий удар заткнул ему рот, и он упал на землю.
Когда Фред упал, пожилые люди тоже стали бить его. Били ногами. Одни пинали его в ребра, другие по голове, на долю третьих достались ноги. Странным образом никто не целил ему в пах.
Мальчишка-чистилыцик наблюдал за избиением издали, а когда Фред потерял сознание, подошел и стащил с него ботинки. Молодой человек, ударивший первым, снял с Фреда пиджак и ремень. По счастью, бумажник Фред оставил в гостинице.
Очнувшись, он обнаружил, что снова сидит на скамейке. Рядом стоял полицейский и что-то говорил ему по-арабски. Фред отрицательно покачал головой. Страшно болела спина, должно быть, он ушиб ее, когда упал на землю. Полицейский обратился к нему по-французски.
Только сейчас Фред заметил, что дрожит от холода.
Удары ногами почти не причинили ему вреда. У всех, кто его бил, за исключением парня в европейском костюме, вместо ботинок на ногах было что-то вроде тапочек. В лице ощущалась несильная тупая боль, но кровь залила спереди всю рубашку. Во рту тоже чувствовался вкус крови. Но главное — ему было холодно, очень холодно.
Полицейский ушел, качая головой.
И как раз в это время Фред вспомнил фамилию англичанина, ужинавшего у них во Флориде, Фамилия этого человека писалась «Cholmonetoicow», а произносилась: «Что-мне-толку». Лондонский адрес Фред вспомнить так и не смог.
