– Вот и молодец, – похвалили его. – Вперед.
Отец Василий вышел в коридор, направился к выходу, дождался, когда перед ним откроют входную дверь, и безропотно спустился по ступенькам крыльца. И только здесь оглянулся. Ольга стояла у окна с Мишанькой на руках и старалась не плакать. Он кивнул ей на прощанье и пошел меж взявших его с двух сторон в клещи бандитов к той самой сверкающей импортным лаком машине.
* * *
Ему сразу же, прямо у машины, завязали глаза, и это как бы оставляло надежду, что везут не убивать. Но отец Василий в такие приколы не слишком верил: сколько раз на его памяти подобные трюки использовались лишь для того, чтобы жертва не поднимала ненужного шума и не ерепенилась. Его сунули на пол у задних сидений машины, и священник, хоть и не сразу, но все-таки провалился в узкое пространство меж спинками кресел первого ряда и сиденьями второго. Теперь он был зажат так плотно, что и не повернуться.
– Погнали! – распорядился старший бандит, зашелестели снимаемые с лиц маски, и машина поехала.
Отец Василий весь превратился во внимание. Пусть и лишенный возможности видеть, он не хотел упускать ни единой, даже самой мелкой и незначительной детали. Потому что каждая из них в дальнейшем могла означать жизнь или смерть.
Он сразу принялся считать, запоминая, на какой именно секунде машина поворачивает. И это было совсем нетрудно, поскольку, когда машина заворачивала вправо, его вжимало в сиденье лбом, а когда поворот был левым, его крупное, массивное тело тащило в противоположную сторону, и в спину больно вонзался какой-то кронштейн из-под кресла.
Он совершенно точно знал, что на трассе они повернули в сторону Софиевки. Он достаточно уверенно предполагал, что на грунтовку, причем вправо, они свернули километрах в пятнадцати от его дома. А по тому, как остро пахнуло в окна запахом кукурузной ботвы, а затем и болотной гнили за пять-семь секунд до поворота, можно было предположить, что грунтовка эта шла в районе мостка через мелкий ручей. Он помнил это место. Где-то здесь неподалеку располагалось пятое отделение Софиевского совхоза.
Машина прошла по пыльной грунтовке еще около двухсот сорока секунд и встала, и священник почти уверился – да, это именно пятое отделение. Но почему-то никаких звуков он не слышал, словно здесь и не было людей вовсе.
Хлопнула дверца, затем вторая, потом открыли дверцу у его головы, священника схватили за ворот, не без усилий выдернули наружу и швырнули в мягкую и горячую дорожную пыль.
– Вставай, боров, – неласково предложили ему.
Отец Василий поднялся на ноги и, подчиняясь толчкам в спину, побрел вперед. Внезапно солнце перестало греть спину, и в лицо повеяло влажной сыростью и запахом перепревшего навоза.
– Хорош.
С него сняли повязку, и отец Василий обнаружил себя внутри фермы, причем давно уже брошенной фермы. «Точно, пятое отделение от Софиевки! – решил он. – Они как раз пару лет назад начали свои отделения закрывать...»
– Привезли? – раздался из-за дощатой перегородки глухой голос.
– Ага.
– Тащи сюда.
Отца Василия пихнули в спину и повели вперед. Священник быстро стрелял глазами по сторонам, но пока ничего обнадеживающего не видел. Похоже, на этой ферме и впрямь года два конь не валялся, а значит, кричи не кричи, толку не будет. Никто не услышит, спасать не прибежит, и даже ментам не позвонит.
Его завели за перегородку, он поднял глаза вверх и охнул. Прямо перед ним на стене висел голый по пояс, окровавленный Бача. Руки господина Бачурина были сцеплены наручниками, а цепочка от наручников накинута на вбитый в стену костыль. И висел Бача на этих наручниках, едва доставая до утоптанного земляного пола пальцами ног.
– Давай и этого сюда, – скомандовали из полутемного угла.
Священник вгляделся. У стены сидело и стояло человек шесть разновозрастных парней. Самому младшему лет пятнадцать, самому старшему явно за двадцать пять. Все крепкие, спортивные, по-военному подтянутые и напряженные.
Его провели вперед, бросили животом на землю и, подстраховывая заточкой возле уха, сняли наручники. Отец Василий несказанно удивился.
– Руки вперед! – скомандовали ему, грубо «помогли» свести руки над головой и снова щелкнули браслетами. Теперь он опять был повязан, но на этот раз мог держать руки перед собой.
– Готово. Можно подвешивать, – прокомментировали сбоку, и священник мысленно охнул, понимая, что это временное послабление никаким послаблением на самом деле не было. И будет он теперь висеть на собственных кистях, как Бача, пока на фиг не оторвутся.
Его подтащили к стене, приподняли и ловко подвесили. Отец Василий попытался найти почву под ногами и не смог. Его пробил пот. Простое знание механики подсказывало: удержать полтора центнера на запястьях, по три четверти центнера на каждое... нет, не выдержат руки. Это само по себе уже было пыткой.
– Малыш, доску ему подложи, – распорядился кто-то, кого священник не видел, и через пару секунд отец Василий ощутил, что теперь хоть есть на что опираться. Пусть лишь пальцами ног, как и Бача.
– Сразу взяли? Без проблем? – озабоченно поинтересовались из темноты.
– Как овечку. Даже не пикнул.
– Молодцы.
– А что Бача?
– Бача? – усмехнулись в ответ. – А Бача, считай, труп. Щас Чичер приедет, он ему покажет, где раки зимуют...
– Я не про то. Что-нибудь путное сказал?
– А что он скажет? Ну, сказал, что на острове на дно лег. Там и проваландался все это время.
Отец Василий старательно разглядывал окружающее. Глаза помаленьку привыкали, и он уже видел сколоченный из необработанных досок стол, большую пепельницу в центре, лавку... все просто и даже обыденно. И если бы не подвешенный за руки, истекающий кровью Бача, то можно было подумать, что это беседуют молодые совхозные механизаторы.
«А ведь Бача меня предупреждал! – вспомнил священник. – Говорил, что не дотащить мне его до чекистов, что кончат его... А я не поверил!» Теперь отец Василий остро сожалел, что не смог преодолеть собственного предубеждения и отнестись к словам Бачи с большим доверием.
Глаза священника постепенно совсем привыкли к полутьме, и он уже мог разглядеть все, что его окружало, даже самые мелкие детали. Самый молодой нацепил на глаза сорванную с попа повязку и легко, на время собирал и разбирал пистолет Макарова. Остальные просто сидели молча, изредка подавая реплики тренирующемуся товарищу. Все они явно кого-то ждали. И лишь когда послышался шум двигателя, старший вскочил и стремительно скрылся за перегородкой. Отец Василий непроизвольно напрягся, но старший вернулся один.
– Что, Чичер приехал? – спросил его тот, что сидел на корточках у стены.
Старший отрицательно мотнул головой.
– Здорово, братухи! – вошел новенький. – Короче, Чичер груз получает, велел ждать.
Никто не возражал.
– А это кто у нас? – присмотрелся привыкающими к полутьме глазами новенький. – Ба! Да это Бача! Собственной персоной! Вот радости, блин, полные штаны!
– Прикинь, Малява, перед самыми дверями ФСБ у попа его отняли, – сказали новенькому от стола. – Вот был бы номер, если б он туда попал...
Малява ничего не ответил, а только хмыкнул, прошел мимо священника, и от него остро пахнуло комбикормом. Затем подошел к Бачурину и от души двинул его под ребра.
– Что, сука, допрыгался?!
Бача ойкнул, но промолчал.
– Тебе, козел, зачем бабки давали?! – не унимался Малява и снова двинул Бачурина в живот. – Чтоб куролесил?!
Бача подавленно молчал.
– Твое дело было кадровый отбор произвести! – напомнил предпринимателю Малява. – А не понты колотить! А ты что натворил?! Тебе сказали: стукачка не трогать! Сказали, я спрашиваю?!
– Сказали... – выдохнул Бача.
– Тебе сказали, что Чичер самолично и с ним разберется, и с чекистами разведет?! Ась?! Не слышу!
– Сказали...
– А какого хрена ты этот цирк устроил?! Козлина!
Бачу еще раз, уже напоследок, двинули под ребра, он совершенно задохнулся и начал судорожно ловить ртом воздух. Малява покачал головой, отошел и присел на лавку рядом с собирающим пистолет парнишкой.
– Молодец, Малыш! – сдержанно, но от души похвалил он. – Если такой же в деле будешь, большие дела сделаешь!
– Ага, – кивнул Малыш. – Поскорее бы...
– Ничего, скоро начнем... – ласково потрепал Малыша по загривку Малява. – Эти козлы нам за все ответят! Опустили, бля, страну дальше некуда, и думают, на Руси мужиков настоящих не осталось. А вот хрен вам!
Священник насторожился. Нотки были знакомые, бугровские...
– Ничего-о... – протянул Малява. – Мы им напомним, как нас вся Европа боялась!
– Правда, что ли? – задумчиво спросил Малыш и вставил в «макаров» обойму.
– А ты думал?! – хохотнул Малява. – Мы их всех по очереди отымели: и Германию, и Францию, и Британию, и даже Испанию – везде русские гарнизоны стояли! Тыщу лет стояли! Забыли, суки, как мы ихних баб трахали! Надо напомнить!
