…Дальше дорога на рандеву петляла по заброшен ному полю среди пожухлых трав, потом стала взбираться на косогор, нырнула в тень деревьев и вывела к обрыву. Там, под старыми березами, ждал Эдгар. Он сидел на узловатом, выступающем из земли корне и курил сигарету. Рядом лежали чехол с удилищами и рюкзак.
— Тебя почти не пришлось ждать, — сказал он с ухмылкой.
— Скажи лучше, есть ли в этом болоте рыба?
К реке надо было спускаться по крутой, осыпавшейся под ногами тропинке. Заводь была тихая, спокойная, заросшая до середины ряской. На противоположном берегу паслись коровы, и до нас доносилось звяканье бубенцов и глумливое мычание.
— Здесь? — Эдгар обиделся. — Да здесь все кишит рыбой!
* * *
…Когда ловить дальше не имело смысла, я смотал леску и уселся на поваленное дерево. Скоро вернулся и Эдгар.
— Ну как? — я окинул его взглядом.
— Вот, — он достал нацепленных на кукан окуней и молодую щуку, из тех, что называют «голубое перо».
Щука была очень красивая, узкая и стремительная, как лезвие ножа.
— А у тебя? — спросил Эдгар.
— Поскромнее.
— Честно?
— Сам проверь.
Эдгар развязал мешок, сложил туда свой улов. Потом сел рядом, достал сверток, термос и газету. Разложил на ней ломтики копченого окорока, хлеб, кудрявые листья петрушки.
— Приобщайся, — посоветовал он.
Я кивнул и взял веточку петрушки.
— Ты что-то бледный, — заметил Эдгар, — плохо спал?
— Нет, мне грызет душу имущественная проблема, — я улыбнулся.
— Как это? — он сложил брови домиком.
— Очень просто… — и я рассказал про плащ.
— История… — сказал Эдгар задумчиво. Тебе бы надо в милицию заявить. Мало ли что…
— Видишь ли, Эд, — я помахал веточкой петрушки, — у меня такое ощущение, что с этой женщиной поступили по-свински. И как бы там ни было, не я буду тем, кто выставит это на всеобщее обозрение.
— Да, бы тоже не смог, — Эдгар шумно вздохнул. — Пей чай.
— Чай — это замечательно. В чае витамин С. А витамины — это вещь. От витаминов у юных дев пропадают прыщи, а у мудрых старцев вырастают зубы.
— Эк тебя занесло, — сказал Эдгар с раздражением. — Чего ты хочешь?
— Давай собираться. Не сидеть же до ночи на берегу? Куда денем улов?
— Что-нибудь придумаем.
— Если ты не против, я уже придумал.
— Не против.
Мы поднялись по осыпавшейся тропинке наверх, к церквушке, и я заметил, что у самого обрыва рос зеленый и тонкий подсолнух. Он клонился на ветру и, казалось, готов был броситься в реку.
— Чего же ты хочешь? — повторил Эдгар.
— Когда муж уходит от жены… Слушай, а что он из себя представляет, этот Бессонов?
— Как тебе сказать… Типичный представитель нашего поколения.
— Вот как? А мне показалось, он лет на десять старше.
— Все равно, в сущности, мы — одно поколение. И те, кому тридцать и кому пятьдесят. Ведь не в возрасте дело.
— А в чем?
— Мы одинаково относимся к жизни.
— Любопытно. А как мы к ней относимся;
— Равнодушно. Как говорил один мой знакомый — была без радости любовь, разлука будет без печали.
— Он что, пьет?
— Бессонов? Нет, у него крепкие нервы.
— Не пьет и не гуляет. Образцовый, стопроцентный?..
Эдгар наклонился и сорвал лист подорожника.
— Натер ногу, — объяснил он. — Надо будет приложить. Отличное средство.
— Ну и осторожный же ты тип. По сути, мне наплевать на нравственность твоего приятеля. Чисто корыстный интерес.
— Просто не люблю сплетен. Но если здесь замешана женщина, то… Некоторое время назад у него в отделении лежала одна особа, в судьбе которой, как мне кажется, он принимал живое участие… Ходили слухи… Ее зовут Вера, если не ошибаюсь.
— Тоже нашего поколения?
— Нет, из следующего.
— А оно чем отличается?
— У них одна любовь, без радостей.
Мы как раз проходили мимо дома с резными наличниками.
— Подожди…
Я перебрался через гравий, обогнул оранжевую дорожную машину и подошел к забору. Моя старушка копалась в огороде.
— Сударыня!
Она подняла голову и, прикрыв глаза ладонью, посмотрела на меня.
— Хочу отдать компенсацию за изуродованные грядки с огурцами, — я протянул ей мешок с рыбой.
Старушка подошла поближе и улыбнулась.
— У вас доброе сердце, — она взяла наш улов, — приходите ко мне как-нибудь. Думаю, несмотря на преклонный возраст, смогу развлечь вас беседой.
Я вернулся к Эдгару. Он ждал меня, посматривая на часы.
— Теперь куда? — спросил он. — Сегодня я весь твой. Можем пойти, выпить холодного пивка. С солеными баранками.
— Сто лет не грыз соленых баранок. Только сначала узнаем телефон этой Веры. Придется поторопить события — неизвестно, когда Бессонов снова нагрянет к своей благоверной. А я без плаща чувствую себя неуютно. Без документов, кстати, тоже.
— Сегодня в клиническом дежурит, кажется… Ладно, узнаем, — Эдгар задумчиво почесал переносицу.
* * *
До института мы доехали на автобусе. Удилища засунули в шкаф. Я умылся, причесался. Одним словом, привел себя в порядок.
— Пойдем, — сказал Эдгар, — нам на третий этаж. Только учти — знакомлю и ухожу. Иначе они решат, что сую нос в их дела. У клиницистов болезненное самолюбие…
Все коридоры в этом здании специфические, больничные.
— Вот, — Эдгар толкнул одну из дверей. — Знакомьтесь, товарищ из Москвы. А это — Николай Петрович…
За столом сидел мужчина лет сорока с лицом очень здорового человека.
— Чем обязан? — он поднял голову.
— Это уж вы без меня выясняйте, — Эдгар поспешил дезертировать. — Приходи потом в лабораторию, — бросил он мне напоследок.
— Садитесь, — сказал мужчина, когда дверь за Эдгаром закрылась, — я вас слушаю.
— Я журналист…
— Очень приятно. Я догадался, что вы не имеете отношения к медицине.
— Каким образом?
— Человечество делится на врачей и пациентов. Одни чувствуют себя не в своей тарелке, когда снимают белый халат, другие, когда надевают. Вы относитесь ко вторым. Так чем могу вам помочь?
Я откинулся в кресле:
— Моя просьба несколько необычна… Нужен адрес и фамилия одной бывшей пациентки.
— А, понятно, — на лице собеседника появилась проницательность популярного киногероя, — какая-нибудь темная история, да? А вы из какой газеты? Мы из московских только «Комсомолец» тут получаем. И — «Медицина для вас».
— Никакой жалобы, — я протестующе поднял руку. — Никаких темных историй. Только фамилия и адрес. Тут, думаю, нет врачебной тайны?
— Если ваш интерес не касается подробностей медицинского характера… Так кто вас интересует?
— Молодая женщина, она лежала здесь в прошлом году…
— У нас много молодых женщин, — он грустно улыбнулся. — К сожалению.
— Ее зовут Вера…
Кустистые брови пришли в движение.
— Вера?.. Но откуда вы… Впрочем, Вера — имя не уникальное…
— Ее лечил ваш коллега, Бессонов.
Он взял со стола шариковую ручку и вдруг сжал ее, словно хотел сломать.
— Бессонов… Спросили бы у него. В понедельник…
— Дело срочное.
— Странно…
Он встал и подошел к окну. Потом резко распахнул его.
Комнату наполнили звуки города и сырость. Опять начал накрапывать дождь. Я поднялся и встал рядом.
— Не знаю, вправе ли я, — наконец сказал он, — Бессонов не любит, когда вмешиваются в его жизнь.
— Давно с ним знакомы? — спросил я.
— Да, вместе работали на «Скорой помощи». Зачем вам нужна эта девушка?
— Просто поговорить. Тема касается только меня.
— Валяйте. Ее фамилия Громова. Можете встретить каждую ночь на дискотеке. Ходит туда как на работу.
— А адрес?
— Дискотеки? Спросите у любого пацана, он расскажет, где.
У нас всего одна ночная дискотека. Провинция-с, — он усмехнулся и изучающе уставился на меня.
— Я бы не хотел разыскивать ее в ночном заведении. Лучше бы я съездил к ней домой. Где она живет?
— Вот этого… не знаю.
— Но ведь в истории болезни…
— Истории болезни нет…
Он подошел поближе и вдруг сжал мне локоть. Пальцы у него были железные. Пальцы врача «Скорой помощи».
— Как нет?
— Очень просто. Она пропала.
— Позвольте… Но ведь есть порядок…
— А уж это, позвольте, не ваше дело. Прошу!
И он самым издевательским образом подвел меня за локоть к двери и распахнул ее передо мной.
* * *
В лабораторию Эдгара я поднимался пешком по лестнице. Здание было пустынно, и мои шаги отдавались на всех этажах. Мимо прошла пожилая медсестра и, как мне показалось, подозрительно на меня покосилась.
Когда я вошел, Эдгар сидел на корточках перед шкафом и рылся на нижней полке.
