Она посмотрела на него и вздохнула.
– Это долгая история. Она началась двадцать восемь лет назад. Мой отец получил назначение в Вашингтон. Такое часто бывает с военными, быстро делающими карьеру. Там отец подружился с одним человеком. Тот занимался политическим анализом, собирался стать конгрессменом. В то время моя мать ждала меня, а жена того политика тоже была беременна. Отец и этот человек договорились стать крестными родителями детей. Так что этот человек присутствовал при моем крещении.
– И?
– Его политическая карьера сложилась удачно, – продолжала Холли. – Он по-прежнему работает в Вашингтоне. Вероятно, ты голосовал за него. Сейчас он наш президент.
Ричер продолжал идти, ошарашенный этим сообщением. Время от времени он поглядывал на Холли, неуклюже ковылявшую рядом. В ста ярдах к западу от дома командира была еще одна каменистая проплешина, свободная от деревьев. Дойдя до нее, Ричер и Холли повернули на север, навстречу ветру.
– Куда мы идем? – спросила Холли.
В ее голосе сквозила тревога.
Внезапно Ричер застыл на месте. Он понял, куда они идут. Ответ принес ему ветер. Ричера прошиб холодный пот. По спине забегали мурашки. Он посмотрел на инструменты, которые нес в руках, так, словно видел их впервые в жизни.
– Останься здесь, – велел он.
– Нет, – отказалась Холли. – Я пойду с тобой, что бы там ни было.
– Пожалуйста, Холли, оставайся здесь, хорошо?
Удивленная его тоном, она тем не менее снова решительно заявила:
– Я иду с тобой.
Ричер беспомощно пожал плечами, и они пошли дальше. Ричер заставлял себя идти вперед, навстречу тому, что их ждало. Пятьдесят ярдов. Каждый шаг давался с огромным трудом. Шестьдесят ярдов. Ричеру неудержимо захотелось развернуться и убежать. Убежать прочь, не останавливаясь. Броситься в бурную горную реку, только чтобы убраться отсюда ко всем чертям. Семьдесят ярдов. Ричер остановился.
– Подожди меня здесь, Холли. Пожалуйста.
– Почему?
– Не надо, чтобы ты это видела, – жалким тоном произнес он.
Покачав головой, Холли двинулась дальше. Ричер догнал ее.
Сначала они почувствовали запах. Слабый, приторный, который ни с чем невозможно спутать. Один из самых распространенных и ужасных запахов за всю долгую, страшную историю человечества. Запах свежей человеческой крови. Через двадцать шагов после того, как они почувствовали запах, их глазам открылось жуткое зрелище. Безумная круговерть миллиона мух.
Джексон был распят между двумя молодыми соснами. Его раскинутые в стороны руки были прибиты к стволам гвоздями через ладони и запястья. Его заставили приподняться на цыпочки и прибили ступни к основаниям деревьев. Полностью обнаженное тело было изуродовано. Он умирал в течение нескольких минут, можно было не сомневаться.
Ричер застыл на месте, уставившись на копошащуюся массу синих блестящих мух. Холли выронила костыль и сильно побледнела, стала белой как призрак. Она упала на колени, и ее вырвало. Отвернувшись от жуткой картины, Холли ничком распласталась на земле, вцепилась руками в усыпанную хвоей землю. Подняв голову, она разорвала лесную тишину нечеловеческим воплем. И расплакалась.
Ричер не мог оторвать взгляда от мух. Его лицо превратилось в непроницаемую маску. Глаза остекленели. Лишь крохотная жилка, дергающаяся в уголке губ, выдавала его переживания. Он простоял так несколько минут. Наконец Холли, распростертая за земле, затихла. Ричер бросил фомку. Повесил куртку на ветку дерева. Остановился прямо перед трупом и начал копать.
Он копал, переполненный молчаливой яростью. С силой вонзал лопату в землю. Перерубал корни одним свирепым ударом. Натыкаясь на камни, Ричер выворачивал их из земли и складывал в кучу. Усевшись на земле, Холли смотрела на него. Смотрела на его сверкающие глаза на бесстрастном лице и на вздувающиеся бицепсы. Следила взглядом за равномерным ритмом лопаты. Она не произносила ни звука.
От физических усилий Ричеру стало жарко. Вокруг него закружили мухи, оставившие труп Джексона и нашедшие себе новое развлечение. Ричер не обращал на них внимания. Он напрягал все силы, углубляясь на шесть футов в землю. Наконец он прислонил лопату к дереву. Отер лицо рукавом. Не сказав ни слова, взял фомку и подошел к трупу. Отогнал мух. Выдернул гвозди из левой руки. Тело Джексона повисло наискосок. Окоченевшая рука потянулась к яме. Мухи сердитым облаком поднялись в воздух. Ричер подошел к правой руке. Вытащил гвозди. Труп повалился на землю. Ричер выдернул гвозди из ступней. Освобожденное тело сползло в могилу. Воздух, почерневший от полчища мух, наполнился их недовольным жужжанием. Спустившись в яму, Ричер распрямил тело Джексона. Сложил ему руки на груди.
Выбравшись из могилы, он начал засыпать яму, не позволяя себе передышки. Работал без остановки. Мухи исчезли. Ричер копал. Земли было слишком много. Когда он закончил, она возвышалась холмиком, как это всегда бывает с могилами. Придав холмику правильную форму, Ричер бросил лопату. Нагнулся и взялся за камни, которые только что вырыл. Обложил могильный холмик по периметру. Положил самый большой камень сверху, словно надгробие.
Он стоял, учащенно дыша, будто дикарь, раскрашенный в полосы, проделанные струйками пота в слое грязи. Холли молча смотрела на него. Наконец заговорила, впервые за целый час:
– Наверное, надо прочитать молитву?
– Уже слишком поздно, – тихо произнес Ричер.
– Как ты?
– Кто предатель? – ответил он вопросом на вопрос.
– Не знаю.
– А ты подумай хорошенько, – в сердцах произнес он.
Холли сверкнула глазами.
– По-твоему, я не думаю? Чем еще я занималась весь последний час, черт побери?
– Кто он, твою мать? – спросил Ричер, все еще не в силах успокоиться.
– Это может быть кто угодно. В Чикагском отделении добрая сотня агентов.
Холли сидела на усыпанной хвоей земле, сжавшись в комок, жалкая, потерянная. Она верила своим коллегам – сама сказала об этом Ричеру. Она была полна наивной веры. «Я верю в своих». Ричера захлестнул прилив нежности. Не жалости, не сочувствия, а просто мучительной нежности к человеку, чей чистый, светлый мир только что рухнул в грязь. Ричер не отрывал взгляда от Холли, надеясь, что она поймет его чувства без слов. Холли посмотрела на него, и у нее в глазах блеснули слезы. Ричер протянул руки. Холли схватилась за них. Он поднял ее на ноги и привлек к себе. Оторвал от земли и заключил в объятия. Прижал к своей груди, в которой неистово колотилось сердце. Холли уткнулась мокрым лицом ему в шею.
Она обняла Ричера за шею, привлекла его к себе и жадно поцеловала в губы. Ричер ощутил ее прерывистое дыхание. Опустился на колени и нежно уложил Холли на мягкую землю. Ее руки вцепились в пуговицы его рубашки. Его руки стали срывать одежду с нее.
Обнаженные, они слились в объятиях любви прямо на земле, горячо, жадно, страстно, словно бросая вызов самой смерти. Затем, изнеможенные, задыхающиеся, они лежали, не разжимая рук, уставившись на солнечные лучи, тонкими спицами пробивающиеся сквозь полог леса.
* * *Ричер поглаживал волосы Холли, чувствуя, как успокаивается ее дыхание. Он долго молча обнимал ее, глядя на пылинки, кружащие в полоске солнечного света.
– Кто знал о твоих планах на понедельник? – наконец тихо спросил Ричер.
Холли задумалась. Ничего не ответила.
– Кто из этих людей в то время еще не знал насчет Джексона?
Снова молчание в ответ.
– И кто из них не испытывает недостатка в деньгах?
Молчание.
– И кто появился недавно? Кто мог где-нибудь пересечься с Бо Боркеном и купиться на его щедрые подношения? В прошлом? Например, расследуя то ограбление в Калифорнии?
Холли вздрогнула в его объятиях.
– Четыре вопроса, Холли, – настаивал Ричер. – Кто подходит под все четыре?
Она мысленно перебрала все возможности, действуя методом исключения. Алгоритм, через который было пропущено сто фамилий. Большинство оказалось отброшено уже после первого вопроса. Второй позволил отмести еще несколько человек. Третий – еще горстку. Четвертый вопрос оказался решающим. Холли снова вздрогнула.
– Таких всего двое.
Милошевич и Броган сидели плечом к плечу в заднем ряду кресел военного вертолета, пристегнутые ремнями. Макграт, Джонсон и его адъютант втиснулись втроем в средний ряд. Экипаж сидел впереди. Вертолет поднялся в воздух с аэродрома Сильвер-Боу, с грохотом наклонил нос вперед и полетел на северо-запад над Бьюттом на маленькой высоте, развивая максимальную скорость. Это был старый «белл», оснащенный новым двигателем, и он выжимал сто двадцать миль в час, правда за счет оглушительного рева. Поэтому Макграту и Джонсону приходилось кричать в радиомикрофоны, чтобы их слышали.
Макграт вышел на связь с Центром имени Гувера. Он пытался переговорить с Гарлендом Уэбстером. В одной руке Макграт держал микрофон, другой прижимал наушник к уху. Он говорил о ракетной части, не зная, слышит ли его Уэбстер. Просто повторял снова и снова свое сообщение так громко, как только мог. В конце концов Макграт щелкнул тумблером и сорвал с головы наушники. Швырнул их второму пилоту.
