– Товарищ майор, отпустите, ради бога! – взмолился Ткач. – Метнусь на машине туда-обратно. Вы должны понять, у вас же тоже есть родные.
– Нет у меня никого, старлей. – Караба вздохнул. – Родители умерли давно, жена бросила к чертовой матери, сын в Австралии побирается. Ладно, я затем тебя и вызвал. Дуй в Рудное, заодно посмотришь, что там к чему. Не спеши, вечером вернешься. У тебя законный выходной, заслужил.
Ткач толком даже честь не отдал, выскочил вон, поднял своих, поставил в известность, где искать в случае чего, и вывел из гаража один из двух «УАЗов», приписанных к разведвзводу. Было три, но один ночью потеряли.
Он мчался, закусив губу, объезжал колдобины, а многие не замечал, взлетал на них как на бракованном батуте. Дома Краснодола прятались за заборами и развесистыми деревьями. День еще не начался. Людей на улице почти не было. Машины тоже попадались редко, в основном патрульные и милицейские.
На перекрестках дежурили ополченцы, проверяли документы у немногочисленных прохожих. Илья машинально отмечал, что это уже не та разношерстная карнавальная братия, которая служила тут год назад. Настоящие подготовленные бойцы, способные выполнять любые задачи. Они однообразно обмундированы, нормально вооружены, эдакие рейнджеры из городов шахтеров и металлургов.
Его машину дважды останавливали. Он изнывал от нетерпения, дожидаясь, пока признают и пропустят.
На выезде из городка располагался блокпост, бетонная крепость в миниатюре. Сюда сходились все дороги, ведущие с запада. Колючая проволока, мины, электрическая сигнализация, двойные створы, как на шлюзе. Пропуск не требовался. Его знали в лицо.
За развилкой Ткач свернул направо и покатил по полю. Дорога петляла как-то нелогично, будто ее когда-то протаптывали не совсем по трезвому делу.
Местность Илья знал как свои пять пальцев. В детстве и юности они всей семьей по выходным ездили в Краснодол за покупками. Оттуда Ткач уходил в армию, потом недолго, прежде чем податься в Харьков, в военное училище, снимал там квартиру. По дороге, вьющейся меж звонких березняков, он мог бы ехать с закрытыми глазами.
Встречных и попутных машин в это утро не было. Исхода населения из Рудного после обстрела не наблюдалось. Наверное, все разъехались еще ночью. Возможно, не так страшен черт, как обрисовал его Карабас.
Сколько раз говорено отцу с матерью: собирайте манатки и валите с исторической родины! Неспокойно здесь. Закончится война – вернетесь. Илья имел массу полезных знакомств, мог бы переправить их в Россию или поселить у троюродного брата в Чащино. Это глубокий тыл на востоке, куда война ни разу не заходила.
Владимир Иванович каждый раз отмахивался. Мол, бросай, сынок, этот свой партийно-комсомольский командный стиль, он все равно не работает. Никуда не уедем, пусть даже завтра бомбы начнут рваться на улице. Вросли в этот дом всеми корнями – намертво, всю жизнь здесь прожили и тебя, оболтуса, вырастили.
Еще Елизавета – младшая сестра, куда ее? Живет вместе с родителями на своей половине дома, работает медсестрой в тамошнем фельдшерском пункте. Когда-то была замужем, но недолго. Не понравилось. С треском развелась, вернулась к отцу-матери. Теперь из Рудного практически не выезжает. По слухам, нашла там себе кого-то, теперь ему мозги окучивает.
И что? Вот и рвутся бомбы на улицах Рудного! Не предупреждали? Илья злобно плюнул в открытое окно и прибавил скорость. Реальный факт из жизни! Село Рудное ни разу до сегодняшнего дня не подвергалось обстрелам и нашествиям каких-либо войск. Заповедник! Но ведь все когда-то случается впервые.
До села оставалось восемь верст. Ткач опять пересекал поле, когда из небольшого осинового леска по машине ударили автоматные очереди. Пули вздыбили проезжую часть метрах в десяти перед капотом. От неожиданности он ударил по тормозам и чуть не протаранил головой стекло. Пристегиваться не учили? В голове было сумбурно. Илья не сразу переключился на суровую реальность. Его сильно тряхнуло.
«Ливер слипся», – пошутил бы Беженцев.
Ударила вторая очередь. Пули застучали по корпусу машины, хорошо хоть, что в открытое окно не влетали.
Ткач пришел в себя, убрал ногу с тормоза, чтобы не доводить дело до полной остановки. В этом случае его точно расстреляют. Хотя соблазн был велик – выметнуться вон, залечь за обочиной и перестрелять эту публику к чертовой матери! Ведь ясно, на кого охотятся стрелки. На дверцах машины красуется символика ДНР. Мозги Ильи включились, автомат так и остался лежать на соседнем сиденье. Из леса ударила третья очередь, слава богу, «в молоко»!
Хрустнула коробка передач. Ткач выжал третью скорость и принялся маневрировать на проезжей части.
Стреляли точно из осинника слева, больше неоткуда. Били исключительно в левый борт. Лежали бы в траве неподалеку, палили бы точнее. До опушки порядка ста метров, разброс пуль велик. Позиция, безусловно, выгодная. Осинник труднопроходим, а с другой стороны луг, разрисованный оврагами. Многие из них выходят прямо к лесу. Ныряй в любой – и поминай как звали, никакая собака не найдет.
«УАЗ» еще не вышел из зоны обстрела, его носило по проезжей части. Колеса зависали над канавами. Гремели автоматные очереди. Стреляли из двух стволов.
Ткач пригнулся к рулю, перестал реагировать на раздражающие факторы. В лесу засели явно не мастера, он имел все шансы уйти. Пыль катилась столбом. Илья спешил за поворот. Не дай бог попадут в бензобак или колесо! Теперь уже стреляли фактически вдогонку. Разбилось узкое оконце в брезенте за спиной, завыл металл кузова, терзаемый свинцом. Мать их за ногу!
Ткач ушел за поворот и едва справился с управлением на крутом вираже. Дальше стало легче. Для стрелков его машина превратилась в еле осязаемую точку, окутанную пылевым облаком.
Он свернул за осинник, сбросил скорость и несколько минут ехал в ровном темпе, прислушиваясь к работе двигателя. Вроде все в норме, мотор и прочее важное хозяйство не пострадало. До Рудного оставалось шесть верст.
Илья остановил машину посреди поля, прихватил автомат и отправился определять ущерб. Почему говорят «злости не хватает»? Фраза в корне неверна. Ее-то как раз с избытком. Заднее стекло разбито, левые дверцы украшены вмятинами от пуль. Он насчитал восемь штук, как будто это было необходимо для страховой компании. Задний бампер покорежен.
Несчастливая какая-то полоса. Сегодня машина изувечена. Вчера и вовсе отдали врагу точно такую же.
Ему пришлось нагонять потерянное время. Он мчался, игнорируя ухабы, и через пятнадцать минут уже въезжал в родное село. Во что оно превратилось! Ведь был когда-то райский уголок. Сердце Ильи бешено стучало.
Въезд в село был изрыт воронками. Но здесь уже поработал трактор, сгреб пласты грунта, утрамбовал, и проезд, в принципе, был. За разбомбленной частью дороги в водостоке валялись два покореженных автомобильных скелета. Их спихнул туда трактор, чтобы не мешали движению. Кое-где Ткач видел засохшую кровь. Пожары отпылали, но запах не развеялся, несло гарью. По селу сновали машины: «Скорая помощь», военные, спасатели. Видимо, все из Мазино.
У околицы Илью остановили хмурые ополченцы, проверили документы, спросили про цель визита.
– Какой, говоришь, адрес? – осведомился один из них. – Конармейская, дом четырнадцать? Расслабься, дружище. – Он ободряюще улыбнулся. – Если речь идет о хате за синим забором, то с ней все в порядке. Жильцы живы, участок не пострадал. А вот соседям не повезло. Там все всмятку, спасатели до сих пор работают, завалы разбирают.
Илья откинулся на спинку сиденья, не в силах унять дрожь. Слава богу. Не во всех еще людях разочаровался Господь. Но Ткач все равно должен был спешить. Мало ли тут домов за синим забором!
Село предстало перед его глазами в самом удручающем свете. Украинская артиллерия потрудилась основательно. Деревья вырваны с корнями, столбы электропередачи повалены. Трансформаторная будка разлетелась на куски. Кругом валялись фрагменты заборов. Мертвые животные плавали в лужах крови. К запаху дыма примешивалось что-то сладковатое, вызывающее рвотный спазм.
Ткач увидел несколько разрушенных строений. На руинах и пепелищах возились люди, вытаскивали из обломков все, что уцелело. На центральной улице полностью снесло фронтальную стену добротного коттеджа. Внутри перемешались обломки приличной мебели, гипсокартона, кирпичной кладки. Во дворе лежали два трупа, укрытые простынями. Молодой парень с перекошенным лицом пытался на тележке вывезти уцелевшее добро в летнюю кухню, стоявшую на краю огорода.
По улице, пошатываясь, бродила обезумевшая женщина, засыпанная цементной крошкой. Она что-то бормотала, всплескивала руками. К ней никто не подходил, не пытался увести. Бедняжка вдруг резко сменила направление и бросилась под колеса «УАЗа». Илья перепугался, надавил на тормоз. Женщина распласталась на капоте, что-то бубнила, смеялась, царапала ногтями краску. Ткач чувствовал себя последним подонком. Он осторожно сдал назад, объехал ее на крутом вираже.
