— Жди. Никуда не ходи. Захочется по-большому — вали в штаны. Никому не говори о своем героизме. Жди здесь. Мне нужно кое-что уладить.
— Вы можете доставить меня туда.
Кастро жестом показал на горы, казавшиеся близкими, а на самом деле находившиеся в нескольких милях отсюда.
— И что ты там будешь делать? Жить в пещере? Говорят тебе, жди.
С этими словами русский исчез — так быстро, что Кастро захлопал глазами. Кто он? Волшебник? Ангел? В Бога Кастро не верил, но, как ни парадоксально, верил в Божьих ангелов. Может быть, этот человек действительно был ангелом. Впрочем, кем бы ни был этот малый, он умел творить чудеса. И знал кучу вещей. Особенно по части внезапных появлений и исчезновений.
Молодой человек лег и попытался уснуть. Но он был слишком возбужден. Он видел трупы, раскинутые руки и ноги, лужи крови. Слышал скрежет пуль, впивавшихся в металл. Вспоминал, как на него обрушился дождь осколков, когда пуля разбила лобовое стекло. Думал о том, что он мог сделать, но не сделал. И жалел о сделанном.
Он посмотрел на город, раскинувшийся на противоположном берегу грязной реки. Можно было сразу сказать, что El Presidente очень расстроен маленьким ночным приключением, потому что повсюду сновали патрульные машины и черные автомобили тайной полиции, не имевшие опознавательных знаков. Отряды солдат перекрывали улицы, останавливали машины, выводили пассажиров наружу и проверяли документы. Кастро следил за ними, скрываясь под берегом. В небе жужжали самолеты — несколько старых «мустангов», подаренных американцами своим младшим кубинским братьям. Но самолеты летали высоко и только для успокоения совести; патрульные машины близко не подъезжали; у реки было удобно; день перевалил на вторую половину. Кастро наломал тростника и устроил себе уютное ложе. Эх, жалко, сигары нет... Впрочем, дым привлек бы к нему внимание.
Через несколько часов, уже в сумерках, на дороге появился какой-то старый крестьянин. Он, кажется, не слишком торопился, и никто не обращал на него ни малейшего внимания. И вдруг старик исчез в кустах. Когда Кастро увидел крестьянина в следующий раз, тот был совсем рядом. Тут старик снял шляпу, и Кастро узнал русского.
— Ну, вы просто фокусник...
— Да, пару фокусов я знаю. Держи. Я тут кое-что принес.
Он передал Кастро еду и сумку с одеждой. Рубашка с короткими рукавами должна была прикрыть пояс армейских штанов. Молодой человек снял и отбросил в сторону поношенную гимнастерку, надел белую рубашку, застегнул ее и выпустил наружу, пытаясь замаскировать происхождение брюк. Камуфляж немудреный, но все лучше, чем сержантская форма, о которой теперь знает вся Куба.
Потом он жадно накинулся на еду, как будто не ел несколько дней. Сэндвич с холодной свининой и бутылка теплого пива — что и говорить, изысканная трапеза.
— Что говорят? Что сделали с моими людьми?
— Я уже говорил, забудь про своих людей. Их замели и отправили в казармы, Ojoc Bellos вырезал им глаза, а потом их расстреляли. Такова жизнь. Такова война.
— Всех?
— Большинство. Во всяком случае, так говорят.
— Все должно было кончиться совсем не так. Мы даже не успели проникнуть во двор. Застряли снаружи, и...
— Сам видел. Я научу тебя планировать штурм укреплений. Идиот, разве так делают? На что ты рассчитывал?
— Я думал, что солдаты напьются. И не предполагал, что они будут сражаться за Батисту.
— Они напились, но недостаточно. А на Батисту им плевать. Это деревенские парни, которым до смерти наскучило торчать в казармах. Дай им возможность пострелять, и они будут счастливы. Ты подарил им лучший день в жизни. Теперь они сто лет будут рассказывать о том, как тысяча героически оборонялась против сотни.
— Им повезло. А мне...
— Ты сделал глупость. И не спорь со мной. Для этого ты слишком мало знаешь. Тебе нужно отдохнуть. Скоро мы тронемся.
— В горы?
— У тебя был план отхода?
— Нет. Я был уверен, что мы победим.
— Болван! Мальчишка! Тебе следовало бы оскопить себя, чтобы не плодить дураков.
— У меня уже есть сын.
— Которого ты не видел несколько месяцев.
— Куда мы отправляемся?
— Я все уладил.
— В Гавану! Да, в Гавану!
— Сначала переживи Сантьяго.
— Но будущее...
— Твое будущее — это ближайшие три дня. Я договорился с нужными людьми. Мы увезем тебя. Ты отправишься за границу. Будешь учиться, читать, изучать военное дело, тренироваться, осваивать организацию и управление, расширять кругозор и встречаться с людьми.
— Я мог делать это и раньше. Почему столь щедрое предложение поступило именно сейчас?
— Ты не догадываешься?
— Нет.
— Ты стал знаменитым.
— Что?
— В данный момент ты самый знаменитый из кубинцев. Твой портрет напечатан во всех газетах. Похоже, это свадебная фотография. Вас с Миртой. Конечно, Мирту отрезали.
— Я стал знаменитым?
— Твое имя у всех на устах, но по разным причинам. Полиция и El Presidente считают тебя чудовищем. Американцы — угрозой. А народ — героем.
Молодой человек засветился от счастья. На его лице расплылась широкая улыбка. Он больше не был уличным оратором, изредка появлявшимся на радио, очеркистом крошечной радикальной газеты «Алерта». Нет, теперь он — знаменитость. Он забыл спросить о жене, ребенке, родителях, своих людях. Все они тут же перестали существовать.
— Что обо мне говорят?
— Тщеславный мальчишка! Думаешь, тебе предложат сниматься в кино?
— Нет. Меня волнуют только моя страна и мой народ. Слава мне не нужна. Разве что она позволит мне спасти страну. И...
— Удачный ли портрет?
— Гмм... Да.
— Удачный. Девушкам понравится. Но теперь стоит кому-нибудь тебя увидеть, как последует телефонный звонок, после которого ты останешься без глаз, зато с дыркой в черепе. Так что берем ноги в руки.
— Берем. Но... куда? Они повсюду.
— Предоставь это мне, сынок. Все будет в порядке.
Синяя гора
И река Кауто!
Вечные силы,
породившие нас.
Гора согревает нас своим огромным сердцем,
Чудесный сын высоты и бесконечности.
— Ну, что вы об этом думаете?
— Ужасно.
— Вы и в самом деле не кубинец. Это стихотворение Мануэля Наварро Луны. Из сборника «Поэмы в стиле мамбо». Во-первых, это прекрасные стихи; во-вторых, они описывают то, что лежит перед нами.
— Когда на тебя начнут охоту в горах, ты живо разлюбишь романтическую поэзию. Поверь мне, о таких вещах в стихах не пишут.
Но в чем-то Кастро был прав: перед ними действительно вздымался синий горный хребет Сьерра-Маэстра, нависавший над побережьем. Несколько часов они шли в темноте, пробирались сквозь кустарник, обходили фермы, курятники, избегали больших дорог, рассчитывая отдохнуть днем. Наконец город остался далеко позади, и перед ними не было ничего, кроме... гор.
Они видели горы, покрытые пышной июльской растительностью. Эта часть Кубы больше всего напоминала американский Дикий Запад. За перевалом горы круто спускались к морю.
— Мы пойдем туда?
— У нас есть четкие указания. Возможно, они сменили тактику и принялись прочесывать сельскую местность. Но признаков этого пока не видно. Сейчас дело не столько в нас, сколько в том, что они умеют. Хорошие ли они следопыты? Есть ли у них натасканные собаки? Погонятся ли они за нами во всю прыть или будут делать перекуры дважды в час? Знают ли тропинки? Ориентируются ли в горах? И охотно ли углубятся в них?
— Это солдаты и полицейские. Не думаю, что им нравятся дремучие леса.
— Пожалуй... Тогда встает второй вопрос: участвуют ли в этом американцы? У американцев есть знающие люди. Точнее, один знающий человек. Если так, то нам грозит опасность. Неприятно, но ничего не поделаешь.
— У них есть такой человек?
— Да. Он здесь. Мы встречались. Я его немного знаю.
— Вы должны были убить его.
— На самом деле я убил того, кто должен был убить его. Даже дважды! Тогда я считал, что поступаю правильно. Увы, теперь меня гложут сомнения.
Долгое время все шло хорошо. Они бодро шагали по тропинке, петлявшей между полями сахарного тростника, батраки кивали им, и молодой человек с жаром махал рукой в ответ. Наконец они остановились перекусить неподалеку от кучки лачуг у подножия горы. Никто не обращал на них внимания.
От леса, покрывавшего склон, их отделяла всего лишь полоска земли. К счастью, пока они были невидимы, но росший на этом поле сахарный тростник уже срубили, оставив бурую стерню. Следовало пройти по грязному проселку еще несколько миль и подняться в лес там, где заросли были гуще. Но Спешнев решил рискнуть, чтобы сэкономить время... и на этот раз его решение оказалось ошибочным.
Услышав слабое гудение, Спешнев поднял взгляд и увидел самолет. Он надеялся, что их либо не заметят, либо примут за двух крестьян, мирно идущих по своим делам. Но их заметили и, как видно, за крестьян не приняли, потому что снизились. А надежда на то, что блеф удастся, испарилась, когда молодой человек ударился в панику и, как сумасшедший, побежал к опушке.
