– Пожалуйста, не спорь. Я привыкла за все платить сама.
– Как скажешь.
Пока Марина одевалась, Михаил по телефону заказал такси.
Заказанное такси приехало очень быстро. Михаил пошел проводить Марину до машины.
– Мне очень не хочется отпускать тебя, – сказал он в лифте. – Ты мне понравилась. Я надеюсь, мы еще встретимся?
– Ты что, совсем потерял голову от любви и забыл, что должен обеспечить меня тем, о чем я просила? Поэтому мы встретимся уже завтра.
– Я ничего не забыл, но спросил о другом.
– Не будь таким легкомысленным. Все-таки дела должны быть на первом месте.
Михаил постоял на крыльце подъезда, дожидаясь, пока Марина сядет в такси.
Открывая дверцу, она обернулась.
– До встречи!
– До встречи!
Барби уже твердо решила, что завтрашняя их встреча будет последней. Михаила придется убрать – он слишком много знает.
Марина спросила таксиста:
– Вы не будете против, если я закурю?
– А меня угостите?
– Угощу, – Марина подала длинную египетскую сигарету.
– Что это такое?
– Сигареты такие.
– Американские?
– Американскими вся Москва завалена, а эти поприличнее их будут, американские – ширпотреб.
Автомобиль пронесся по Калининскому мосту. Белый дом был ярко освещен прожекторами. Во многих окнах горел свет.
– Допоздна сидят… Работают, работают, а толку никакого, – проворчал таксист.
– Да-да, толку никакого, – подтвердила Марина.
Автомобиль остановился у входа в гостиницу.
– Сколько с меня? – не глядя на счетчик, спросила Марина.
– Пятнадцать долларов.
Сумма была явно завышенной, но Марина торговаться не стала. Она подала водителю двадцатку.
– Сдачи не надо.
Марина поднялась в свой номер и сразу же включила телевизор. Она увидела на экране того, о ком постоянно думала все последние дни. Хозяин «Нефтепрома» у себя дома давал интервью Он говорил уверенно, даже с апломбом, не забывая любезно улыбаться молодой симпатичной журналистке.
«Ну что ж, улыбайся, улыбайся», – подумала Марина, чувствуя, как ее указательный палец непроизвольно сгибается.
После того как Глеб Сиверов ликвидировал Мерцалова, прошло четыре дня. У Глеба все эти дни держалось приподнятое настроение, как обычно бывает у человека после тяжелой, но успешно выполненной работы. Ирина удивлялась его ровному и веселому расположению духа. Они уже поговаривали о том, не съездить ли им к кому-нибудь в гости, например, к старому генералу Лоркипанидзе.
Но вместе с тем Сиверова точило какое-то смутное беспокойство, ощущение не до конца сделанного дела.
Он копался в себе, но, как ни старался, не мог найти сколько-нибудь убедительного объяснения, и беспокойство только усиливалось.
Ирина заметила состояние мужа. Однажды вечером она спросила:
– Что-то не так, дорогой?
– Все так, – с улыбкой ответил Сиверов.
– А мне кажется, тебя что-то беспокоит, гнетет. Или я стала мнительной из-за беременности?
– Да, беременность иногда играет плохие шутки, имей это в виду и поменьше бери в голову, – сказал Сиверов и подумал: «А может, это я стал мнительный? Переработал, устал и не могу отключиться?..»
– Нет, Глеб, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы ошибаться, это точно.
– Может быть, ты и не ошибаешься, – негромко обронил Глеб и, подойдя к окну, стал смотреть на ночной пейзаж.
– Ладно, я пойду спать. Если ты не хочешь говорить со мной.
Глеб подошел к Ирине, поцеловал ее в щеку.
– Иди ложись, я скоро приду.
Но это «скоро» растянулось на несколько часов.
Ирина давным-давно уснула, а Глеб все еще расхаживал от окна к стене и обратно и так же по кругу гонял свои мысли, вновь и вновь прокручивал в мозгу события, анализировал, сопоставлял – и чувствовал, что плутает в тумане.
«Поговорить, что ли, с Потапчуком? Но еще, наверное, не время. Надо же когда-то и спать. И генерал пусть отдохнет».
* * *
Утром Глеб проснулся рано. Ирина тоже проснулась, хотя Глеб старался по возможности бесшумно подняться и одеться.
– Куда ты, Глеб?
– Нужно поехать по делам.
– Это действительно нужно?
– Ты сомневаешься?
– Нет.
Целый час Глеб бесцельно колесил по утренней Москве, будто преследовал ускользающую догадку.
Наконец решил: «Надо ехать на мансарду».
Он поднялся, устроился перед компьютером в своей потайной комнатке и принялся просматривать картотеку. Он делал это чисто механически, пробегал глазами строчки, затем нажимал клавишу. Текст двигался выше, мелькали фамилии, цифры, комментарии…
И вдруг, без всякой связи с просмотренной информацией, вынырнула из памяти одна маленькая деталь, вынырнула так внезапно, что Глеб вздрогнул, сердце забилось сильнее.
– Ну-ка, ну-ка…
Он быстро нашел бумаги, которые дал ему генерал Потапчук еще тогда, в управлении, бумаги о двух убийствах, связанных с торговлей нефтью, – в римском «Хилтоне» и в «Пещере горного короля».
«Вот что меня беспокоит! – Глеб прочел несколько строк. – Да, да! И я, и генерал Потапчук сделали абсолютно неверные выводы. К убийству в Риме Мерцалов не имеет никакого отношения. Слишком уж хорошо я его знаю. Слишком хорошо знал, – поправил себя Сиверов. – Знал, знал… Ну, думай! Думай! – Глеб еще раз перечитал четыре строчки и откинулся на спинку кресла. – Нет, конечно же, нет! Это не Мерцалов».
Сиверов вскочил. Неуловимая, как призрак, догадка сама явилась к нему.
Аль-Рашид был застрелен, когда собирался заняться любовью со своей итальянской подружкой.
"Но почему именно тогда, когда они уже разделись, но еще не легли в постель? Ведь в любой момент можно было нажать на спусковой крючок, в любой момент.
Но выстрел был произведен, согласно материалам расследования, до полового акта, это подтвердила и любовница Аль-Рашида. Мерцалов так не сделал бы. И я бы так не сделал. Мужчина так не поступит. Мужчина досмотрел бы до конца, мужчине было бы интересно, как они трахаются. Значит, какой вывод из этого следует? Вывод из этого сделает даже полный дебил: если не мужчина прятался в здании напротив, то… При всем богатстве выбора другой альтернативы нет! Как это мне не пришло в голову сразу? Это надо было сообразить мгновенно. Но у меня не было времени, да и авторитет генерала Потапчука слишком велик. Ведь он сказал, что над этими бумагами работали его аналитики, работал он сам и еще этот генерал Решетов из «девятки». В общем, я, Глеб Сиверов, поверил. Поверил, а теперь… А что, собственно говоря, теперь? А теперь вот что: если стреляла женщина, то почему бы…"
И Глеб, хлопнув в ладоши, схватил телефонную трубку.
– Потапчук слушает.
– Федор Филиппович, доброе утро.
– А, доброе утро, Глеб Петрович. Откуда ты ни свет ни заря? Что-нибудь случилось?
– Да, случилось. У меня есть очень важные соображения.
– По поводу чего?
– По поводу нашего дела.
– Так оно уже закрыто. Включая особый режим финансирования.
– А мне кажется – нет.
– Как это нет? Ты что?
– Я уверен, что дело не закончено и что оно может закончиться в любой момент – не в нашу пользу.
– Да что ты такое говоришь?
– Я сейчас к вам еду.
– Давай, давай, жду тебя и любых малоприятных сюрпризов.
– Не вам на сюрпризы обижаться.
Не прошло и получаса, как Глеб входил в кабинет генерала Потапчука, в старомодный кабинет с огромным столом, на котором стоял хрустальный стакан с остро отточенными карандашами и лежало несколько листов чистой бумаги. Генерал был явно озадачен. Если Слепой утверждает, что дело не закончено, значит, у него есть на то веские основания.
Сиверов и Потапчук обменялись крепкими рукопожатиями. Генерал кивком предложил Глебу сесть.
– Не сидится, Федор Филиппович, – Сиверов прошелся из угла в угол просторного, как классная комната, кабинета. – А можно кофе? Я с утра так и не успел выпить.
– Кофе сейчас будет.
Генерал по селектору заказал кофе.
– Так с какими соображениями ты ко мне пожаловал?
– Федор Филиппович, мы с вами сделали много, но не все.
– Погоди, Глеб, давай по порядку.
– У нас, возможно, мало времени, чтоб по порядку.
– Ну ладно, излагай, как знаешь, а я попытаюсь сообразить на ходу.
– Дело в том, Федор Филиппович, что Аль-Рашида пристрелил не Мерцалов.
– Не Мерцалов? Тебе что, сегодня ночью явилась его тень и поведала обо всем?
– Нет, тень не являлась, хотя заснуть я не мог.
– Тогда откуда у тебя подобные мысли?
– Генерал, вы ведь читали сообщение итальянской полиции?
– Это не полиция, Глеб, это спецслужба – наши коллеги.
– Не важно. Значит, сообщение ваших коллег. Вы внимательно читали?
– Конечно, внимательно. И не я один.
– Вы не обратили внимание на то, в какой момент был застрелен Аль-Рашид?
– Ну, в тот момент, когда он и Джульетта Лоренцетти предавались радостям жизни.
