— Спасибо, — сказал Френчи.
— Конечно. Тут наши страны — партнеры.
Во время этой беседы Эрл стоял как столб. Его бесстрастное лицо не выражало ни ужаса, ни отвращения, ни осуждения. В свое время он видел столько трупов, что реагировать на них не имело смысла, следовало только помнить.
Они с Френчи вошли внутрь.
Там творил чудеса Ojoc Bellos, он же Рамон Латавистада. Его форма была пропитана кровью, как фартук мясника. Крики были жуткими, боль ужасной, и стоявший перед ним скованный человек дрожал, корчился и молил о пощаде. Капитан, напротив, был холоден и спокоен. Он работал неторопливо и точно, как опытный хирург. Резал, шепотом задавал вопрос, серьезно выслушивал ответ, советовался с подчиненными, проверял и перепроверял сведения, делал заметки, а потом возвращался к работе. Причинял мучения с видом сельского врача, сообщающего плохую новость давнему пациенту. Делал вид, что испытывает такую же боль, как и они сами, умолял не молчать, а потом резал их, резал снова и снова.
— Вы — те самые американцы, о приходе которых нас предупредили? — спросил молодой лейтенант тайной полиции.
— Да. Что вы выяснили?
— Это Кастро, как мы и предполагали. Он все провернул очень быстро. Месяц назад большинство этих людей только грезило о революции. Но когда раздался звонок, они тут же покинули нормальную жизнь и бросились помогать этому человеку. Поразительно... Видимо, у него действительно есть дар. Конечно, они надеялись, что сейчас будут пить шампанское в президентском дворце, а не звенеть цепями, в которые их заковал Ojoc Bellos. Впрочем, мы возьмем его.
— Как ему удалось уйти? — спросил Френчи.
— Он сражался до конца. Большинство к тому времени уже ушло. Многие помнят, как он вел огонь. Скажу прямо, в смелости ему не откажешь. Вот почему он так опасен. В нем течет кровь конкистадоров. Поэтому его нужно поймать и расстрелять.
— Значит, никто не видел, как он сбежал?
— У Ojoc Bellos есть одна гипотеза. Кто-то из раненых, которые не могли бежать, должен был видеть все до конца. Поэтому мы сравниваем показания и пытаемся вычислить пленника, который после ранения остался на поле боя. Увы, большинство этих людей не вынесло гнева солдат.
— Их пристрелили на месте?
— Признаюсь, это было ошибкой. Но если такой человек существует, Ojoc Bellos найдет его. От Ojoc Bellos ничто не утаится. Рано или поздно он узнает все.
— Мы подождем. Я хочу сообщить в Вашингтон самые свежие новости. Можете себе представить, как там расстроены.
— Да, конечно.
— Я выйду покурить, — сказал Эрл.
— Нет, вы...
Суэггер смерил Френчи ледяным взглядом, и тот стушевался.
— Гмм... Я останусь здесь. Может быть, мне удастся... Но Эрл уже вышел.
Он сделал глубокий вдох, не обращая внимания на запах бензина, пороха и крови, отошел от застенка, нашел дерево и присел на корточки, глядя на плац, за которым открывался вид на высокие горы Сьерра-Маэстры. Отсюда они казались удивительно чистыми. Эрл быстро открыл пачку «Кэмела», зажег сигарету и глубоко затянулся, словно дым мог очистить все вокруг, как наждачная бумага. Но чистоты не было нигде: ни на земле, ни в бледном утреннем небе, где парили хищные птицы — то ли коршуны, то ли грифы-стервятники.
Однако ему не было суждено обрести покой; оказалось что стервятники реют не только над его головой. Один из них умел передвигаться на двух ногах. Из палатки быстро вышел смуглый коротышка с квадратным торсом.
— Эй! — крикнул он, и Эрл обернулся.
Личность казалась смутно знакомой, но откуда? Лишь увидев злобную физиономию, Суэггер вспомнил человека, который рассердил его несколько недель назад на приеме в посольстве.
— Что, обосрался? — спросил смуглый коротышка. — Ушел от капитана Латавистады, словно считаешь себя выше его? А кто ты такой? Принц, девчонка или дерьмовый Мистер Чистоплюй?
Эрл быстро поднялся. Маленькое кровопускание под баньяном, свернутый нос и выбитые зубы доставили бы Суэггеру удовольствие, но он ограничился тем, что смерил противника тяжелым взглядом. А тот продолжал:
— Да, ты, придурок. Кому-то приходится разгребать дерьмо, и капитан Латавистада, который делает это, великий человек. В отличие от членов поганых вроде тебя, которым нравится вырубать парней на вокзалах и убивать их, когда они сидят у себя на диване и читают газету. Но за такие дела медалей не дают. Ну ты, дерьмо вонючее, щас я тебе...
— Заткни пасть, мистер, иначе я заткну ее тебе сам, а все эти кубинцы будут следить за тем, как я выбиваю из тебя дерьмо.
Дерзость Эрла заставила коротышку отпрянуть, но его удивление тут же сменилось гневом. Лицо бандита побелело от ярости, а кулак описал широкую дугу. Легко уклонившись от удара, Эрл, приготовившийся сказать противнику пару теплых слов, преобразовал их силу в стихийную энергию дзюдо и смачно приложил подонка головой о ствол дерева.
Он сделал это еще пару раз и получил удовлетворение, увидев, что из раны на лбу брызнула кровь. А потом бросил коротышку наземь.
— Ну, падла, — прошипел Фрэнки Карабин. — Ну, сучий...
— Ты, кусок дерьма, вставай и убирайся, иначе я выбью тебе мозги и утоплю их в сортире. Ты мне не соперник. Вставай и уходи. Через пять секунд будет поздно.
Но человек не встал. Он приложил руку к окровавленному лбу, распухшему и пурпурно-желтому, как гнилой грейпфрут.
— Ты взял меня на прием...
— Ага. Который называется «быстрее и сильнее». Вставай, кусок нью-йоркского сала. Сейчас я начищу тебе задницу.
Суэггеру хотелось, чтобы коротышка встал, однако тот был не дурак. Карабин остался на месте, но его взгляд хорька и злобно перекошенное лицо говорили о том, что при следующей встрече с Эрлом он пустит в ход пистолет.
— Эрл, Эрл, — примирительно произнес Френчи, пробравшись сквозь кучку кубинцев, любовавшихся на то, как верзила лупит человека меньше себя — излюбленная потеха в полицейских участках всего мира. — Все в порядке. Не обращайте на него внимания.
Он повернулся к коротышке.
— Ну, если Лански узнает, что ты тут выкинул, он отошлет тебя в Штаты в корзине с сеном. Мы занимаемся серьезным делом и не нуждаемся в том, чтобы на нас катил бочку какой-то нью-йоркский громила. Возвращайся в Гавану, иначе я сделаю один телефонный звонок, после которого ты увидишь Манхэттен только во сне.
Коротышка угрюмо поднялся, швырнул в Эрла комком грязи, предусмотрительно промахнувшись, и захромал прочь.
— Это еще что за фрукт?
— Шестерка. Путается с тайной полицией и стучит большим людям, которым принадлежат гаванские казино. Червяк, только и всего. Бить его — слишком много чести.
— Сынок, если ты называешь это битьем, значит, ты не знаешь, что такое настоящее битье.
— Пусть будет так. Ладно, у нас кое-что есть. Кое-что стоящее. Пора ехать.
— Что же это?
— Латавистада расколол свидетеля. Они говорили по-испански, но я понял. Прекрасные Глаза еще поставит все точки над i, но главное уже ясно. Свидетель видел, что в самом конце боя Кастро увел какой-то крестьянин. Но странный крестьянин. Высокий тощий малый с длинными седыми волосами. Судя по описанию, «похожий на поэта». Интеллектуал, представитель богемы — иными словами, битник. Это вам что-нибудь говорит?
Суэггер на мгновение задумался.
— Да, — наконец сказал Эрл. — Он — человек, знающий свое дело. Поверь мне, эти клоуны никогда его не найдут. Он слишком хитер для них.
— А для вас, Эрл? Вам придется охотиться и на него. Вы должны перехитрить этого человека.
Сейчас русский ехал в кабине, рядом со стариком-шофером, и давал ему указания. Спешнев чувствовал засады, заставы и неожиданно появлявшиеся отряды так, словно у него в мозгу был радар. Он всегда знал, на какую улицу свернуть, в какой переулок вырулить, и в конце концов ему удалось вывезти их на окраину города, кишмя кишевшего полицией.
К середине дня они остановились у реки. Кастро помылся и воспрянул духом; во всяком случае, его настроение улучшилось.
— Пора отдохнуть, мой друг, — сказал русский.
— Где? Нам нужно убежище.
— Если мы будем искать убежище, то привлечем к себе внимание. Один шепнет другому, и не успеешь глазом моргнуть, как тебя поставят к стенке. Только на этот раз я окажусь рядом с тобой. Впрочем, к тому моменту глаз у нас уже не будет. Нет уж, спасибо. Отдыхай здесь, у реки. Ляг. Поспи, если сможешь. Нам предстоит долгое путешествие.
— Куда? Я должен быть со своими людьми.
— Они мертвы. Твоя задача — выжить и сделать так, чтобы их жертва не была напрасной. Не будем говорить о глупости сделанного. Если ты в конце концов победишь, то прикажешь историкам назвать эту ночь триумфальной. Если они откажутся, расстреляешь их и найдешь новых. А теперь отдыхай.
Спешнев поблагодарил водителя и отпустил его. Когда грузовик уехал, он подвел юного революционера к самой реке. Тут Кастро никто не видел, зато ему открывался прекрасный вид на город и разбитый проселок, карабкавшийся на вершину холма. Вдали стояло несколько убогих крестьянских хижин с крышами из тростника, окруженных кривыми заборами, осликами и детворой.
