Выстрел отбросил арийца, не дав завершить удар. Балдорис вторично пальнул в меченосца из револьвера. Глинник, примкнувший к винтовке штык, насадил на него целящегося в друга немца. Тот выронил опустевший «калашников», на курок которого продолжал в запарке давить, и с громким криком повалился на Глинника. Трофейщик не удержал ганс-винт, на который немец навалился всей массой. Ноги «светлого брата» оторвались от земли, он описал в воздухе дугу, повиснув на стволе упёршейся в землю винтовки, пролетел над окопом и рухнул на другой его край.
Подрезанный в живот немец оседал на меня. Ещё один «светлый брат» сунулся ко мне с автоматом, держа его за ствол, как дубину. Я отшатнулся. Дёрнул за плечи раненого «братка» и вильнул за него. Приклад, чиркнув по плечу, врезался в стенку окопа. Боря, закатив глаза, валился на бок, толку от него было мало. Я развернул к себе раненого ганса и толкнул на машущего волыной противника. Отыгранной пары секунд хватило, чтобы подобрать со дна траншеи меч и встретить нападающего во всеоружии.
«Светлый брат» атаковал с первобытной неукротимостью дикаря. Бил, впрочем, расчётливо – по ключице, чтобы вывести из строя, а ни в коем случае не убить. «Братан» с охотником в брюшине валился ему под ноги, лишая свободы манёвра. Я отступил. Приклад пронёсся перед грудью. Удар мог запросто размолотить кость, но такой возможности я арийцу не дал; ухитрился цапнуть левой рукой за ремень автомата и рванул к себе. Немец, потеряв равновесие, пошатнулся. Я пнул его изо всей силы в пах. «Светлый брат» повалился на спину. Я прыгнул сверху, обрушившись тазом ему на грудь, перехватил меч, обратив остриём вниз, и обеими руками воткнул клинок, целиком погрузив в тело немца, для надёжности навалившись на рукоять. Враг подо мной задёргался и я почувствовал, что он не может сдвинуться с места – клинок пронзил его насквозь, приколов к земле как жука булавкой. Рядом громко сипел и корчился в агональной судороге смертельно раненый в живот «светлый брат».
Мы отразили атаку немцев, фактически, обойдясь без потерь. Только Борю пришлось приводить в себя – плюха по каске немного встряхнула ему мозги. Компаньона тошнило, но идти он мог.
Мы поспешно оставили позиции, забрав оружие противника. Своё, трофейное, бросили, кроме Глинника, у которого для ганс-винта имелись боеприпасы Мы подобрали шесть АКМов, остальные «светлые братья» унесли вместе с убитыми и ранеными при отступлении. Бросить хорошие, не тронутые ржавчиной волыны, не позволяла трофейщицая натура.
Мы взяли автоматы больше из жадности, потому что оружием эти «калаши» оказались чисто номинальным. Патроны были холостые – нас атаковали загонщики. С этими грохочущими дубинками немцы кидались напролом, под действием стимуляторов сигая в окоп, чтобы разделаться с нами в рукопашную и захватить в плен. Однако, не на тех напали – загнанные в угол, мы сами могли разнести кого угодно, что весьма характерно продемонстрировали Пухлый с Крейзи над шестым немцем. Меченосец стал махать тесаком, но оказался несостоятельным перед Вовой. Чачелов отобрал у Димона винтовку Токарева и так оторвал «сына Солнца», что он вмиг позабыл уроки фехтования. Победу довершил Сашка, ухайдакав ганса прикладом тяжеленного папаши. Жутко было представить, как он дробит череп бренчащим всеми деталями, подобно будильнику, «шпагиным». В бою у Крейзи абсолютно съехала крыша, еле оттащили его от изуродованного трупа немца…
Шальная ярость быстро угасла. Мы уходили с позиций не оглядываясь на дело рук своих. За спиной тяжело болтались окровавленные рюкзаки. Шли долго, через силу гонимые инстинктом самосохранения. Потом, не сговариваясь, остановились. Здесь было безопасно и появилась возможность пополнить запас калорий. Вдобавок, Борю шатало, он всё порывался блевануть. Требовался отдых, иначе мы вообще никуда не дойдём.
Развели костёр. Несмотря на сильные психические нагрузки, деморализованным себя никто не чувствовал. Скорее, драка плечом к плечу сплотила нас и, как мне казалось, сформировала стержень боевой воли. По крайней мере, отсутствием аппетита никто не страдал. Я раздал запитать всухомятку остатки колбасы и отослал Балдориса за водой. Ручей остался шагах в ста за спиною. Болт скрылся в лесу, долговязый и нелепый. Казанок болтался в его мосластой пакше, просторное пончо из одеяла ходило ходуном на плечах, словно жило само по себе.
Мы с Пухлым присели на поваленное дерево. Вован достал хлорницу, наполненную снадобьем для снятия стресса. Таких заветных пенальчиков у него было несколько.
– Что за уроды с нами воюют?
В ожидании ответа Пухлый глубоко затянулся. Затрещала в папиросе анаша.
Спрашивал так, будто был уверен, что я должен знать. В который раз у меня закралось сомнение, что Пухлый о чём-то догадывается.
– Какие-то отморозки, – ответил я как можно более безразличным тоном.
– Да ещё с мечами, – добавил Чачелов, словно наводя на конкретный ответ.
– Возможно, боевики тренируются, – неопределённо предположил я, – нечто типа баркашовцев или гитлерюгенда.
– Для гитлерюгенда они староваты, – заметил Пухлый.
– Значит, какое-нибудь военно-историческое общество проводит манёвры. Мало их, что ли?
– Вот мы встряли, – сдвинул набекрень Пухлый свою ВВшную бескозырку. – Точно политическая организация: все по единой форме одеты, с рациями и автоматами. Да ещё мечи эти… Похожи на парадный эсэсовский кинжал, только большие.
– Я тоже заметил, – кивнул я. – Чёрт их разберёт, этих фашистов.
– Точно – гансы, – Пухлый по мере укорачивания косяка делался всё задумчивее.
– Может какие-нибудь отряды навроде скинов? – ляпнул я.
– Немцы… – рёк Вова, его торкнуло. – А ещё у них есть тайное оружие – древолаз засадный. Это самая засадная штука, с которой я встречался.
Пухлый снова был прав. Опасаться следовало того, кого не видишь. Неизвестный специалист, со сноровкой бывалого охотника затаскивающий на деревья матёрых мужей, заставлял себя уважать. Кроме того, он владел снайперской стрельбой и минно-взрывным делом. Вероятно, неплохо знал Синяву: только у завсегдатая могли быть личные счёты с лесником.
В целом, такой проводник стоил всех «светлых братьев» вместе взятых. Перспектива встречи с ним не радовала. С нас достаточно было смерти Акимова.
– Поедим и двинем отсюда, – сказал я. – За один переход выйдем из леса и дадим дёру.
– Будем срать и драпать, – подтвердил Пухлый, оглядывая трофейную команду. – Кстати, где Болт?
– Он за водой ушёл, – без воодушевления откликнулся я.
– Его долго нет.
Замечание было весьма к месту, Балдорис мог отмочить любую корку. Например, поскользнуться и вывихнуть ногу, а теперь ползти обратно с казанком полным воды в зубах. Достаточно было обузы в виде Бори с сотрясением мозга, и лишняя совсем ни к чему.
– Пошли его поищем, – предложил Вован, цепляя автомат.
– Вы куда? – окликнул нас Крейзи.
– Балдориса встречать, – дипломатично ответил я, чтобы без толку не тревожить друзей. – Поможем воду нести, а то он столько набрал, что не дотащить в одно рыло.
Дурачок Крейзи поверил и успокоился.
У ручья мы никого не нашли. Вова походил по берегу, вглядываясь под ноги. Мягкая земля превосходно хранила следы. Отпечатки балдорисовских подмёток здесь исчезали.
– О-о, какая попсня, – протянул Пухлый, – чую, это кикс!
– Что ты хочешь сказать, – спросил я, заметив, что Вован находится в непонятках, – уж не улетел ли он по воздуху?
– Ушёл по ручью, – Пухлый склонился, изучая илистое дно. – Вон туда.
От Балдориса я мог ожидать что угодно. Но зачем ему это понадобилось?
– Почему ты так решил? – для начала осведомился я, никаких признаков, указывающих направление маршрута латышского стрелка, не заметив.
Пухлый уверенно двинулся к кустам, росшим чуть поодаль, и достал оттуда казанок. Его великолепное знание леса было неоспоримо.
– Что же сподвигло его убежать? – обратился я к многоопытному другу. – Решил, что в одиночку драпать быстрее?
– Он не сам ушёл, его унесли, – сообщил Чачелов.
– Пойдём за ним, – сказал я, снимая «калашников». – Тот, кто его нёс, двигается медленно. Мы сможем его догнать.
– Только ступай потише и не болтай.
Так мы и сделали.
Шагов через двадцать Пухлый снова напал на след: носильщик балдорисов, устав идти по воде, выбрался на берег. След был знакомый – бесформенный отпечаток чулка от ОЗК. Затем мы нашли обронённую шапку-гансовку. Пленного тащили вглубь леса.
Я опустил флажок предохранителя АКМ. Пожалел, что не достал из рюкзака «стечкин». Из автомата с холостыми патронами я мог разве что кишки выпустить в упор. Больше он ни на что не годился.
Волына не понадобилась. Мы нашли Балдориса лежащим на земле. Он был заколот ножом в сердце. Удар был поставлен очень точно, перед смертью латышский стрелок не мучался.
Разряженный трофейный револьвер валялся рядом. Патроны из барабана отсутствовали.
