– Дырка у тебя в заднице! Все остальное именуется отверстиями…
Струге улыбнулся. Ему очень импонировал этот пожилой следователь по фамилии Выходцев. Почему он нервничает? Да потому что Струге ушел! А когда судья был в номере, Борис Сергеевич впервые за это утро почувствовал, что туман стал рассеиваться.
Он не стал выходить, когда прибывшие по вызову «труповозы» уносили тело Феклистова. Не двинулся с кровати, когда слышал голоса удаляющейся к лифту следственной группы. И оторвался от журнала лишь на стук в дверь номера.
На пороге стоял Выходцев. Ни слова не говоря, он прошел к Струге, положил на стол визитную карточку и, многозначительно посмотрев на судью, протянул ему руку. Когда за прокурорским работником закрылась дверь, Струге в ярости метнул журнал в угол номера.
– Ты чего, Антон Павлович? – испугался Меньшиков.
– Ничего. Вспоминаю напутственные слова своего друга, которые он сказал перед моим отъездом.
– А что он сказал?
– «Сказался бы ты, Струге, больным, да не ездил бы никуда»…
– В чем-то он был прав, – хмыкнул Максим Андреевич. – Только тебе-то какое дело до этого убийства? Как открыли уголовное дело, так и закроют. Проще всего сейчас найти в деятельности этого мрянского судьи криминальный момент и списать все на самоубийство из-за приступа воспаленной совести. Ты что, что-то видел или слышал?
– Ничего я не видел и не слышал, – вздохнул Антон. – И не чувствовал, и не догадывался.
– Вот и успокойся. – Меньшиков встряхнул журнал и уткнулся в него.
Струге поднялся, молча достал две бутылки пива и сбил пробки. Отдав одну из бутылок Меньшикову, вернулся на свою кровать и сделал большой глоток.
Максим Андреевич крякнул.
– Зрение совсем ни к черту стало! Приходится носом по листам уголовных дел водить. Очки есть, но носить стесняюсь. Тридцать пять лет без очков, а вот за последние пять лет никак привыкнуть не могу. Линзы предлагали, да я вот думаю…
Этот бессмысленный разговор прервала с грохотом распахнувшаяся дверь. В номер самым бесцеремонным образом ворвалась администратор, за спиной которой, как насупленный пингвин, передвигался какой-то мужик с чемоданом. Искусно маскирующие свою любовь к пиву судьи из Тернова и Воронежа были «застуканы» на месте совершения «преступления» с бутылками в руках.
– Так, товарищи! Кто из вас Меньшиков? Вы? Очень хорошо. Вы говорили, что разнарядка из Воронежа должна прийти. Разнарядка не пришла. Второе место этого номера забронировано для судьи из Мурманска. Вы сами виноваты в том, что никак не можете договориться с начальством. Вам придется покинуть не только этот номер, но и гостиницу. Мест нет, а все свободные номера заполнены по разнарядке Верховного суда!
– Позвольте! – возмутился Струге. – Судья прибыл из Воронежа на учебу, как и все мы! Куда вы, на ночь глядя, собираетесь выкидывать человека?!
– Я ничего не знаю, товарищ Меньшиков, ваше место отдано, в соответствии с разнарядкой, товарищу Бутурлину…
– Черт! – перебил Струге. – Как при совдепе! Какая разнарядка?! Нас уже приняли в Экономическое сообщество! Вы что, не в курсе?! Что за дурдом такой?
– …Из Мурманска, – утвердила дама. – Я, конечно, сожалею, но в отличие от ваших судов, в которых даже в условиях процветающего Экономического сообщества не могут решить элементарную проблему вселения судьи, наша гостиница работает четко. Закон есть закон, не так ли, товарищи? Так где дурдом после этого?
Меньшиков попрощался и договорился с Антоном о завтрашней встрече в академии. Делать было нечего. Он покинул номер, оставив Струге один на один с новоиспеченным постояльцем.
– Я – Бутурлин, – буркнул тот и прошел к своей кровати. – Иван Николаевич. Отродясь не видывал таких пошлых номеров…
Глядя, как новый сосед выкладывает в тумбочку «Детское» мыло и зубную пасту «Жемчуг», тщательно расправляет на вывешенных в шкаф брюках складки, Струге подумал о том, что сбываются все его худшие опасения. К нему в соседи попал брюзга и фраер. А как хорошо все начиналось…
– Кого здесь уже успели «замочить»? – не глядя на Антона, поинтересовался Бутурлин. Не дожидаясь ответа, задал второй вопрос: – В номере клопы есть?
После этого дуплета Струге понял, что «лучшие» моменты его пребывания в столице еще впереди.
Между тем Бутурлин проверил ванную.
– Как в морге, – констатировал он, выходя и выключая свет. – Кафель на полу, кафель на стенах. А вот занавесочки для душа нет. Свинство.
Думая о том, как поменять номер, Антон потягивал пиво и листал журнал. Он уже понял, что им двоим в одной комнате не ужиться и часа. Впереди – вечность, целый месяц. Если ничего не изменится, Струге вернется в Тернов неврастеником.
– Вы обратили внимание, коллега? – продолжал досмотр Бутурлин. – В номере напротив стоит телевизор «LG»! А у нас – занюханный «Рубин». И кровать моя расположена изголовьем на север. Так и до мигрени недалеко. Вы не будете возражать, если я ее разверну?
– Может, будет проще не мебель вертеть, а лечь головой на юг? – Антон чувствовал приближающуюся изжогу и поторопился запить ее «Гессером».
– Ерничаете, а напрасно, – заявил Бутурлин. – Во всем должен быть порядок. Если у кровати изголовье определено, то это – изголовье, а не наоборот. Я почти уверен, что наши постели расположены в зоне отрицательного воздействия. Это определяется просто. Все помещения разделены на зоны. К примеру, кошка всегда ляжет в ту зону, где человеку спать не рекомендуется. А где в пустой комнате расположится для сна собака – там и необходимо организовывать место для сна.
– Надеюсь, вы не собираетесь привести сюда собаку? – В номере было душно, и Струге обмахивался журналом. Над журналом сверкали его глаза.
Бутурлин не замечал этого блеска, так как был занят перемещением своей кровати. Закончив пертурбации, он отнес ботинки в прихожую и уже оттуда гаркнул:
– Вот у вас, коллега, в зале заседаний, у какой стены расположен стол? У восточной или западной?
– У меня астролябия сломалась.
Бутурлин вернулся в комнату:
– Непременно у западной должен стоять. Не знаете, здесь столовая есть?
Появление Бутурлина отвлекло Струге от размышлений об убийстве. В гостинице уже давно не было милиции и прокуратуры. Труп увезли, и вместе с ним исчезло состояние нервозности у всех постояльцев. Феклистова до этого момента никто из них не знал, и никто никогда не видел. Поэтому Струге был единственным, кто думал об этом странном убийстве. Оно на самом деле было необычно.
Антон вдруг вспомнил слова Выходцева о том, что смерть Феклистова наступила в период с шести до семи часов утра. Вряд ли столичный эксперт мог ошибиться в определении наступления смерти на два часа. Можно не сомневаться – матерый эксперт без хронометра и вскрытия назовет вам момент убийства с разницей в полчаса-час. Выводы эксперта по определению времени наступления смерти в таких случаях безошибочны. Если бы Струге поднялся в номер пятью минутами раньше, то возможность встретиться с мрянским судьей была бы нулевой! Но Струге увидел убитого последним! Вот то, о чем перед отъездом говорил Вадим Пащенко!!
Антон бросил в ноги журнал и уткнулся взглядом в соседа. Поняв, что Струге не расположен к разговору, тот улегся на кровать и взял в руки журнал. Тот самый, что совсем недавно читал Меньшиков…
При воспоминании о бывшем соседе Антон вновь почувствовал тоску. Ну кому было нужно поменять Максима Андреевича на этого Ивана Николаевича?! Когда со Струге происходило нечто подобное, он всегда признавался самому себе в том, что совершил какой-то грех, за который и расплачивается. Силясь вспомнить свои возможные проступки, он окончательно уверился в том, что дуреет прямо на глазах у самого себя. Бутурлин довел его до прострации в течение нескольких часов. И сейчас тот с чувством исполненного долга лежит и читает журнал. Антон оценил его внимательным взглядом…
Пузатый коротышка, чем-то напоминающий милиционера, с которым Антон столкнулся сегодня днем в холле гостиницы. Залысины на лбу и огромные, бесцветные глаза, кажется, никогда не меняющие своего недовольного выражения. Струге вздохнул. Этот новый сосед оказался полной противоположностью предыдущему. Единственное, что их роднило, это плохое зрение. Однако и тут они разнились. В отличие от Меньшикова, который стеснялся носить очки, Бутурлин постоянно перемещал на своем носу огромные выпуклые линзы в роговой оправе. Такие очки Струге последний раз видел на своем преподавателе математики, когда учился в пятом классе. Вспомнив это, Струге вспомнил и другое.
«Этого преподавателя осудили за педерастию как раз в конце того учебного года…»
Аналогия вызвала приступ изжоги.
– Ма-а-ать моя… – Струге поднял глаза вверх и опустил на горячий лоб ладонь.
– Вы правы. – Бутурлин поймал взгляд Антона. – Удивительно засранный потолок. В последний раз его белили, наверное, два года назад.
